Мечта империи - Роман Буревой

— К-т-то ты? — спросил он дрожащим голосом, и тогда она увидела, что язык у него распух так, что едва помещается во рту. Он не узнал ее.

— Не бойся меня, я — Фабия, знакомая Марка. Неужели не узнаешь меня? Я — друг.

— Фабия… Это было так давно. Ты — хорошая… Он попытался улыбнуться.

— Где Марк? — спросила Фабия.

— Он скоро придет… Нет, я ошибся… он вышел отдохнуть. Скоро придет Мутилия. А отец… должен отдохнуть. Должен отдохнуть…

— Тебе что-нибудь нужно? — перебарывая тошноту, Фабия наклонилась к больному. — Дать напиться?

— Да..-Ha столике рядом с кроватью среди пузырьков с мазями нашлись бутылка с водой и серебряная чаша. Фабия подала воду больному. Тот сделал пару глотков, и его тут же вырвало — прямо на простыни. Больной отнесся к этому с равнодушием.

— Мне остаться? — спросила Фабия.

Гай отвернулся к стене — то ли не слышал вопроса, то ли ему было все равно.

Фабия вышла в сад и глубоко вздохнула свежий воздух, перебарывая тошноту.

Сад у Марка Габиния был огромен. Вдоль старой каменной ограды росли оливы и кипарисы. А все остальное пространство вокруг небольшого бассейна с фонтаном занимали розы. Ослепительно белые, как вершины Альп, ярко-желтые, как чистейшее золото, красные, как кровь, и пурпурные, как императорская тога, они поражали воображение своей удивительной, ни с чем не сравнимой красотой. Лишь мраморная Венера, старинная копия знаменитой Афродиты Книдской Праксителя, скрывающаяся в тени искусственного грота, могла соперничать с ними. Во всяком случае ее красота была нетленной, а розы цвели два-три дня и умирали.

Марк Габиний сидел на мраморной скамье в тени огромного кипариса и смотрел на охваченный безумным цветением сад. Его лицо, по-прежнему необыкновенно красивое, за два дня постарело на несколько лет.

— Что с Гаем? — строго спросила Фабия, подходя. От Марка исходил все тот же слабый гнилостный запах. Вполне возможно, что сам он за прошедшие дни так свыкся с ним, что почти не замечал. Но Фабия замечала.

— Он дома. Теперь дома. До самой смерти. — У Марка Габиния задрожали губы.

— Почему ты не отвезешь его в больницу? Гримаса на лице актера сделалась еще мучительней. В кино ее сочли бы чрезмерной, почти смешной. Но сейчас он не играл. Его горе было подлинным, ужасное в своей непоправимости.

— Это невозможно. И не спрашивай — почему, Я ничего не могу объяснить.

Здесь Мутилия, медик из Веронской больницы. Делает Марку уколы. Ставит капельницы. Не отходит о него ни днем ни ночью.? Очень хороший медик. Я доволен.

— Мы должны спасти мальчика! — выкрикнула Фабия.

Марк посмотрел на нее с упреком, будто она сказала что-то неприличное.

— Его болезнь не лечится. И не спрашивай, чем он болен.

— Подожди. Тогда сделаем вот что. Завтра — последний день игр. Мы должны немедленно поехать в Рим и купить у Клодии клеймо для Гая. Мы успеем. У меня есть деньги. Надеюсь, их хватит…

— Прекрати! — Марк вскочил и схватил Фабию за руки.

— Почему? Я уверена, что у Клодии можно купить клеймо… а она обязательно победит… Она же побила Авреола. А все остальные не могут с ней сравниться.

Теперь Фабия заметила, что у Марка трясется голова, но не от немощи, а оттого, что он хочет отрицательно покачать головой и не может, будто чьи-то пальцы сжимают ему шею.

— Я не имею права, — наконец выдавил он.

— Это почему же? — изумилась Фабия. — Все имеют право, все, кого цензоры не занесли в гладиаторские книги. Я уверена, что твоего имени там нет.

— Там есть имя Гая. Оно занесено в самый черный, самый страшный список.

— Это невозможно… Кто его занес?

— Я. — Марк выпустил руку Фабии и вновь опустился на скамью. — Лучше сядь со мной рядом и посиди, полюбуйся на цветущие розы.

— Ты не хочешь его спасти? — Она осторожно присела на краешек каменной скамьи, все еще не желая смириться.

— Не могу. Он сам приговорил себя к смерти. И нас вместе с собою. Все, что нам остается, это смотреть на удивительные розы и наслаждаться их красотою. У нас появится иллюзия бесконечности прекрасного. И когда наступит последний час, мы будем помнить об этих удивительных минутах. Смертный час близок. Всемирный смертный час. Троя пала. Карфаген пал. И вот настал черед Великого Рима. — В голосе Марка Габиния послышались патетические нотки, заглушающие нестерпимую боль.

