Княжеские трапезы - Фредерик Дар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее глаза были похожи на два снаряда, готовых вот-вот взорваться.
— Когда-нибудь я тебя убью! — пообещала Мари-Шарлотт.
— Тот, кто треплется об этом на всех перекрестках, скорее попадет на тот свет, — сказал князь. — О таких вещах чем меньше говорят, тем лучше они удаются.
* * *Эдуар звонил в дверь Эдит Лаважоль, но никто не открывал. Соседка крикнула ему из окна, что учительницу госпитализировали три дня назад и ей сделали операцию на желудке. Он спросил адрес клиники и побрел куда глаза глядят. Эдуар был очень подавлен и удручен после своего возвращения во Францию, где его встретили лишь отчаяние и безысходность. Он перемещался по мрачному миру, населенному безумцами и больными. Он зашел в цветочный магазин и заказал две дюжины красных роз для Эдит. Он вспомнил ее в те времена, когда она вела у них занятия в школе. Тогда Эдит ему казалась пожилой, хотя ей было всего около тридцати.
Пока Эдуар писал адрес клиники, он подумал, что посылать цветы было бы с его стороны трусостью. Он должен отнести их сам. Цветы не облегчат ее страданий. Эдуар подумал, взял букет и отправился в клинику.
Время посещений прошло, Эдуару пришлось использовать все свое дипломатическое искусство — убеждать, доказывать, объяснять, что он живет за границей и должен утром уехать. Наконец медсестра сдалась и разрешила ему пройти в палату учительницы.
В прохладной комнате помещались лишь кровать и столик с лекарствами. Эдит лежала на постели со свинцово-серым лицом и бескровными губами. Дренажные трубки уходили под простыни, а края этих трубок были погружены в отвратительную бутылку, которая медленно наполнялась красной, полной слизи сукровицей. Через капельницу в правую перевязанную руку Эдит медленно поступал физиологический раствор, в котором плясали вызывающие беспокойство пузырьки воздуха.
Эдуар подошел к больной и прошептал ее имя. Эдит сделала усилие, чтобы посмотреть сквозь прикрытые веки. На ее изможденном лице появилось подобие улыбки. Губы зашевелились, но она не смогла произнести ни звука.
— Не двигайся, любовь моя, — сказал Эдуар, лаская и целуя ее свободную от капельницы руку. — Тебя прооперировали, и все будет хорошо.
Он спрашивал себя, понимала ли она его слова, а самое главное — обречена ли она? Эта ложь из малодушия, из жалости, достойна ли она тех, кому адресована? Эдуар вновь увидел Эдит в классе, за столом, с широко расставленными, по невнимательности, ногами. Он мысленно погружался в этот сказочный, невероятный колодец, пытаясь догадаться, что же скрывается за трусиками. В те времена у него было смутное представление о женских половых органах, его познания ограничивались лишь промежностями маленьких девочек, которые под присмотром мамаш отправлялись на пляж нетвердой пошатывающейся походкой.
В нем зарождалось яростное и страстное желание. Отчаянное стремление проникнуть в эту тайну было необратимым. Одним из самых невероятных, фантастичных дней его сексуальной жизни был день, когда Эдит, много лет спустя, только что овдовев, открыла без колебаний перед ним свою дверь и свои ноги, как если бы она тоже ждала этого момента целую вечность.
Глядя на свою любовницу, Эдуар думал о том, что в те времена, когда он был еще без титула и без княжества, она выполняла странную функцию. Эдуар восхищался тем, как тонко она занималась его воспитанием и образованием: ведь он тогда не догадывался об этом. В этот момент прощания он осознал, как много она для него сделала. Эдит подготовила его к другой судьбе, внушила ему спокойствие и уверенность.
Эдуар стал на колени перед кроватью, коснулся лбом безжизненной руки Эдит и робко прошептал:
— Спасибо!
26
Во время возвращения в Швейцарию князь немного расслабился. Его охватывала радость вновь вскоре увидеть Версуа, бабку — владетельную княгиню, Маргарет. Он решил про себя, что подготовительные любовные игры с Маргарет нужно заканчивать, теперь главное — склонить ее к интимным отношениям, иначе эти наивные любовные игры никогда не закончатся. Его отношение к мисс Маргарет, его ночные визиты к ней напоминали увлечение пылкого Сигизмонда Розиной много лет назад. В семье Скобос было принято заводить любовные интрижки со слугами. Обманывал ли князь Оттон Гертруду с гувернантками? Эдуар решил спросить об этом герцога Гролоффа, хотя старый клоун не очень был склонен к подобным признаниям.
