Заговор - Джонатан Рабб

— Синьор Каприни. — Ферик улыбнулся той же улыбкой, что и у стойки аренды автомобилей, голова его склонилась в вежливом полупоклоне несколько на правый бок, когда он протянул руку. Его немецкая речь вновь стала корявой и натужной: — Я ассистирую Doktor Джасперс в расследованиях по вашим замечательным библиотекам. Надеюсь, это не удобство. — Он задумался. — Ах, Entschuldigung. Не неудобство.

Немец отвесил поклон и вложил ключ в руку Ферика.

— Во всем, что касается Doktor Professor, нет никаких неудобств. Хочу верить, что номер вам понравится.

— Bellissima! — воскликнул Ферик и прошел в дверь. Через мгновение вернулся и занес в номер вещи Ксандра.

Тюбинг вновь поклонился, объявил, что завтрак «Halbsieben, prompt»,[19] и направился, держа спину прямой как стрела, за угол — к себе в спальню. Ксандр, улыбнувшись, вошел в номер и закрыл за собой дверь.

Комната оказалась точно такой, какой он ее помнил. Те же голубые полотенца, те же белые толстые ватные одеяла и подушки на кроватях, даже тот же самый сорт мыла на маленьком блюдечке у раковины. Ксандр вспомнил, как несколько лет назад поставил небольшой стол к самому окну (он предпочитал естественное освещение), а потом, перед отъездом, вернул на прежнее место. К его удивлению, стол опять стоял у окна: еще один поклон скрупулезности Тюбинга. Ферик между тем устроился возле подоконника и, раздвинув шторы, вглядывался в дворик с редкими кустиками. Свет уличного фонаря падал на вымощенный гравием тупик, где тихо стояли, устроившись на ночь, две машины. Ферик опустил шторы: тонкая ткань не скрывала уличного света.

— Если я правильно запомнил, — сказал Ксандр, — свет гасится после трех часов.

Ферик кивнул и сложил вещи на одну из двух кроватей. Не считая короткого диалога с Тюбингом, он почти все время после пересадки в Геттингене молчал, а его лицо хранило выражение такой сосредоточенности, какой Ксандру видеть еще не доводилось. Он счел необходимым высказаться по поводу разгильдяйства на немецких железных дорогах, но практически не дал никаких разъяснений относительно своих распоряжений, о том, что Ксандру следует забронировать номер в пансионе, что он должен назвать точное время их прибытия и упомянуть о «коллеге», который его сопровождает, о том, чтобы он не расспрашивал герра Тюбинга, не интересовался ли кто-нибудь недавно молодым Doktor Professor. Если люди Эйзенрейха добрались до Вольфенбюттеля, а такая возможность представлялась все менее и менее отдаленной, то первую остановку они, несомненно, сделают у его старой норы по Юргенштрассе, двенадцать. Или, возможно, вторую остановку. Ганс жил в пяти минутах ходьбы от центрального рынка. Запросто могли порыться в запасниках Ганса, отыскать манускрипт и дожидаться на вокзале, чтобы свести еще несколько концов с концами. То, что они с Фериком добрались без приключений, лишь немногим облегчило бремя забот Ксандра.

Улегшись на кровать, Ксандр наблюдал, как агент вытаскивал из сумки темные брюки, свитер и черную шапочку. Ксандр поправил подушку.

— Должен признаться, я успокоился, учитывая то, как мы добрались до города.

— Не расслабляйтесь, — откликнулся Ферик. — Молодцы Эйзенрейха ничего не предприняли до сей поры именно потому, что мы открыто известили о нашем прибытии всех, кого это могло заинтересовать. — Он аккуратно поставил туфли возле кровати. — Тут они величина неизвестная, а не вы. Это они должны осторожничать. — Вытащил из сумки вторую пару брюк, свитер с высоким воротом и еще одну шапочку и перекинул все это Ксандру: — Наденьте это.

Ферик встал, рассовал по карманам бумажник и паспорта. Потом, усевшись за стол, вытащил из ящика лист бумаги и принялся писать.

— Что вы делаете? — Ксандр, следуя приказу, снял рубашку и занялся шнурками на туфлях.

— Записку пишу герру Тюбингу. Ваши извинения за то, что не можете остаться. Неожиданное происшествие. Мы отдохнем несколько часов, потом уйдем. Если попозже ночью что-то приключится, то слово «происшествие» возымеет должный эффект, тем более что записка написана моей, вашего помощника рукой. Я оставлю сто марок.

— Это вдвое больше, чем стоит номер.

— Вы же щедрый человек, Herr Doktor Professor.

Сара попросила пилота доставить ее в Темпстен, Элисон стала слишком ценна, чтобы бросать ее на произвол судьбы: в конце концов, понимая или нет, но она связывала людей Эйзенрейха вместе. И уж конечно, Вотапеку потребуются объяснения насчет записи. Сара понимала, что действовать надо быстро. С этой целью подыскала Элисон место, где можно было пожить, снабдила ее запасом еды на неделю. Еще дала ей пистолет — на всякий случай. Элисон взяла его, не проронив ни слова.

