Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна - Алексей Дельнов

Думать можно на кого и на что угодно, но факт то, что после смерти Сянь-цзуна евнухи опять вышли на сцену и отвели душу по-полной, и занимались этим, с небольшими перерывами, до самого конца династии (только не надо списывать на них все беды – среди них попадались люди по-настоящему талантливые. Главное – люди дела. А на что, как не на дело, было растрачивать им свои таланты? Не только же на интриги).

Сначала евнухам удалось возвести на трон сына покойного императора – Му-цзуна. Но он правил совсем недолго: во время игры в поло упал с лошади, сильно покалечился и в 824 г. скончался. Правда, за это время северо-восточные провинции успели снова вернуться под военное правление, а двор раскололся на непримиримо враждующие партии, которые состояли из глав аристократических кланов – самыми могущественными были Ниу и Ли, ученых-конфуцианцев из Академии Ханьлинь и, конечно же, из охранителей гарема.

Следующим императором стал сын Му-цзуна – Цзин-цзун, тоже выдвиженец евнухов. Но он оказался человеком никчемным, да к тому же гулякой и пьяницей. А так как и от заводной куклы желательно, чтобы она вела себя пристойно – Цзин-цзуну суждено было погибнуть во время одного из своих ночных приключений.

Заменой погибшему стал его брат Вэн-цзун. Это был человек совсем иного, серьезного склада. Верховные евнухи, как и он, радея о государственном благе, не были против, когда император повел борьбу с придворной роскошью и отправил по домам немалую часть их очаровательных подопечных, а также возродил, для пользы дела, традицию ежедневных дворцовых аудиенций – своеобразных «планерок».

Но следующей целью Вэн-цзуна стала борьба с непомерно возросшим влиянием кастратов. После неудачи первых поползновений император понял, что противник осведомлен о всех его планах и действовать надо скрытно и решительно – особенно имея в виду то, что все командование столичным гарнизоном состоит из ставленников гаремных лидеров.

Повелителю Поднебесной пришлось устраивать заговор. Его участники воспользовались тем, что евнухи на тот момент сами были расколоты на враждующие партии: при помощи главы одной удалось заманить в ловушку и умертвить предводителя другой.

После этого вооруженные сторонники императора незаметно разместились в шатрах в дворцовом саду, а сам он оповестил на утренней аудиенции, что на гранатовое дерево выпала медвяная роса и все должны немедленно пойти смотреть на это чудо. Успех был близок, но во время шествия резкий порыв ветра распахнул пологи палаток, и зоркие кастраты увидели притаившихся там людей и услышали лязг оружия. Они в ужасе бросились врассыпную, и большинству удалось спастись.

Чем сильнее был пережитый ими страх – тем беспощадней последовавшая расправа. Происшедшее было повернуто как попытка покушения на императора, и верные евнухам части устроили в столице настоящую бойню, жертвами которой стали тысячи вельмож, чиновников и ни в чем не повинных горожан. Схваченных пытали, добиваясь от них новых имен – в результате были публично казнены многие сановники, в том числе все высшие министры, вместе с семьями. Эти события вошли в историю как «заговор медвяной росы».

После такого сокрушительного поражения Вэн-цзун впал в длительную депрессию. Евнухи тем временем действовали: заботясь о своем безопасном будущем, они добились от императора казни его собственного сына, наследника престола. После этого Вэн-цзун не прожил и года.

Следующего императора – У-цзуна (правил в 840–846 гг.), брата покойного, возвела на престол одна из враждующих группировок, состоящая преимущественно из евнухов – и после коронации она устроила поголовное истребление всех возможных конкурентов своего ставленника – тех особ царского дома, за которых стояли другие группировки.

Однако гаремной братией политическая жизнь Поднебесной не ограничивалась, и «несмотря на всемогущество евнухов, главной политической фигурой в период шестилетнего правления У-цзуна был первый министр Ли Дую, член Академии Ханьлинь и опытный чиновник. Его назначение ознаменовало победу партии Ли, к которой он принадлежал, над партией Ниу. Это был приятный в общении, бойкий на язык, образованный, расчетливый, скрытный и надменный человек, превосходный поэт и эссеист, любивший уединение своего огромного поместья, где он выращивал редкие растения. Пользуясь доверием дерзкого, вспыльчивого и упрямого императора, он значительно улучшил работу правительства и обуздал евнухов» (Р. Крюгер).

