Последний порог - Андраш Беркеши

— Ты хочешь, чтобы я не называла себя твоей любовницей? — спросила она, обращаясь к Чабе.

Юноша взял ее руку и попросил:

— Я хотел бы, чтобы ты больше не говорила этого.

Девушка не отняла руки, лишь слегка покачала головой.

— Вчера вечером я долго разговаривала с отцом. Ты же знаешь, что мы любим беседовать с ним. Вот я ему все и рассказала о нас.

— Все?

Девушка кивнула.

— Это, конечно, странно, но разговор как-то зашел, вот я и рассказала. И стыдно даже не было сначала. Только потом, когда я поняла, что папу мои слова огорчили.

— Он что-нибудь сказал?

На лице девушки все еще бродила странная улыбка, которая делала его каким-то чужим.

— Сначала он долго молчал, — продолжала она, — а потом сказал: «Словом, ты стала любовницей Чабы? Рано ты начала, Анди, очень рано. Боюсь я за тебя». «Может, позже я и пожалею об этом, — сказала я ему, — но сейчас я очень счастлива. Мы решили пожениться». — Она вынула ладонь из руки юноши и поправила прическу. — Отец сказал, что он не рад этому, хотя и любит тебя, считает порядочным парнем и уверен в том, что ты меня любишь. Но, по его словам, я могу быть только твоей любовницей, а не женой.

— Глупости какие! — с чувством проговорил Чаба. — Не обижайся, но твой отец спятил. Это почему же ты не можешь стать моей женой?

— Потому что жизнь сейчас пошла черт знает какая! Он так и сказал, и тут я с ним полностью согласна. По словам папы, ты напрасно хочешь взять меня в жены, так как дядюшка Аттила на это никогда не согласится. Дело между вами дойдет до скандала и кончится для тебя трагически. Ты еще и сам не знаешь своего отца.

— Я не знаю, а дядюшка Геза, выходит, знает, да?

— Да, Чаба, отец, конечно, лучше тебя знает твоего старика. «Аттила порядочный человек, но на свой манер», — сказал он. — И она, посмотрев на юношу, спросила: — Понятно?

— Ничего мне не понятно.

— Словом, отца твоего переубедить нельзя. Во многих вопросах он придерживается либеральных взглядов, но от семейных традиций не отступит ни на шаг. Для него соблюдение семейных традиций — святое дело. А в понятие «семейные традиции» много чего входит. Ты должен жениться на достойной. Семья Хайду не должна вымереть, а если твоя будущая жена не родит тебе сына, ты обязан будешь развестись с ней.

— Ты мне его родишь, и мне не придется разводиться. Ты не нарушишь нашей традиции. И давай оставим этот глупый разговор. — Чаба нервно забарабанил пальцами по столу: — Я очень хорошо знаю десять заповедей семьи Хайду, но они меня не интересуют. — Анди хотела было что-то возразить, но юноша остановил ее: — Знаю, ты хочешь сказать, что сын Хайду не может жениться на девушке ниже себя рангом, а ты у меня выше всех рангов, и я женюсь на тебе. Весь вопрос будет заключаться только в том, пойдешь ли ты за меня, если у меня ничего, кроме диплома, не будет.

— Уж не считаешь ли ты, что меня интересует твое состояние? — спросила Анди. — Чаба, я завтра уезжаю. Я тебя люблю, и мне этого достаточно. Давай не будем говорить о браке. Время покажет.

Юноша кивнул, но ему не понравилось поведение Анди. Он был уверен, что она повторяет чьи-то слова...

Когда Анди вернулась вместе с Чабой, отец ее был уже дома. В прихожей висела его мокрая одежда, а грязные ботинки свидетельствовали о том, что он ходил отнюдь не по центру города.

— Дверь тебе привратник открывал? — спросил дочку Бернат, посасывая трубку.

— Я даже разговаривала с ним, — ответила Андреа. — Уж больно он любопытный. По секрету сказал мне, что ты сам вернулся без нескольких минут двенадцать. — Повесив плащ на вешалку, она надела домашние тапочки.

— Ты ему объясняла что-нибудь? — поинтересовался Бернат, открывая дверь в комнату. — Входите...

— Я сам с ним говорил, — сказал Чаба, входя в комнату. — Я тоже по секрету сообщил ему, что мы все трое были в кино, но ты так устал, что не пошел после сеанса ужинать с нами.

— Правильно сказал, старина, — похвалил Чабу Бернат. — Выпьешь что-нибудь?

— Я сейчас вам принесу, — откликнулась Андреа, — вот только переоденусь. А вообще-то мы и так сегодня много выпили! — крикнула она, войдя в спальню.

— Тогда иди ложись, дочка. — Бернат поставил на стол стаканы и бутылку палинки: — Мне обязательно нужно выпить: я весь промок.

— Удалось? — спросил Чаба, глядя на дрожащие руки Берната.