Глядя на оружие в руках Элисон, Сара почувствовала, как ее охватывает волна неосознанного участия, вызванная собственными переживаниями: она уже проходила через то же самое, и вновь не было иного выхода, как преодоление. Вы вернетесь? — Да. — Вы вернетесь за мной? — Да. Элисон нужно держать подальше от Тига с Седжвиком: Саре нужно схватиться с ними, подорвать их решимость, как подорвала она ее у Вотапека. Отыскать путь к сердцу Эйзенрейха и уничтожить его. Сара понимала: это единственный способ уберечь Элисон.

Единственный способ спасти Ксандра.

Сейчас, шесть часов спустя, находясь на площади Гираделли в Сан-Франциско, Сара унеслась мыслями на шесть тысяч миль. Позвонила на станцию передачи узнать, нет ли чего от Ферика. Они в Германии всего лишь с частью манускрипта. В подробности Ферик не входил. Зато больше порадовало его конспективное изложение найденной ими части. Оно подтвердило все, что она по фрагментам сложила сама: обособление, табу на контакт. И четвертый человек. Впрочем, улыбку на лице Сары вызвали как раз последние слова Ферика.

Доктор держится молодцом. Я, сказать правду, весьма к нему привязываюсь.

Несвойственное признание, но так хорошо ей понятное.

Повесив трубку и влившись в людской поток, Сара сразу распознала мужчину, который ее преследовал. Первой мелькнула мысль: минюст, — однако облик у преследователя не тот.

Желая получить ответ, она стала задерживаться, подманивая добычу поближе. Звук шагов раздавался совсем близко, почти у нее за спиной, когда Сара резко обернулась и мгновение спустя ударила мужчину в грудь. От сильной встряски тот не мог шевельнуть ни рукой ни ногой. Не успел он прийти в себя, как ее рука уперлась ему в поясницу, сжав основание позвоночника. Мужчина морщился от боли, а Сара, не останавливаясь, подталкивала его вперед.

— Вы, похоже, заинтересовались мной, — тихо сказала она. — Не очень-то ловко, могу заметить.

— А никакой ловкости и не требовалось, — ответил он, с трудом передвигая ноги: Сара ужесточила хватку. — Я из комитета.

Пять минут спустя они сидели в кафе, на столике стояли две чашки кофе.

— У человека из комитета есть имя?

— Стайн. Боб Стайн. — Он неловко улыбнулся, ухватив толстыми пальцами маленькую ложечку. — Я не очень-то представлял, как к вам подступиться.

— Вот и подступились.

— Да. — Вынув ложечку из чашки, Стайн слизнул с нее пенку, кашлянул. — Я в комите…

— Вы это уже говорили.

— Да. Так вот, я по поводу вашего… расследования.

— Я вся внимание, Боб.

— Я прихватил с собой кое-какие документы.

Сара пристально взглянула на собеседника, попивающего кофеек.

— Это не в обычаях комитета. — Стайн не ответил. — Тогда зачем Притчард вас послал? Укор совести?

— Никто в КПН не знает, что я здесь.

Сара смотрела на него, а он не отрывал взгляда от чашки.

— Не слишком ли смело, а, Боб? Выходит за рамки приемлемого поведения.

Он поднял голову, разом забыв про всякую неловкость.

— За рамки приемлемого поведения выходит и засыл наших отставных агентов. Но мы зашли еще дальше, так?

Сара улыбнулась:

— Да, это так.

— Послушайте, — продолжал Стайн, понизив голос до шепота, — мы вас обоих потеряли во Флоренции. Не буду спрашивать, где сейчас наш милый доктор, я здесь не затем. На следующий день вы объявились при собственном паспорте, что я воспринял как приглашение. Вот он я, здесь: испытайте меня. Если то не было приглашением, только скажите, и я с радостью полечу обратно за свой стол, забуду обо всем в надежде, что не сморозил никакой ужасной глупости. А так, полагаю, я здесь, чтобы предложить помощь.

Улыбка не сошла у Сары с губ.

— Что ж, такое чувство, что мне захочется ее принять, я права, Боб?

Кромешная тьма ночного неба начинала редеть, когда два человека вышли на Юргенштрассе. Они осторожно спустились по ступенькам, тихо отомкнули входную дверь и теперь бесшумно шли по улочке, ведущей к центру города. Светофор стоял на единственном большом перекрестке, его мигающий желтый свет янтарным бликом ложился на дорогу, которая стремилась дальше, на несчетные мили в пустоту. Недвижимый покой ночи (идеальное условие для того, что они задумали) только усиливал тревогу Ксандра. Вокруг ни души, они несутся сломя голову через город, погруженный в глубокий сон. Ксандр крепко прижимал к себе висевшую на плече сумку: бег в тишине вовсе не походил на вальяжную поступь их первой пешеходной прогулки до пансионата Генриха Тюбинга. Пот капельками покатился под свитером: Ферик прибавил шагу.