Вселенная внутри нас. Как сохранить себя в современном мире - Бхагаван Раджниш (Ошо)

Когда вы приходите к мастеру, его работа состоит в том, чтобы сорвать эту маску или хотя бы сделать так, чтобы она уже не так крепко держалась. А вы очень долго в нее верили и всеми возможными способами рационально обосновывали, что «это мое подлинное лицо», и поэтому, если кто-то покажет вам ваше подлинное лицо – вы разозлитесь на него. То, что всегда происходило одно и то же, – не случайность; похоже, это закон Существования, что люди, подобные мне, обречены на распятие тем или иным способом.

Я должен многое в вас разрушить. По сути, это не ваша реальность, но пока у вас не отнимут нереальное, вы не сможете различать, что реально, а что нереально. Вы не сможете понять, что существенно и что несущественно.

Дезидераты правы: человек должен точно знать, что существенно. Но чтобы распознать существенное как существенное, вы сначала должны распознать несущественное, потому что это то, что вы проживаете: несущественную жизнь, поверхностную жизнь. Вы играете роль, вы не живете по-настоящему. Вы играете в игры, вы играете определенные роли, вы не живете подлинной жизнью. Конечно, у вас есть много способов рационально объяснить все, что вы делаете; вам приходится давать рациональные объяснения; в противном случае вы осознаете, как все это фальшиво. Вам приходится изо всех сил поддерживать это самыми разными аргументами.

Христианин даст тысячу и одно объяснение, почему правильно быть христианином. Почему он так защищается? Почему индус так защищается? «Я прав, я единственный духовный человек во всем мире. Моя традиция – это величайшая духовная традиция. Моя страна – самая духовная страна, даже боги страстно желают родиться здесь». И каждая страна, каждая религия думает точно так же. Это рациональные объяснения, аргументы, подпорки для чего-то фальшивого. Подлинное не нуждается ни в опорах, ни в костылях. И моя задача – отобрать у вас ваши костыли.

Жену священника смущает то, что каждый раз, достигнув оргазма, муж восклицает:

– О Иисусе, Иисусе сладчайший!

В конце концов, она задает ему об этом вопрос.

– Это очень уместно, моя дорогая, и в согласии с Библией, – заверяет он. – Разве ты не помнишь то место, где говорится: «Блажен тот, кто приходит[19] с именем Господним на устах»?

Люди готовы дать самые разнообразные рациональные объяснения всему, что они делают. Вы всегда можете найти в священных писаниях что-то в свою поддержку.

Этих так называемых религиозных людей нужно пожалеть. Я сочувствую им, ведь они думают, что они религиозны. Они лишь притворяются религиозными – посещение церкви, посещение храма не имеет ничего общего с религиозностью.

Религиозность – это чувствительность, это осознанность. Как вы можете стать более чувствительным, посещая церковь и слушая какого-нибудь глупого священника, который ничего не знает, который живет почти такой же двойной жизнью, что и вы, и даже более, чем двойной; который носит более толстые, чем у вас, маски? Ваши маски тонкие; сквозь них иногда даже проявляются ваши подлинные лица. Ваши маски очень тонкие. Но священник, святой, раввин, папа должны носить очень плотные маски. Они должны верить в самих себя, и они должны жить двойной жизнью: одной – с парадного входа, другой – с черного. И эта жизнь с парадного входа есть лишь лицемерие – они это знают.

Каждый так называемый религиозный человек ощущает вину – поскольку знает, что делает что-то неправильное, но не может прекратить это делать, так как это «что-то неправильное» неправильно лишь потому, что неправильным его называют другие. У него самого нет ощущения неправильности этого. Сам он не знает, что правильно и что неправильно. У него нет света внутри. Он поверил другим, что это неправильно, хотя его собственная биология говорит, что это правильно. Теперь он в затруднении, в серьезном затруднении. Если он следует своему природному инстинкту, то появляется чувство вины – «я делаю что-то неправильное».

Даже такой человек, как Святой Августин, говорит: «Господи, помоги мне, потому что я продолжаю делать то, чего не следует делать, и я никогда не делаю того, что следует делать». Это простое утверждение имеет огромное значение. По крайней мере, Августин искренен и честен; он во многих отношениях был честным человеком. Если бы он не старался слишком усердно быть христианином, он бы стал просветленным. Он упустил просветление по той простой причине, что слишком усердно старался быть христианином. Вместо того чтобы быть самим собой, он слишком усердно старался следовать Десяти Заповедям, следовать по стопам Иисуса. Естественно, когда вы следуете за кем-то другим, так и случается. Снова и снова вы будете делать то, чего делать не следует, и снова и снова не будете делать того, что следует делать, и это создает разделение, раскол.