Актер вновь взял верх. Он говорил и любовался красотой своего голоса и удивительным тембром его звучания. И сожалел, что он уже не сыграет роль Траяна Деция — быть может, самую лучшую роль в жизни.

— Это я пожелал, чтобы Гай вернулся. Я купил клеймо у Вера. И вот — желание исполнено.

Налетевший ветерок качнул огромный алый цветок. И красавица роза вдруг ссыпала лавиной алые лепестки на дорожку, явив глазам жалкую нагую сердцевину.

— Как странно боги исполнили твое желание, — тихо сказала Фабия.

— Боги сделали, что я просил. Гай вернулся. И теперь мне больше нечего желать.

Обычно Марция просыпалась поздно. Но в это утро она проснулась на рассвете. Был странный звук — ей почудилось, что кто-то звал ее по имени. Но при этом ее имя звучало как чье-то чужое. И голос чужой, неприятный. В чем-то таком уверенный, во что Марции верить не хотелось. Она открыла глаза и только тут почувствовала холод — одеяло исчезло, она лежала на постели нагая.

Вновь раздался тот же глумливый и одновременно уверенный голос.

— А ведь ты ждала меня, Марция, ты шептала мое имя во сне. Ты желала меня.

Она повернула голову. Перед нею стоял Бенит, нагой и возбужденный. Он улыбался и смотрел на нее с видом победителя. Она испугалась, как девчонка, которую развратник подкараулил в темном саду. Рванулась встать, Бенит не позволил — навалился на нее, одной рукой обхватил ее, второй мгновенно накинул на запястья веревки. Напрасно она извивалась и пыталась вырваться. Не прошло и минуты, как руки ее были крепко-накрепко привязаны к изголовью. Почему она так унизительно слаба? Ведь она всегда почитала себя сильной…

— Приятно слушать, как ты зовешь меня снова и снова и губы твои шепчут:

«Бенит, любимый, приди ко мне…»

Он уселся на край кровати и медленно провел пальцем по животу и ниже, к лону. Она спешно сдвинула колени.

— Ты лжешь, — выдохнула она, вся дрожа.

— Нет, милая Марция, я никогда не лгу! Я говорю правду, и от моей правды у многих начинает свербеть во всех местах. И правда в том, что ты, Марция, потаскуха!

— На помощь! — заорала она и опять безуспешно рванулась. И вновь веревки опрокинули ее на постель.

— Кого ты зовешь, Марция? — Бенит недоуменно передернул плечами. — Может быть, Элия?

Он прекрасно знал, что Элия уже третий день разыскивают все вигилы Империи.

— Котт! — Марция надеялась, что старый слуга услышит ее.

Ее крик привел Бенита в восторг.

— Котт ушел за покупками, дорогая Марция. Он — образцовый слуга и не дрыхнет до десяти часов по утрам. Твоя служанка направилась к любовнику. Почему бы и нам не заняться любовью?

В этот раз Бенит говорил правду — никого не было в доме.

— Что тебе надо? Выкуп? Я заплачу… Отпусти меня… — попросила она заискивающе.

— Зачем отпускать? Неужели ты не хочешь заняться со мной любовью?

Почувствовать, что значит — объятия полноценного мужчины. После того как тебя обнимал безногий калека.

— Элий не калека…

— Ты хочешь меня и врешь, что не хочешь. Он раздвинул ее колени. Она почти не сопротивлялась. Бенит овладел ею грубо, стараясь причинить боль. Она закрыла глаза и замерла, кусая губы.

— Эй, так не выйдет! — засмеялся Бенит. — Так я могу трахать тебя три часа.

Представляешь, что станет с твоими руками?! Подыграй мне, красотка, и все кончится гораздо быстрее. Говорят, ты искусна в любви, Марция, и Руфин заплатил десять тысяч сестерциев за одну ночь с тобой.

Она вновь рванулась, будто не понимала, что у нее просто нет сил сбросить тело Бенита.

— Вот так-то лучше! Обожаю подобные фокусы! А ну еще раз! Еще разок, и я кончу! Ну!

Его смех, переходящий в визг, невозможно было слушать, и она бессильно щелкнула зубами, будто в самом деле надеялась укусить, пока его тело билось в сладострастных судорогах. Отфыркиваясь, он оттолкнул ее и поднялся.

— Давненько я не получал такого удовольствия. И ты тоже. Ты кончала раз десять, а после этого я сбился со счету. Признайся, с Элием у тебя ничего подобного не было? А? Признайся…

— Не было ничего подобного, — покорно подтвердила она.

Он стал одеваться.

— Развяжи меня, — попросила Марция.

— Нет уж. Зачем? Кто-нибудь другой развяжет. А меня здесь не было, дорогая Марция. Я тебе приснился. Кстати, ты кого-то ждешь? Кто-то должен прийти утром? Он обернулся к ней, и она увидела в руке у него кинжал. Кинжал Цезаря.

Бенит держал его, обмотав рукоять платком.

— Мои руки… — простонала она.