Сидя за рулем, князь строил множество планов по реконструкции Версуа. Он хотел все изменить, начиная с интерьера и заканчивая атмосферой — унылой, скучной, однообразной, создаваемой старыми мажордомами. Ему хотелось оживить замок, вдохнуть в него жизнь и веселье, привлечь людей молодых и энергичных.
— Мне кажется, ты разговариваешь сам с собой? — сказала Розина.
— Я думаю.
Эдуар улыбнулся матери, которая выглядела очень элегантно в шелковом костюме персикового цвета. Он боялся, что Розина сделает свою старую прическу, но опасался он зря. Она коротко постригла волосы, покрасила их в более темный цвет, а на лоб выпустила кокетливое колечко. Ее лицо, хотя она и перестаралась с косметикой, выглядело вполне пристойно.
— Как они меня встретят? — вздохнула с беспокойством Розина.
— Не волнуйся, все будет нормально, — пообещал Эдуар.
— Я думаю, что если б ее сын был жив, тебя бы прогнали.
— Вот видишь, и из несчастья можно извлечь пользу.
— Итак, теперь все в порядке, — сказала она с довольным видом.
Розина говорила как ловкий маклер после заключения выгодной сделки. Ее незаконнорожденный сын стал князем.
* * *Встреча и взаимные приветствия прошли удачно. Цветы украшали весь первый этаж, и каждый, начиная со старого Вальтера, старался изо всех сил угодить гостям.
Когда мать и сын поднялись по лестнице, их встретила Гертруда, широко раскрыв объятья. Непроизвольно Розина сделала подобие реверанса, но княгиня прижала ее к своей груди, монотонно повторяя:
— О, моя дочь! Какая радость!
Затем герцог Гролофф подошел к Розине поцеловать руку и представил герцогине Гролофф.
Ошеломленная, потрясенная, красная от смущения и гордости, Розина неловко улыбалась, бормоча невпопад, не обращаясь ни к кому: «Ваше величество! Ваша светлость! Княгиня! Герцогиня!»
Все прошли в гостиную, чтобы выпить великолепное розовое шампанское Лоран Перье в честь желанной дорогой гостьи. Гертруда попросила Розину сесть рядом с ней на деревянное канапе золотистого цвета. Она справилась о здоровье Розины, не задавая никаких вопросов о роде ее занятий. Гертруду только интересовало, смогла ли Розина собрать все необходимые документы, удостоверяющие ее личность.
Кивком Розина подтвердила свой ответ.
— Я вам очень благодарна за то, что вы так быстро откликнулись на наше приглашение, — сказала княгиня. — Герцог Гролофф сообщит вам обо всех приготовлениях, касающихся вас.
Гролофф взял со стола папку с документами, сделанную из русской кожи, с отчеканенными гербами Черногории — предмет гордости черногорских владетельных князей. Он приспособил свой слуховой аппарат к ушной раковине и кашлянул, сразу став похожим на старых нотариусов из романов Бальзака.
— Прежде всего нужно уточнить следующее: этот документ помечен задним числом по известной всем причине. Он датирован апрелем 1972 года и подписан Его светлостью князем Сигизмондом Вторым. Как это стало возможно? В основном благодаря предусмотрительности княгини, которая попросила князя подписать чистые бланки дворянских грамот на случай крайних ситуаций. Перед вами документ, составленный мной, скрепленный подписью княгини Гертруды и моей собственной, так как я исполняю обязанности каллиграфа и свидетеля. Итак, я зачитываю текст.
Новое покашливание.
«Мы, Иосиф Эдуар Сигизмонд Второй, милостиво даруем наши земли во Влассе, в Черногории, Франсуазе Розине Бланвен и жалуем ей титул герцогини Власской.
Версуа, Швейцария
27 апреля 1972 г.»
Все замерли и посмотрели на Розину, которая, казалось, плохо понимала, что происходит.
— Значит, я рожден от князя и герцогини? — прыснул Эдуар.
Он подошел к Розине, обнял ее и поцеловал.
— Поздравляю тебя, мама, — сказал он. — Теперь ты герцогиня. Это же здорово, старушка!
Князь извинился и ушел из гостиной как раз тогда, когда Вальтер разливал шампанское в хрустальные с позолотой бокалы. Он помчался, перепрыгивая через ступени, к Маргарет, которую на церемонию не пригласили.
Эдуар вошел, не постучавшись, и запер дверь. Маргарет стояла у окна и смотрела на озеро, любуясь небом, подернутым белой дымкой облаков, которые затеяли игру с ветром.
При внезапном вторжении князя она невольно вздрогнула и обернулась. На его лице Маргарет прочла такую яростную решимость, что растерялась, ее охватил животный страх, и она забилась в угол между стеной и письменным столом.