Если вы делаете то, что следует делать, то, что сказали другие, страдает ваше естество. Тогда вам приходится подавлять, но подавленное не будет оставаться подавленным вечно. Оно будет снова и снова заявлять о себе, оно начнет всплывать на поверхность, потому что оно накапливает импульс, энергию.

Руфь слишком застенчива, чтобы исповедаться, и священник предлагает ей свою помощь.

– Делал ли он это? – спрашивает падре, целуя ее.

– Да, святой отец, и еще хуже.

– Ты имеешь в виду, что он делал это? – спрашивает он, касаясь ее грудей.

– Да, отец, и еще хуже.

В конце концов, он вступает с ней в половое сношение.

– Ты имеешь в виду, что он сделал именно это?

– Да, отец, и еще кое-что похуже!

– Что же он мог сделать хуже этого?

– Святой отец, он заразил меня триппером!

Так называемый религиозный человек непременно будет подавлять, и это подавление породит извращения. Все сексуальные извращения созданы так называемыми религиозными людьми, и поразительно то, что именно эти люди выступают против всех извращений – а они являются их создателями! Они виновны в преступлении, они преступники. Например, они осуждают гомосексуализм, а гомосексуализм имеет религиозное происхождение, потому что религии всегда разделяли мужчин и женщин. Существовали отдельные монастыри для монахов и отдельные женские монастыри для монахинь; мужчинам и женщинам было запрещено встречаться, смешиваться, объединяться друг с другом. Ну а если вы помещаете множество людей одного пола в заключение, на долгое время огораживаете их стенами… а есть монастыри, в которые вы вступаете и уже не можете оттуда выйти, вы вступаете на всю свою жизнь. Итак, тысячи мужчин живут вместе и тысячи женщин живут вместе, не имея никакой возможности трансформировать свою сексуальную энергию, ничего не зная о Тантре, потому что они боятся узнать что-либо о Тантре…

Тантра – это единственная наука, которая может трансформировать вашу энергию; не существует другой науки, которая может трансформировать вашу сексуальность. Если вы хотите что-то узнать об атомах, вы должны изучать физику; если вы хотите что-то узнать о химических веществах, вы должны изучать химию – точно так же, если вы хотите понять секс, не существует другого пути, кроме Тантры, и нет вероятности, что когда-нибудь появится другой путь. Тантру необходимо понять, но эти люди боятся.

Из-за того, что я говорил и говорю о Тантре, религиозные люди настроены против меня. Они никогда не говорят своим последователям, как трансформировать свою сексуальную энергию, поэтому монахини неизбежно становятся лесбиянками, а монахи – гомосексуалистами. Гомосексуализм уходит своими корнями в религию – это религиозное явление.

Отец Санчес, священник из Венесуэлы, попал в больницу Каракаса с опухолью в брюшной полости. Шутки ради ему сказали, что он забеременел и что ребенок должен быть извлечен с помощью кесарева сечения. Ему отдали младенца незамужней женщины, умершей во время родов.

Священник воспитал ребенка как своего сына. Спустя годы, на своем смертном одре, отец Санчес позвал мальчика к себе.

– Я должен тебе кое-что сообщить, – сказал священник. – Ты всегда называл меня отцом, но сейчас, перед смертью, я должен сказать тебе правду. В действительности, я не твой отец, я твоя мать.

– Кто же тогда мой отец? – спросил мальчик.

– Архиепископ Каракаса!

Из-за того, что я называю вещи своими именами, так называемые религиозные люди против меня. Я могу понять их гнев, и у меня нет на него обратной реакции. У меня есть только сочувствие. Я могу понять, почему Иисус в последний момент на кресте просил Бога: «Прости этим людям, потому что они не ведают, что творят». У меня такое же чувство: они не ведают, что творят. И они настолько бессознательны – они обречены на то, чтобы вести себя таким образом.

И все вы должны это понять, все вы должны проявить сострадание, поскольку что они могут сделать? Веками им говорили неправду, веками их воспитывали на лжи, и они приняли ее как истину. А я говорю, что это не истина, что то, во что вы верите, является ложью.