— Он уже в надежном месте. Я разговаривал с ним. Остальное неважно, и ты ничего не знаешь. Договорились?

От приятного известия Чаба почувствовал себя теплее. В горле пересохло. Выпив рюмку палинки, он заговорил, взяв старика за руку:

— Дядюшка Геза, я хотел бы встретиться с ним.

Выражение лица Берната стало твердым, а голос серьезным.

— Нельзя. И не пытайся даже. Это может стоить ему жизни. Никому никогда об этом ни слова.

Чаба опустил голову: «Вот мой друг и на свободе, а увидеться и поговорить с ним нельзя».

— Он останется в Берлине?

— Не знаю, — ответил Бернат, потуже запахивая халат. Сев, он выколотил из трубки пепел и снова набил ее табаком. — Надеюсь, что нет. Мне кажется, что ему нужно немедленно уехать из Германии. Здесь такая сеть агентов, что рано или поздно они все равно его схватят. Каждый привратник является тайным осведомителем. Гиммлер неплохо организовал сыск в империи.

Юноша стоял у стола, смотрел на старика и думал: а почему, собственно, Бернат решился помочь Милану? И как он это сделал? И кто он вообще, этот уставший, измученный старик? Раньше ему не приходилось слышать, чтобы кому-нибудь удавалось бежать из гестапо.

— В кино я сидел между вами, а Анди мне расскажет содержание фильма. Во время сеанса ничего такого не случилось, на что обязательно нужно было обратить внимание?

— Ничего такого не было, — быстро ответил Чаба, так как в комнату вошла Андреа. На ней был халатик, а волосы она стянула коричневой лентой. Чабе так захотелось обнять ее.

— Папа, ты сегодня выглядишь уставшим, — проговорила дочь, подсаживаясь к Бернату. — Ты слишком много куришь. Ну зачем ты сейчас опять закурил? — Старик погладил дочь по голове. — Да ты пьян, от тебя так и несет алкоголем. Лег бы ты в постель, а то нам завтра рано вставать.

Чаба понял, что эти слова имели отношение и к нему.

— Я сейчас ухожу. — Он закурил. — Дядюшка Геза, — обратился он к Бернату, — мы сегодня вечером разговаривали с Анди о многом, не буду вдаваться в подробности, но скажу только, что Анди мне не любовница, а жена. Это — во-первых. А во-вторых, мне придется уйти от дяди Вальтера. Пока никакой проблемы нет, так как моих денег хватает на дешевый пансион. Но если дело дойдет до разрыва с отцом, тогда я не смогу платить за себя. Смогу ли я, в таком случае переехать жить сюда, к вам, пока сам не встану на ноги?

Бернат молчал, задумчиво попыхивая трубкой. Андреа повернулась и посмотрела на отца. «Почему он молчит? Почему не скажет: «Конечно, сынок, хоть завтра...» Почему ничего не отвечает?» Бернат вынул трубку изо рта и тихо сказал:

— Послушай меня, Чаба. Тебе нельзя порывать с родителями. Важно совсем не то, переедешь ты сюда или нет. Разумеется, ты смело можешь здесь жить. Важно, чтобы ты заключил с отцом компромисс. Это очень важно. Ему вообще не нужно бы знать о том, что произошло между тобой и Анди.

— Но он все знает, — сказал Чаба после небольшой паузы. — И я заявил ему, что Анди будет моей женой.

Наступило долгое молчание. И как раз в этот момент дождь снова бешено забарабанил в окна. Бернат встал и включил радио, а затем сказал:

— Прощайтесь. Я меняю программу: мы едем утренним скорым. — Подошел к Чабе: — Желаю тебе удачи, дружище. Раз уж так случилось, приму и это во внимание. Оставлю тебе ключ от квартиры. А утром скажу об этом привратнику. Но если ты переберешься жить сюда, то пропишись. Думаю, что дело до разрыва не дойдет.

В этот момент радио прервало свои передачи и голос диктора сказал:

— «А сейчас мы зачитаем сообщение управления имперской безопасности. Сегодня в двадцать два часа в восьми километрах от Хеннингсдорфа неизвестные лица совершили вооруженное нападение на машину управления имперской безопасности. Водитель автомашины Курт Штуцнагель убит, гауптштурмфюрер СС Франц Кольман ранен. Неизвестные преступники освободили и увезли венгерского подданного журналиста Милана Радовича, содержавшегося под стражей. Двадцать лет от роду. Рост — сто семьдесят пять сантиметров. Волосы черные, глаза серо-голубые, нос прямой, лицо худощавое. Особые приметы — большой выпуклый лоб и глубоко посаженные глаза. Управление имперской безопасности призывает местное население оказать органам полиции помощь в розыске Милана Радовича. Сообщивший о местонахождении последнего будет награжден. А сейчас продолжаем пашу передачу. Следующий номер нашей программы: «Марш танкистов», музыка Карла Поппера».