Такой человек как раз был нужен Поднебесной. Теснимые киргизскими племенами, на нее устремились уйгуры, и Ли Дую употребил всю свою энергию, чтобы организовать отражение их натиска. Более того, успешным рейдом была уничтожена степная ставка уйгуров, многие тысячи их были перебиты или захвачены в плен.

Вскоре после этого разгрома уйгурам пришлось замириться. Но не только вследствие него: дипломатам Поднебесной удалось завязать дружественные отношения с киргизами. Ли Дую удалось также подавить опасное восстание на востоке собственной страны.

Но, пожалуй, наиболее памятным и в то же время неоднозначным его деянием стал удар, нанесенный по буддийским монастырям. В 845 г. вышел указ, по которому у монастырей отбиралось все их имущество: не только земли, построенные на них здания, несметные накопленные сокровища, но даже и многое из храмовой утвари – в первую очередь то, что могло пойти в переплавку. При этом погибли бесценные произведения искусства.

Помимо монастырского, многие монахи и монахини обладали немалым личным имуществом. Чтобы сохранить его, они должны были выйти из монастырей и жить как частные лица, платя налоги. В противном случае и их достояние подлежало конфискации. Около четверти миллиона буддистов вынуждено было покинуть свои обители.

В предшествующие десятилетия буддизм нередко подвергался нападкам со стороны не только властей, но и убежденных конфуцианцев. Так, когда в Чан΄ани бесчисленные толпы восторженно встречали священную реликвию – мощи Будды, известный писатель Хань Юй разразился гневными тирадами по поводу «поклонения гнилым костям». Но образованные конфуцианцы, в том числе Хань Юй, в то же время понимали, что одними подобными ругательствами ограничиваться нельзя. Необходимо быть на уровне высот буддийской философской мысли, и это послужило немалым стимулом для глубокой проработки конфуцианцами многих мировоззренческих вопросов.

Буддизм немало потерял в результате этого погрома, но он остался дорог миллионам китайцев (кому-то стал наверняка еще дороже), а потому сохранил подобающее ему место в системе китайского религиозного синкретизма.

Этой грабительской операцией правительство обеспечило немалые поступления в казну – но их все равно было недостаточно. Оно не стеснялось многократно идти на порчу монеты, расплачиваясь по своим обязательствам все меньшим количеством металла – не считаясь с тем, что это, если даже оставить в стороне этические соображения, изрядно подрывало рыночные отношения. Чтобы иметь большие доходы от монополии на соль и чай, власти сурово – вплоть до смертной казни – расплавлялись с контрабандистами.

У-цзун скончался уже в 846 г. – скорее всего, тоже в поисках бессмертья. Очередного кандидата на престол снова подобрали евнухи: императором стал Сюань-цзун (правил в 846–859 гг.), дядя двух своих предшественников. Тринадцатый сын славного Сянь-цзуна, он был твердо уверен, что его отца убили, и не ведая ни срока давности (прошло уже 26 лет), ни снисхождения, казнил или сослал всех, кто, на его взгляд, мог иметь отношение к преступлению.

Это был нелегкий человек. Он требовал скрупулезного соблюдения всех правил придворного этикета. Министры во время общения с ним покрывались холодной испариной и испытывали дрожь в коленях. Ему ставили у упрек, что он отстранил от дел такого ценного государственного деятеля, как Ли Дую, восстановив влияние представителей клана Ниу. Однако в результате этих кадровых перемен прекратилось, наконец, многолетнее противостояние обоих кланов.

Несмотря на суровость его характера, китайская традиция благоволит к Сюань-цзуну. Как пример любви и снисходительности к ближним приводят случай, когда его сестра, в крайнем раздражении из-за того, что брат собирается выдать ее замуж против ее воли, разломала за обедом палочки для еды и ложку – а он простил ее. Ну что ж, современникам было решать, достаточно ли этого для того, чтобы прослыть строгим, но справедливым – а порою даже добрым. Впрочем, вполне возможно, они были свидетелями и других актов милосердия, просто не довели их до нашего сведения.

Внешних угроз во время правления Сюань-цзуна было немного – наиболее чувствительно досаждали тангуты, племена которых перебрались с Тибета в полупустыни Ордоса, что по соседству с Лессовым плато – одной из главных житниц Китая (видно, тянулись на запах хлеба).