Чужая война - Вера Петрук

– Я расскажу тебе одну историю, – уже спокойнее продолжил халруджи. – Однажды мы с иманом заночевали в пустыне. Было холодно, и учитель стал кипятить воду для чая. Когда напиток был готов, он попросил меня налить ему кружку. Наш чайник был старой, медной утварью, купленной по дороге у керхов. Ему было лет десять, а может, больше. Стоило мне прикоснуться к деревянной рукоятке на дужке, как она отвалилась, а я схватился ладонью за нагретый металл. И хотя ожог был легким, в тот момент мне казалось, что я лишился, по меньшей мере, руки. Я не вытерпел и закричал от боли. Учитель же, вместо того, чтобы проявить сочувствие, громко рассмеялся. Мне хотелось задушить его на месте. Знаешь, что иман сделал, когда его приступ веселья кончился? Подойдя к костру, он молча взял чайник и, налив полную кружку еще булькающего кипятка, выпил ее залпом. А потом сказал: «Боли нет!». Боли нет, Сейфуллах. И ты сейчас полезешь наверх этого чертового колодца.

Этот монолог оказался слишком длинным и занял у него чересчур много сил, чем воспользовался осьминог, вьющийся вокруг раненой ноги. Регарди мог сколько угодно рассказывать о мужестве учителя, но проклятой твари было наплевать. У нее оказались острые зубы, которые с удовольствием вгрызлись в его плоть и нервы.

– То, что ты рассказал мне, и то, что происходит сейчас – разные вещи, – возмутился Аджухам, и это было уже хорошо. Пусть лучше он злится, чем предается унылым рассуждениям о конце жизни. Хотя порой его собственные мысли удивительным образом совпадали с тем, что творилось сейчас в голове у мальчишки.

– У тебя были физические страдания, а у меня душевные, – почти обиженно сказал Сейфуллах, и по его тону было понятно, что момент слабости миновал. – По мне, так лучше лишиться ноги, чем выносить страдания сердца.

– Поверь, – усмехнулся Регарди, – ни черта это не лучше. Любая, даже самая сильная душевная рана со временем заживет. Не без следов, конечно, но затянется, зарастет тонкой, бледной кожей других чувств и эмоций. А вот новая нога у тебя не вырастет. Нужно выбираться отсюда. До верха где-то с дюжину салей, не так уж много. Упрись спиной в одну стену и быстро перебирай ногами по другой. У тебя получится.

– Я не учился акробатике, – огрызнулся мальчишка. – К тому же наверху керхи. В плен я не хочу, а здесь, по крайне мере, не жарко.

– Сейфуллах Аджухам, – не выдержал Арлинг. – Если ты сейчас не полезешь наверх, клянусь, я столкну тебя вниз. И сделаю это, хотя бы потому, что однажды ты заставил меня метать нож в маленькую девочку, чтобы тебя развеселить.

– Ты это помнишь? – удивился Сейфуллах. – Я тогда был пьян и не в духе. Я, между прочим, тоже тебе могу многое припомнить. Ни один слуга не готовит кофе так мерзко, как ты.

Регарди показалось, что мальчишка сконфузился. Если так, то цель была достигнута. Пусть он лучше мучается угрызениями совести и злится на него, чем думает о Балидете. А вот с осьминогом стоило что-то сделать.

– Сейфуллах! – Арлинг не хотел кричать, но тварь перешла в активное наступление.

– С ума сошел, – пробурчал мальчишка. – До верха дюжина салей, сам сказал. Я больше трех не осилю, черт возьми. Кстати, почему бы тебе не отправиться туда первым?

– Арх, – прошипел Регарди, стараясь держать себя в руках. – Потому что, если ты сорвешься, то упадешь не на меня, а на дно колодца. Как ты думаешь, в каком случае у тебя больше шансов выжить? Достань свой клинок, будешь помогать им себе при подъеме. Давай, Сейфуллах, у тебя все получится. Если сорвешься, я буду рядом. Дальше меня не пролетишь. Мы не можем висеть здесь вечность. Если прут под тобой уйдет в стену, а это может произойти прямо сейчас, колья, которыми утыкано дно колодца, проткнут тебе горло.

Наступило молчание, прерываемое тяжелым сопением мальчишки и его собственным дыханием – едва слышным. Каким-то образом ему удалось спрятаться от осьминога, но его могло выдать любое неосторожное движение.

– Хорошо, – наконец, откликнулся Аджухам. – Почему бы не полетать еще раз. Ты следом?

– Да.

Врать было нетрудно, потому что все его тело вдруг стало удивительно легким. Даже нога, которая упиралась в противоположную стенку колодца, перестала дрожать, став почти невесомой. Это было хорошо. Ему понадобятся все его силы, чтобы поймать Сейфуллаха, если он сорвется.

