Робинзоны из Бомбея - Сатьяпракаш Агарвал

— Нет, нет, — снова забормотал он. — Я куплю себе такие же красные туфли. Только ходить в них ни по пыли, ни по камням, ни по росе, ни по грязи не буду. А когда пойду на чью-нибудь свадьбу, буду в них, пока невесту провожают до дома жениха, а потом сразу сниму. Нет, нет! Еще украдут!..

Голова его склонилась к кровати возле ног девочки. В полусне Манохар обхватил их рукой и погрузился в сладкий сон, мечтая о туфлях, как мечтает о своем возлюбленном юная красавица.

Проснулся он от голоса молодой хозяйки и очень удивился, что уже утро. Он так и проспал сидя всю ночь. С минуту Манохар смотрел на башмачки, болтающиеся возле самого его лица.

«Ой! Ведь хозяйка велела их снять!» — вспомнил он и испугался.

Но хозяйка стояла рядом и, улыбаясь, смотрела на него так, как еще никто никогда не смотрел на Манохара.

— Что же это ты? Всю ночь так с туфлями в руках и просидел! Ох и глупый ты, Манохар! Пойди умойся. А ты поел вечером?

Манохар молчал.

— Что же ты не отвечаешь? Ну ладно, поди умойся, спроси у госпожи лепешки и поешь. Я оставила тебе чай.

Манохар пошел мыться, но вдруг вспомнил, что сейчас будут разувать девочку. Поскорее ополоснув лицо, он прибежал обратно, но хозяйка уже сняла туфельки. Увидев Манохара, она снова засмеялась:

— Ты так привязался к девочке, что даже умываешься кое-как. Ты же прямо ни на шаг от нее не отходишь, дурачок! А ведь завтра мы отправляемся в Дели. Что будешь тогда делать?

Она снова рассмеялась, но сердце ее сжимала печаль: о чем так горюет этот мальчик? Вздохнув, она встала и вышла из комнаты, бросив на ходу Манохару:

— Скажи служанке, пусть переменит девочке платье, а потом приведи ее ко мне. Я дам ей молока и тебя покормлю.

Манохар отвел девочку к служанке. Торопливо одевая ее, та ворчала:

— Обуешь ее сам, у меня и без того хлопот полон рот. Уж эти мне богачи! Всегда на тебя уйму дел взвалят! А как эта появилась, так и вовсе покоя нет. Работаешь, работаешь — хоть разорвись. Сама, что ли, не может переодеть?

Ничего не ответив, Манохар забрал девочку и вернулся в спальню.

Потом снял с себя рубашку, расстелил на полу и посадил девочку лицом к себе. Повертев туфельки в руках, Манохар, хмурясь, принялся надевать их на нежные ножки. Но девочка вырывалась: «Будь лошадкой, Манохар, будь лошадкой!» — и ремешки запутывались у него в руках.

Тогда Манохар уселся поудобнее, взял девочку на колени и, удерживая ее одной рукой, другой попытался надеть туфли. И опять ему это не удалось. Туфли снова и снова выскальзывали у него из рук, и он вытирал их о дхоти. Девочка подпрыгивала и смеялась.

В комнату, держа в одной руке стакан молока, а в другой поднос с чаем и лепешками, вошла молодая хозяйка.

— В чем дело, Манохар? Служанка сказала, что девочка уже давно переодета и что ты пошел ее обувать. Так ты до сих пор только этим и занят? А зачем же ты расстелил на полу рубашку? — Она чуть нахмурилась, но лицо ее оставалось добрым и ласковым, как всегда. — Только вчера надел, а уж всю перепачкал. Разве я ее тебе для того дала?

Манохар молча встал, поднял рубашку и направился к двери, но хозяйка его остановила:

— Погоди, я тебе принесла поесть. Садись, ешь.

Манохар был поражен: есть в доме! Что будет, если увидит старая хозяйка? Ни слова не говоря, он взял поднос и вышел. Молодая женщина обула девочку, напоила ее молоком и, держа за руку, вышла из дому.

Манохар стоял, возле двери и торопливо жевал лепешки: опять он не увидел, как надевают туфли!..

Ночью Манохар долго не мог заснуть. Спала девочка, рядом с ней спала ее мать, у постели стояли туфли. «Завтра они уезжают, — думал Манохар. — И девочка уезжает, а вместе с ней — туфли…» Он смотрел на туфли и мечтал: «Хорошо бы за ночь вырасти. Тогда бы я завтра поехал с хозяйкой в Дели. Заработал бы денег и купил себе красивые красные туфли».

Манохар протянул руку и осторожно придвинул туфли к себе. Потом встал и пошел к окну: при свете луны он рассмотрит их лучше, рассмотрит в последний раз…

Молодая хозяйка вздрогнула и открыла глаза: ее разбудил грохот медного таза. Это Манохар задел накрытый тазом кувшин с водой.

