Слово о словах - Лев Успенский

Случается, что споры на чисто словарные темы выбиваются за пределы кабинетов ученых.

В отрывке из стихотворения XVIII века, приведенном ранее, есть слово «довлеет»: «То одно довлеет...» – говорит Ф. Прокопович о «делании лексиконов», то есть «этого одного достаточно».

«Довлеть» – слово старославянское: глагол, означающий именно «быть достаточным», «хватать». Когдато широким распространением пользовалось древнее изречение: «Довлеет дневи злоба его», переводимое: «На каждый день хватает его собственных забот».

В двуязычных словарях оно так и понимается: по-французски «довлеть» – «suffir»; по-немецки – «gen»ugen" («быть достаточным»). Нам же, русским, особенно не знающим древнеславянского, «довлеть» по звучанию напоминает «давить», «давление», – слова совсем другого корня. В результате этого чисто внешнего сходства произошла путаница. Теперь даже очень хорошие знатоки русского языка то и дело употребляют (притом и в печати) глагол «дОвлеть» вместо сочетания слов «оказывать дАвление»:

"Гитлеровская Германия довлела над своими союзниками".

"Над руководителями треста довлеет одна мысль: как бы не произошло затоваривания..."

В этих случаях «довлеет» значит уже «давит», «висит», «угнетает», – все что угодно, только не «является достаточным».

По поводу этого обстоятельства в нашей прессе возникли бурные споры. Писатель Ф. Гладков опротестовал подобное понимание слова, совершенно справедливо считая его результатом прямой ошибки, неосведомленности в славянском языке. Казалось бы, он совершенно прав.

Однако посыпались возражения. Старое древнеславянское значение слова забылось, говорили многие, утвердилось новое. Какое нам дело до того, что´ «довлеть» значило во дни Гостомысла? Теперь оно значит другое, и смешно возражать против этого. Подобные превращения происходят в языке постоянно.

Вот греческое слово «идио´тэс». В Греции оно означало «частный, или простой, человек». А теперь во многих языках его понимают как синоним полного дурака, «болвана».

Вот латинское слово «пага´нус». Его первоначальное значение было «крестьянин». Потом оно стало означать «язычник» (потому что христианство в Риме долго не могло проникнуть в деревню). А теперь у нас, русских, оно приобрело смысл «нечистый», «мерзкий»: гриб «поганка»; «экий поганый характер»...

Всем известно слово «миниатюрный»: мы понимаем его как "маленький и изящный; но тут такая же путаница, как и со словом «довлеть». Слово «миниатюра» (маленький рисунок) на самом деле по-итальянски означает «сделанный красной краской»: по-итальянски «минио» – красная окись свинца, а заставочные рисунки в старых книгах чаще всего исполнялись именно этой краской.

Однако в романских языках очень распространен совсем другой корень – «мин»; мы встречаем его в таких словах, как «мино´р», «остров Минорка» (рядом с островом Майоркой), «ми´нимум», «ми´нус». По-латыни «ми´нор» действительно значило «малый», «меньший». Произошло смешение двух корней, и «маленький рисунок – миниатюра» как бы прирос к семье слов, сходных с «минимумом». А от «миниатюры» произошло уже в русском языке59прилагательное «миниатюрный» – маленький. Об окиси свинца совершенно забыли.

Как видите, слова далеко не редко рождаются в результате языковой путаницы, ряда ошибок. Тем не менее мы все спокойно употребляем и слово «идиот», и «поганку», и «миниатюрный», и сотни других. Почему же надо вооружаться против глагола «довлеть» в его новом значении, если язык принимает его?

Спор о слове этом дошел до того, что противники обратились за разрешением его к ученым-лингвистам. Крупнейшие языковеды наши высказались уклончиво и осторожно. «Да, – говорили они, – мы сами избегаем употреблять это слово в его новом значении. Но многие, отлично владеющие русской речью, товарищи – М. И. Калинин в своих речах, поэт Н. С. Тихонов в статьях – пользуются им уже вполне свободно. Запретить это им мы не имеем оснований...»

Такая уклончивость разумна: для языковеда есть единственный путь узнать, правильно или неправильно то или иное словоупотребление, – присмотреться к тому, как его уже употребляют в литературе.

Но и противники слова «довлеть» и ему подобных выдвигают серьезные доводы. Они напоминают, что В. И. Ленин в свое время горячо протестовал против совершенно такой же перелицовки значения французского слова «будэ´» (дуться, сердиться) в русский глагол «буди´ровать» (тревожить, возбуждать против чего-либо). Перелицовка произошла по совершенно тем же причинам, что и в случае с «довлеть»: глагол «буди´ровать» неправильно связался с русским созвучным словом «буди´ть». Владимир Ильич писал по его поводу очень сердито: такие ошибки «совсем уже могут вывести из себя». Он считал подобное «французско-нижегородское» словоупотребление вредным для языка.

Ученый-языковед, работающий над словарем русского литературного языка, должен стать в этом споре на какую-то одну сторону, сделать свой обоснованный выбор. Ведь по его словарю будут потом учиться правильно использовать русские слова; нельзя допустить, чтобы экзаменующийся по русскому языку школьник пребывал в полной неизвестности, кого же он должен слушаться – писателя Гладкова, запрещающего такие слова, или поэта Тихонова, спокойно употребляющего их. Ка´к он должен правильней выразиться: «надо мной довлеет пример Тихонова» или «мне довлеет того, что сказал по этому поводу Гладков»?

Иногда вопрос возникает не только о правильном понимании того или иного слова, сколько о его правильном произношении. Существует длинный ряд слов, которые очень многими выговариваются неверно, то есть без учета их происхождения. Нередко слышишь, как говорят «лабоЛатория» вместо «лаборатория», или «коЛидор», а не «коРидор». Так поступают только те, кто не знает, откуда взялись эти слова.

Слово «лаборатория», например, тесно связано с латинским «labor» (работа) (так же как и известное теперь всем название английской парламентской партии «лейбори´стов»). «Лаборатория» по-латыни значит: рабочее место; нет никакого резона заменять в нем звук "р" звуком "л". Еще того меньше прав на это у нас в слове «коридор»: оно через французский язык происходит от испанского «correre» (бегать); в Испании даже знаменитый «бой быков» непочтительно именуется «корри´да», то есть «беготня». Конечно, эти слова произносят неверно как раз многие, но если идти им навстречу, так почему же тогда не узаконить произношение «тубаретка» вместо «табуретка» или «листричество» вместо «электричество»? Та´к ведь тоже говорят тысячи людей!

Это справедливо. И все же, с другой стороны, великое множество иностранных слов вошло давным-давно в нашу речь и живет в ней, всеми признанное, именно в совершенно «неправильной», с точки зрения верности первоначальному звучанию, форме.

Ни один ревнитель чистоты языка не возражает против слова «и´звесть», а ведь это не что иное, как искажение греческого слова «азбэ´стэс». Мы спокойно говорим «известка», и это не мешает нам употреблять более точное слово «асбе´ст» в качестве названия определенного минерала.

Есть растение, которое мы именуем тмином. Слово это самое что ни на есть литературное. Между тем оно – искажение греческого «кюми´нон», которое, в свою очередь, произошло от древнееврейского «каммон», или «кинаммон». (Помните у Пушкина: "Нард, алоэ, кинаммон благовонием богаты"?) В старославянском языке жила более близкая к первоначальным форма «кюмин». Так что же, может быть, нам попытаться вернуться к этой форме? Ясно, что это бессмыслица!

Как же быть? На чем остановиться?

Чтобы покончить с этим нелегким вопросом, поговорим об одном довольно любопытном, только что родившемся слове, слове – грудном младенце, едва начинающем жить.

Маленькие дети, играя, очень точно подражают звуку автомобильного сигнала, произнося слоги «би-би». В моем детстве мы, тогдашние ребята, не знали такого звукоподражания, да и неудивительно: в мире еще не было нынешних машин и их электросигналов. Мы изображали звуки, издаваемые транспортом, выкликая «ду-ду», «ту-ту», «динь-динь», «ляу-ляу» и т. п. Для своего времени и это было недурно.

Но теперь машин стало столько, детям они так близки, что прямое звукоподражание «би-би» скоро оформилось в слово, в глагол «биби´кать». Я убедился: во всех концах нашей страны не только малыши, но и взрослые, имеющие с ними общение, свободно пользуются в разговорах с детьми этим едва родившимся словом60. Да почему бы и нет? Глагол как глагол – несовершенного вида, первого спряжения, непереходный... Он ничем не хуже любого другого глагола, хотя бы «пили´кать», который можно обнаружить в каждом более или менее полном словаре. Так что же, и «биби´кать» следует занести туда? Как должен поступить с ним лексикограф, наткнувшийся на это слово где-либо в живой речи? Признать его, как выражаются дипломаты «де-юре», официально, или же ограничиться признанием «де-фа´кто»: пусть, мол, живет, и мы сделаем вид, что его нет?