Близится утро - Сергей Лукьяненко

Часть третья. Катакомбы и приграничье

Глава первая, в которой мы возносимся к вершинам изящной словесности, но затем уходим от света

Аквиникум славится своей оперой, а вот искусство лицедеев в нем особым почетом не пользуется. Но все же театр в нем был, большой и помпезный, пусть даже без всяких новомодных штучек вроде крутящейся сцены. Построили здание лет триста назад, и вряд ли в нем что-то сильно изменилось. Даже люстры были со свечами, никаких керосиновых или карбидных фонарей. Бархат кресел в ложе, где мы сейчас сидели, истерся почти до дыр, но никто не озаботился поменять обивку.

Если судить здраво, то прятаться в толпе тогда хорошо, когда прятаться надо недолго. Сам по себе я бы в театр ни за что не пошел. Но руссийский шпион, которому мы поневоле доверились, на своем настоял.

И теперь мы сидели на представлении и ждали, кто войдет в ложу – Фарид Комаров, чтобы вывести нас из Аквиникума, или Стража, тем же самым Комаровым приведенная. Сидели все вместе, даже охранников своих Жерар Светоносный прихватил. Сидели с немногочисленными пожитками – Комаров ничего толком не объяснил, но вещей велел брать как можно меньше. Я избавился от причудливых старомодных одеяний, но и к одеждам иудея не вернулся. Надел то, в чем из Урбиса бежал: нехитрую, но прочную одежду купеческого слуги. Облачение не для театра, но именно так посоветовал всем одеться руссийский шпион: попроще да покрепче. Будто в пеший поход.

Тяжелая работа – ждать...

Жерар и Антуан вроде как особых беспокойств не испытывали. За действом на сцене не следили, а тихонько разговаривали с Маркусом. Природу его понять пытаются... что ж, им, мудрым, и карты в руки.

Арнольд просто таращился на сцену с таким постным лицом – сразу видно, не о пьесе он думает, о своем, и тревожить его не стоит.

Петер тоже молчал, погруженный в размышления. И размышления эти я вполне понимал. Благодарность за исцеление – одно, а вот отправиться в долгое и опасное путешествие – другое.

Луиза – вот уж чего не ожидал – задремала в кресле, руки на животе сложив, и даже похрапывать временами начинала.

Только лишь Хелен, сидящая рядом со мной, наблюдала за пьесой, а ничем серьезным не занималась.

– Помнишь, как мы смотрели пьесу в Миракулюсе? – Тихо спросил я.

– Это когда ты решил, что Маркуса увидел? – ответила летунья не оборачиваясь. – Помню.

– Кажется, будто год назад это было. А ведь и месяца не прошло.

Хелен мимолетно и раздраженно посмотрела на меня. Потом ее лицо смягчилось.

– Бывает хуже. Бывает, что старое – будто вчерашний день вспоминается. Это значит, жизнь прошла... или уходит.

Она протянула руку и взяла мою ладонь.

Я снова посмотрел на наших спутников. И решился:

– Хелен... если мы выберемся из Аквиникума. Маркус теперь не одинок, а в османских землях нас найти трудно будет... Ты не устала от всего этого?

– Предлагаешь бросить всех и уйти? – уточнила Хелен.

– Почему же бросить? Попрощаться и уйти.

– Вдвоем?

– Да.

Хелен усмехнулась и не ответила.

– Я ведь вижу, как это тебе все надоело. Ночная Ведьма, – прошептал я. Бежать, от бывших товарищей скрываться, жизнью рисковать, в грязи барахтаться...

– Если я уйду сейчас, – сказала Хелен, – то навсегда для своих товарищей предательницей останусь. Для меня одна дорога – доказать, что не зря мы Маркуса от Стражи спасаем. Понимаешь?

– Какое тебе дело, Хелен, кто и что про тебя думает? – спросил я. Поверь... я на дне жить привык. Не важно это.

– Я не могу так. Поверь.

– Конечно. – Я пожал плечами. – Я не высокородный аристократ, и честь для меня – пустой звук...

– Не пустой, – возразила Хелен. – Но ты боишься. И не за себя, за нас всех. Потому и предлагаешь уйти. Нет, Ильмар. Ты не уйдешь, сам ведь понимаешь.

И я не уйду. Хотя и впрямь устала, мне три дня у сумасшедшей тетки Арнольда райскими садами показались: мягкая постель, теплая вода, книги на полках...

Давай лучше пьесу смотреть, Ильмар. Для меня это тоже удовольствие.

Я вздохнул, но ничего не ответил.

Права летунья. Уйти сейчас – словно в собственной слабости признаться. У нее своя честь, у меня своя... маленькая, но все-таки есть.

Я стал мрачно смотреть на сцену.

Шла сегодня в театре комедия «Посрамление Дона Хуана», повествующая о знаменитом ловеласе. Играли актеры плохонько, даже уличные комедианты порой выглядят достойнее, но иногда и впрямь было смешно. Особенно после того, как некая дама оказалась неудовлетворенной Доном Хуаном и прилюдно заявила о том.

Толпа скопцов, которые до того появлялись в мизансценах и, пуская слюни, обсуждали амурные подвиги Хуана, тут же начала его злословить. Один заявил, что Дон Хуан растратил всю данную мужчине силу, и теперь ему ничего не остается, кроме как уйти в скопцы. Другой утверждал, что, кроме совращения своей кормилицы, Дон Хуан никаких сердечных приключений никогда не имел, да и с кормилицей не все ясно. Третий кричал, что никогда больше не станет интересоваться сплетнями о Хуане, четвертый же сетовал на то, как его обманул гнусный селадон, вообще вызвав его драгоценный интерес. Пятый, лицемерно воздев глаза, клеймил пристрастие к красному вину, которое обессилило Дона Хуана. Ну а шестой заявил, что теперь он сам станет прославленным дамским угодником.

Все это время в глубине сцены Дон Хуан соблазнял очередных девиц. К концу же первого акта появилась неудовлетворенная им дама с большим накладным животом.

Наступил антракт, зрители потянулись в курительные и буфеты. Мы продолжали сидеть в ложе. Комарова все не было. Я заметил, что Жерар Светоносный все более и более мрачнеет, впрочем, как и остальные. Разве что Антуан продолжал беседовать с Маркусом.

Поймав мой взгляд, Жерар перегнулся через кресло и негромко сказал:

– Если до конца пьесы руссиец не явится, нам придется выбираться отсюда.

На улицах уже могли появиться патрули Стражи.

Я это понимал и сам.

И то, что самые мизерные шансы, которые у нас час назад были: уйти по реке или все-таки на летное поле прорваться и Хелен с Маркусом на планере из города отправить, уже иссякли. Если мы зря доверились Комарову...

– Как он отсюда нас вывести собирается? – не сдержал раздражения Жерар. Из центра города!

Да, теперь-то мы об этом задумались... раньше надо было.

– Комаров говорил, что придет не раньше антракта, – сказал я, самого себя убеждая. – Наверняка есть у лазутчика тайные ходы...

– Конечно, подземный ход от Аквиникума до Казани, – поморщился Жерар. Ладно... ждем.

Но ждать не пришлось. Едва-едва стали возвращаться в зал зрители, как в запертую дверь ложи постучали. Жерар кивнул Луи, и охранник, откинув скрывавшую дверь бархатную портьеру, заглянул в смотровую прорезь. Повернулся к Жерару, сообщил: