Не выходя из боя - Василий Гузик

— Ну вот, друзья, и настал он, наш час, — тихо произнес Наумов.

Нападающие, может быть, от страха, сбились в плотную гурьбу и так мчатся по высокой насыпи предмостья.

— Огонь! — подал команду Наумов, первым выстрелив в рыжего верзилу, особенно ретиво рвавшегося вперед. И скороговоркой зататакал пулемет Никулина, быстро и отрывисто загремели выстрелы четырех винтовок. Вражеская группа заметно стала редеть, а вскоре, расстреливаемая в упор, залегла.

Прошло минут пятнадцать-двадцать, и враги бросились во вторую атаку. Она была более грозной: на пятерых пограничников набросилось более взвода. Снова подпустив захватчиков на предельно допустимую дистанцию, пограничники дружным и метким огнем расстреляли их.

Третья атака. Враги изменили тактику. Теперь они набегают волнами, одна группа за другой. Их живой нарастающий прибой, поддерживаемый массированным обстрелом позиции пограничников из-за реки, становится все мощнее и яростнее, грозя затопить бесстрашную пятерку. У пограничников появились первые потери: тихо, без вскрика и стона, ткнулся пробитой головой в пахучие травы рядовой Лунев. Резкой болью обожгло левую руку чуть выше локтя Никулину, но он продолжает стрелять.

Прошло полчаса, час, а бой продолжается, румыны никак не могут справиться с отважной четверкой. Но вот по какому-то сигналу все вдруг вскакивают и остервенело бросаются на пограничников. Те не менее яростно отбиваются, бросают последние гранаты, нанося жестокий урон фашистам. Начинается самое страшное дело войны: рукопашная.

Но уже упал, прошитый автоматной очередью в упор, рядовой Савин. Его убийца тут же падает от пули Никулина. Рукопашная продолжается.

Силы неравные: на троих пограничников со всех сторон лезут не менее 15—18 врагов. Резким и неожиданным выпадом Наумов с силой отбил штык румынского сержанта и тут же всадил свой в его отвислый живот. С нечеловеческим глухим рыком тот валится на землю, а старшина никак не может вытащить свой штык из его тела: по-видимому, он пропорол толстый ремень убитого. Это промедление стоило Наумову жизни: прогремел выстрел, и волжанин рухнул рядом с поверженным врагом.

Угланов и Никулин, теперь уже вдвоем, продолжали отчаянно драться, а потом сумели совершить, казалось, невероятное: вырвались из смертельных тисков, собрали оружие друзей, захватили в качестве трофея вражеский крупнокалиберный пулемет и вскоре присоединились к основным силам застав, где и продолжали сражаться.

К вечеру комсомолец ефрейтор Никулин принес младшему политруку Лепешкину заявление о приеме его в партию.

А мост противнику так и не удалось захватить. В ночь с 23 на 24 июня 1941 года он был взорван группой лейтенанта Бондарева.

«Слухач»

Так однажды повар Саша Сопин назвал радиста Геннадия Паушкина: Геннадий на слух принимал сигналы азбуки Морзе и сразу переводил их на привычный русский язык.

Вечером 21 июня он с одним из командиров отделений заставы был направлен на участок, возвратился оттуда около 24 часов, а пока почистил винтовку и попил чайку, стрелки добежали до часа ночи. Видимо, поэтому в жестокое утро 22 июня спал особенно крепко и проснулся после всех. Вскочив с койки, он схватил с тумбочки брюки и гимнастерку, натренированными автоматическими движениями натянул их на себя, недоумевая, что все ему вроде бы не по росту. Во дворе был кромешный ад: оглушительно ухали снаряды, горело, обдавая нестерпимым жаром, и трещало горящее дерево и железо застав, трассирующие пули противно жужжали, казалось, у самых ушей.

— Паушкин! На рацию! — услышал он.

— Передайте немедленно в штаб отряда о нападении на заставы, — приказал лейтенант Ветчинкин.

Путь до радиорубки он проделал по-пластунски. Вот он достиг двери радиорубки, открыл ее, ужом скользнул через порог внутрь, встал на ноги, вставил ключ в замочную скважину изнутри и повернул его. Включил питание, настроился на волну отрядной рации и быстро застучал ключом: «SOS! SOS! SOS!». Потом открытым текстом передал: «Застава в огне! Застава в огне! Застава в огне!» — и дальше о сути случившегося.

Передача окончена. Геннадий взглянул в окно рубки.

— Не может быть! Неужели они здесь?!

К сожалению, глаза не подводили его, он видел: румынские солдаты прорвались на территорию застав, бегали по двору.

Надо скорее уничтожить рацию и сжечь документы, и он торопливо запустил руку в карман брюк, в котором обычно носил спички. Но там их не оказалось. Он точно знал: спички всегда были у него, — они были непременным атрибутом его спецслужбы. Он суетливо обшаривает карманы, выворачивает их. Из карманов выпадали какие-то полуистершиеся бумажки.

В кармане оказалась красноармейская книжка соседа по койке Коли Суворова, который, проснувшись на несколько мгновений раньше, схватил его, Геннадия, обмундирование, а свое оставил на тумбочке. Сосед не курит, искать в его карманах спички бесполезно.

А враги не стояли на месте. Они уже рядом, вот загрохали прикладами винтовок и автоматов по двери. Надо что-то предпринять. Геннадий увидел широкую щель в полу. Он собрал кодовые и переговорные таблицы и опустил в щелочку. Теперь надо разделаться с рацией. Орудуя гранатой, как молотком, сбил лимбы, покрушил лампы.

И уж потом швырнул гранату в окно, прямо под ноги фашистам. Сам выскочил из этого же окна и обрушился на уцелевших после взрыва врагов, воспользовавшись замешательством, скатился в какой-то ров.

— Генка! Генка! — услышал он сразу несколько голосов. — К нам, быстрее к нам!

Еще несколько усилий, и Геннадий среди своих. Вместе с товарищами по заставе защищал границу, отступал с боями. Забегая вперед, скажу: Геннадий Александрович воевал до последнего дня войны.

Блуждающий пулемет

Командир отделения 11-й заставы сержант Александр Зубов, пробудившись от внезапного оглушительного грома, не сразу понял, что творится вокруг. Как и многие другие в это утро, он подумал, что началось землетрясение, как было несколько раз в прошлом, 1940 году.

В казарму влетел помощник дежурного по заставе и неестественно громко закричал:

— Застава, в ружье! Напали румыны!

— Отделение, в ружье, одеваться, захватить оружие и боеприпасы и быстро во двор! — отдал своим бойцам приказание отделенный.

Во дворе застав громыхали взрывы снарядов и мин, огромные языки пламени охватили оба здания застав, бушевал чудовищной силы пожар.

— Командиры отделений, ко мне! — услышал он голос начальника заставы младшего лейтенанта Подуста.