Она открыла глаза и увидела, как мальчик поспешно отошел от окна, как поставил на место туфли, как лег, свернувшись калачиком, на пол. И она поняла наконец, о чем он печалится…

Утром молодая хозяйка долго смотрела на спящего мальчика, на его усталое лицо, на следы слез на щеках. Потом разбудила Манохара.

— Вставай, собирайся, пойдешь с нами на станцию.

Сборы не отняли у Манохара много времени. Он торопливо натянул рубашку, не отходя от девочки. «Сегодня-то я увижу, как надевают туфли!» Но хозяйка вдруг сказала:

— Ну что ты стоишь, Манохар? Поди на кухню да взгляни, как там пури[39]. Они уже, наверно, готовы.

А сама взяла девочку за руку и пошла за туфлями. Так Манохар ничего и не увидел.

До станции было две мили. Они шли к ней рано утром, солнце пекло не очень уж сильно. Но Манохар все посматривал на деревья, стоящие вдоль дороги. Ведь на обратном пути ему понадобятся их листья: солнечные лучи будут обжигать, как кипящее масло, а от раскаленной пыли ноги будут гореть, как от укусов пчел. Он уже не вспоминал о туфельках девочки, о скрипящих туфлях Раму и о башмаках хозяина. Он ни о чем не думал, он думал только о больших листьях дерева палаш. Даже в такой зной они оставались зелеными, как крыло попугая. В их тени могли укрыться животные, а Манохар мог привязать их к подошвам и спокойно шагать по раскаленной пыли. Недаром же он прихватил с собой обрывки веревки, унесенные тайком из дому. Пришлось припрятать их от старой хозяйки: она считала эту выдумку баловством.

— Наряжаешься? — ехидно спросила она как-то. — Твоему отцу и в голову не пришло бы цеплять что-то на ноги, а он, видите ли, не может ходить босиком!

Так думал Манохар, когда шел на станцию. А на станции молодая хозяйка, улыбаясь, зашла вместе с ним в лавку, и вышел он оттуда с большой белой коробкой. А в коробке лежали туфли.

Домой Манохар шел по самой жаре, по огненной, раскаленной пыли. Под мышкой он держал драгоценную коробку. Ведь дорога была пыльной и грязной, на ней попадались камни. Так что туфлям, его собственным, ярко-красным туфлям, лучше всего было лежать в коробке.

Мастарам Капур Урмиль

Поездка в цирк

Наступили каникулы — для них это были первые каникулы, — и теперь две сестры, Анджу и Манджу, с утра до позднего вечера носились по двору. Часов семь на сон, минут пятнадцать на еду, на все эти завтраки, обеды и ужины, остальное время уходило на игру.

В конце концов двор им показался тесен, и однажды Манджу — она всегда была заводилой — сказала:

— Хочешь, поедем в цирк? «Каннаут-саркас» называется — цирк Каннаута. Ну как, согласна?

— В цирк без билета, наверно, не пустят, — отвечала осторожная Анджу. — А на билет надо деньги. Где ты их возьмешь?

— Какие еще деньги? — возмутилась Манджу. — Маленьких пускают бесплатно. Я ходила как-то в цирк с папой. Так он покупал билет только для себя. Вот так-то!.. А какие в цирке звери! Тигры, слоны, медведи! И все дрессированные!.. Мы в тот день не досмотрели: отец торопился куда-то… А теперь мы бы сами поехали. Ты ведь никогда еще не была в цирке?

И Манджу принялась объяснять сестре, как добраться до цирка.

От их дома «Каннаут-саркас» очень далеко, поэтому они поедут туда на автобусе, где, конечно, без билетов не обойтись. Но автобусных билетов у нее хоть отбавляй. В доказательство Манджу открыла свою сумочку и показала сестре содержимое. Сумочка действительно была полна билетов: каждый вечер, вернувшись с работы, отец торжественно вручал дочери два автобусных билета, все их Манджу сохранила, ни одного не потеряла, и теперь они могли пригодиться.

Вообще-то сестры были как-то раз с матерью в Дели, месяца полтора назад, но, кроме трех лавок, куда водила их мать, ничего рассмотреть они не успели! А мать не раз говорила им, что Дели — очень красивый город. В Дели есть Красный форт — глаз не отведешь, а еще высоченная кирпичная башня, называется Кутуб-минар, и много-много другого. Но девочки еще ничего не видели: отец с матерью всегда были чем-то заняты…

Теперь-то они все увидят! Девочки незаметно выскользнули за калитку. Не успели они выйти на улицу, как вдали показался автобус.

— Бежим! — крикнула сестре Манджу. Когда-то еще другой придет!

Когда, задыхаясь, они добежали до остановки, там уже стояло три автобуса: два красных, один голубой.

— К «Каннаут-саркасу» идет вот этот, красный, — уверенно сказала Манджу. — В тот раз мы на таком же ездили.

В автобусе почему-то никого, кроме кондуктора, не было. Толкаясь и мешая друг другу, девочки влезли в автобус и, пройдя вперед, уселись на жесткое сиденье. Прямо под ними урчал мотор. К девочкам тут же подошел кондуктор.