Медленно вытянув руку, Арлинг почувствовал, как обрадовался осьминог, на этот раз выбрав местом для атаки плечо, в который попал камень, сбивший его в колодец. В груди что-то щелкнуло, породив разряд молнии, который прошел по телу и пропал в области раненой ноги.

Слушая, как Аджухам карабкался по тоннелю колодца, осыпая его мелкими камнями и каплями пота, Арлинг думал о Дороге Молчания. Ему никак не удавалось вспомнить, что говорила Книга Махди о том случае, когда халруджи не мог последовать за своим господином, зная наверняка, что тому грозит гибель. Он не чувствовал керхов, но они все еще могли быть там, на тропе. Потеря крови и осьминог мешали сосредоточиться. А если он послал мальчишку на верную смерть? Что лучше – погибнуть от сабли кочевника или быть проткнутым копьем в древней ловушке?

– Я почти дополз, вижу свет, – прокряхтел сверху Сейфуллах. – Давай, теперь твой черед. С кинжалом действительно легче, попробуй сам.

Арлинг с лязгом вынул из ножен джамбию, но втыкать ее в глину не собирался. Жаль, что у него не было с собой моханы или хотя бы журависа. Эти кучеярские дурманы сейчас бы не помешали.

– Господин, – прохрипел он. – Будьте осторожны. Я слышу керхов. Лучше подождите в колодце, их много.

– Молодец, халруджи, – съязвил Аджухам. – Спасибо за совет, но если я проторчу здесь хотя бы минуту, то рухну тебе на голову. Не бойся, я в своем уме, сражаться с ними не собираюсь. Осторожно выползу и буду ждать тебя где-нибудь в камнях. Прятаться я умею.

«Вот и замечательно», – подумал Арлинг, измеряя пальцами глубину, на которую ушел в ногу прут и, чувствуя, как радостно зашевелился осьминог. Понимая, что медлить больше нельзя, он разрезал штанину и приложил кромку лезвия к пульсирующей коже. План был прост. Если он не может снять себя со стального штыря, то тогда он разрежет сверху ногу и протащит прут сквозь тело. А потом поднимется за Сейфуллахом и спрячется в камнях, дожидаясь ухода керхов. В теории все выглядело прекрасно.

Операция заняла не больше секунды. Осьминог дернулся и исчез, но лишь для того, чтобы вернуться со своими друзьями – мощными, злыми и голодными тварями. Почувствовав, что его больше ничто не держит, халруджи не рассчитал силы и рухнул вниз, уцепившись за прут, на котором раньше стоял Аджухам. Ноги безжизненно повисли, не желая повиноваться. По одной струилась кровь, стекая в уже хлюпающий сапог, другую охватила непрекращающаяся дрожь. Еще немного и она станет отплясывать в воздухе.

– Что у тебя там? – голос Сейфуллаха раздавался почти у самой поверхности.

– Сорвался немного, – заставил себя ответить Арлинг. – Если сможешь, выбирайся из каньона сам, меня не жди. Встретимся на тропе.

Аджухам что-то крикнул, но Регарди его не расслышал. Зато он ясно различил голос Магды, которая вдруг позвала его со дна колодца.

– Как странно, – сказала Фадуна. – На дворе осень, а у нас сирень цветет. Понюхай, как пахнет. Хорошо, правда?

«Правда», – согласился он. Пахло действительно хорошо: сладко-тоскливо, дурманяще, загадочно. Неужели Магда дала ему шанс?

Вцепившись в прут, Арлинг хотел забраться на него, но понял, что даже не может подтянуться на руках. И хотя пальцы срослись с металлом в одно целое, силы стремительно покидали его. Странно, что все закончится вот так, на дне колодца.

– Что ты делаешь, любовь моя? – спросила Магда, касаясь его лица шелковыми волосами. В отличие от него, ей не стоило большого труда забраться на торчащий из стены прут, с которого она свесилась, обдавая Регарди нежным дыханием. Таким теплым. Таким близким.

– Привязываю себя к этой палке, – прохрипел Арлинг, пытаясь развязать пояс. Рука, которой он держался за прут, уже не возмущалась, покорно подчиняясь хозяину. О ногах он старался не вспоминать.

– Помоги мне. Не могу размотать эту проклятую тряпку!

Магда, конечно, помогла. Она всегда ему помогала.

– Я буду ждать тебя, – сказала Фадуна, свернувшись клубочком между копий на дне колодца и, оставляя его болтаться на поясе, которым он привязал себя к торчащему из стены пруту. Она была совсем крошечной, его Магда. Острые лезвия были ей нипочем. Они ждали его, а он ждал, когда механизм древней ловушки очнется от сна. Или когда из него вытечет вся кровь. Это могло случиться куда быстрее.

Фадуна тихонько мурлыкала себе под нос, и Арлинг не сразу услышал Аджухама. Мальчишка лежал на земле и, свесив голову в тоннель, звал его. Регарди улыбнулся. Сейфуллах выбрался, и его не схватили керхи. Значит, он все-таки был не таким уж плохим халруджи.