Колокола обречённых. Ч.1: Очищение молитвой - Pferd im Mantel

— С утра-то телефон работал, а теперь вот так — перемигиваемся. — пояснил дядя Арся. — Там в «Волжанке»-то у них хорошо. Сейчас летом-то народу много у них обычно. В основном московские. Посёлок в лесу, всё своё — вода, электричество. Охрана у них вооружённая. И забором всё обнесено. Никаких мертвецов. А дальше-то поедете — смотрите, сынки. В Твери-то, говорят, одни мертвецы. И то сказать — вона, глядите! — старик указал рукой на всполохи зарева в стороне Твери. — Горит Тверь-то.

С дядей Арсей расплатились достойно — дали палку Докторской колбасы и две бутылки Путинки. Старик расплылся в улыбке, и отплывая на свой берег, махал рукой.

В «Волжанке» безопасность соблюдали на высоком уровне. Территорию патрулировало несколько групп охранников с дробовиками и собаками, а также присоединившиеся к ним мужчины из числа тех, кого катаклизм застал тут отдыхающими. Слева от пристани замер самолёт на поплавках, а на аэродроме, который, как оказалось наличествовал тут, стояли два вертолёта — ухоженный Ми-8 и чёрный Робинсон Р44.

— Нихуя се у них тут! — удивился Иван. — Нормально люди живут.

Друзья поблагодарили за предложение переночевать подошедшего администратора Кирилла, но отказались, сославшись на срочную необходимость ехать дальше. Обменялись новостями, однако, про обстановку в городе Кирилл им ничего нового не сообщил. Пока они беседовали, девчушка — барменша, Оля, принесла друзьям два стакана горячего, ароматного кофе, и Иван, расчувствовавшись, одарил девушку и Кирилла большой бутылкой рома, покопавшись в их съестных запасах в кузове.

Через полчаса, миновав несколько деревушек, и не заметив в них признаков ни людей ни нежити, парни вырулили на дорогу, ведущую в Тверь, а ещё через полчаса, миновав Савватьево, уже въезжали по крутящейся в разные стороны дороге в Посёлок 1-ого мая — Тверской пригород. Со стороны города тянуло дымом и уже отсюда было видно, что Тверь, с этой стороны Волги являющаяся по большому счёту большой деревней, уж такова её архитектура — дома-то древние, деревянные, Тверь горела. Твою мать, уроды — подумал Фёдор. Волею судеб Тверь могла бы стать столицей России, если бы не злокозненные московские князья, казнившие Михаила Святого. Всё у Твери для этого было — один из крупнейших русских городов того времени, богатый, тороватый, сильный. И местоположение куда лучше, чем у Москвы — на берегу Волги. И во что превратили город, суки? Как была до революции деревней, так и осталась, а то, что при Сталине отстроили, всё разваливается на глазах.

По улицам бродили толпы, сонмища покойников. В дымном мареве картина была ещё более кошмарной, ужасающей. Пытаясь лавировать между группами ходячих трупов, тупо наводящихся на свет фар и звук двигателя, Фёдор в сердцах матерился. Миновав оставшуюся справа промзону, «пинц», дважды со свистом ввернувшись в девяностоградусные повороты, вылетел на Академика Туполева.

— Ой, бляяя! — выдавил из себя, обхвативший обеими руками голову Иван, оценив представшую перед ними картину.

А что бы вы сказали, если бы въехали на автомобиле прямо в ад?!

Из окон длинной пятиэтажки, крайней справа, вырывались языки пламени. Прямо перед выскочившим на улицу автомобилем, раскорячился на боку трамвай, практически перекрыв всю улицу, перевёрнутый и брошенный неведомой силой. Дым, ставший плотным, не позволял увидеть всю перспективу, но и того, что творилось перед глазами, друзьям хватало. Толпы, сраные толпы мертвецов. Они бродят, нападают друг на друга, вырывая куски плоти, склоняются над поверженными трупами, и жрут, жрут, жрут. Вырывая и разматывая сизые кишки, рычат, бросаются друг на друга, словно злобные, голодные псы. Кругом пятна крови и отрованные части тел — руки, ноги, головы. На глазах друзей крупный мертвец, до этого стоявший и озиравшийся вокруг в свете фар «пинцгауера» вдруг резко ускорился, вытянув вперёд руки, и выхватил из группы покойников, плетущихся по тротуару мальчика-мертвеца, и подняв его, впился в живот. На асфальт брызнула отвратительная каша из нутра некроребёнка. Мертвецы, бредшие рядом, прикрываясь руками от творящегося, попятились в стороны.

Иван резко распахнул дверь и его стошнило.

— Федя! Бля, валим отсюда! — вытирая рот попавшейся под руку бейсболкой крикнул Ваня.

«Пинц» рванул по тротуару, подминая под бампер прожорливого мертвеца — педоеда вместе с его дергающейся жертвой. Откуда-то слышались крики, вопли, стрельба. Кругом валялись вещи, стояли брошенные автомобили. В стелющемся дыму, Фёдор особо не разбирал дороги, и вездеход расшвыривал своим стальным бампером всё, что попадалось ему на пути. Из-за дыма Фёдор промахнулся мимо поворота на Маяковского, которая должна была вывести их на вожделенное Бежецкое шоссе. Пришлось сдавать назад. Тут всё пылало, ветер гнал дым и искры и в этой адской феерии бродили выходцы из-за гробовой черты.

Красный «паджеро»-коротыш выскочил за ними из какой-то улочки, в изобилии выходящих тут на Маяковского. Люк машины был открыт, и из него высовывался, целясь в «пинц» из дробовика какой-то молодец. Гремел рэп, и «паджерка» догонял «пинцгауера», быстро сокращая дистанцию, при этом водитель, видимо, пребывая в угаре, чувствовал себя Безумным Максом, не меньше. Джипик нёсся, виляя, от одной обочины до другой. Грохнул выстрел, и заднее стекло «пинца» брызнуло осколками.

— Бля, они охуели?! — возмутился Фёдор, а Ваня, передёрнув затвор автомата, метнулся в кузов, откуда, положив ствол АКМа в проём заднего окна, дал длинную очередь прямо в морду «паджерика». Их разделяло уже не больше пяти-семи метров и не попасть было не возможно. Лобовое стекло джипика покрылось паутиной и машина, как бы подломившись, ушла в лево, где и нашла бетонный столб. Грянул звук резкого удара, такой характерный, чёткий, цепкий.

— Пиздец им, видел? — вернулся на своё место возбуждённый Иван.

— Что ты чувствовал, стреляя по ним из автомата? Всё же люди! — философски спросил Федя.

— Отдачу. — подумав, изрёк Ваня.

………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….

Свернули на Бежецкое, и дыма стало меньше. Фёдор нажал на педаль, разогнав «пинц» до крейсерских девяноста. Поскольку район этот был промышленным, погани тут шлялось меньше, хотя она и попадалась. Подмяв под колёса несколько ходячих, друзья оставили кошмарную Тверь позади. Тридцать километров — и наступит момент истины, станет ясно — не зря ли друзья проделали этот путь, такой обыденный, в сущности, в нормальной, обычной жизни и такой непростой теперь. Шоссе напоминало стиральную доску — за второстепенной дорогой в государстве Российском никто никогда не следил, и бедный «пинц» трясло так, что оба матерились, выпуская напряжение, в котором оба, Фёдор и Иван, находились два дня. По сторонам тянулся лес, и дорога была пустой. Отсюда, из Твери дорога шла через леса и болота, и тёплый июльский вечер сам по себе каким-то незаметным образом отгонял из души всё пережитое за последние дни.