Темный Берег - Альфред Аттанасио

Такого потока Чарма она не испытывала никогда в жизни, и ей хотелось больше узнать о спутниках Бульдога, которые несли на себе столь явные метки зверя и всё же позаботились о встреченной в пустыне нищенке. Но спрашивать она не решалась — боялась, что у неё все тут же отберут, исчезнет целительная сила Чарма и она останется наедине со своей жалкой сущностью, снова станет добычей ужаса.

На рассвете за бесконечной равниной замаячили снежные горы на юге, туманные и синие. Котяра отделился от группы, сказав, что поищет воду и обследует окно в красных скалах, которые были видны на дальнем берегу потрескавшегося дымящегося русла. Там он и подождёт группу.

Но он не стал искать воду, а немедленно со всей своей быстротой и ловкостью устремился к скальному окну. Там он снял с себя нитку амулетов острых глаз и оставил её на скальной полке вместе с ружьём, капюшоном и поясом — здесь это все и найдут его спутники.

Серебряные корочки Неморы и Хеллгейта висели в дневном небе, и под ними шла к снежным горам одинокая фигура. Он заплатил за доброту Бульдога, рискнув жизнью ради грезоткани, и он сдержал слово, данное напарнику и Вороньему Хлысту, — проводил их через Каф. Ничего принадлежащего им он себе не взял. Теперь он шёл, свободный от всех обязательств, к синим горам и к будущему, которое в его снах содержало его прошлое.

7. ТКАНЬ НЕБЕС

Глазами Чарма Бульдог смотрел, как Котяра уходит меж выветренных скал, его перевёрнутое изображение плывёт в отражении воздушных линз у горячей почвы пустыни, и кажется, будто он идёт по небу, и голова задевает растресканные камни. Большой вор ничего не сказал спутникам, пока они не дошли до скального окна, где нашли ружьё, ожерелье амулетов и снаряжение, которое оставил Котяра.

— Он с ума сошёл, — убеждённо заявил Вороний Хлыст. — Без Чарма ему не выжить.

— Он человек из другого теста, — сказал Бульдог и сунул ружьё в сундук.

— Я думаю, он вообще не человек, — раздражённо возразил Вороний Хлыст. — Разве человек пойдёт в пустыню без чармострела или амулетов? Он просто кот из джунглей, кое-как замаскированный под человека спятившим волшебником.

— Он храбрый человек, — тихо сказала Тиви.

— Для тебя — да, — согласился Вороний Хлыст. — А для нас он просто ушедший псих.

— Он нас покинул, чтобы видеть сны, — догадался Бульдог. — Он знал, что отяготит нас на пути к нашей судьбе, если придётся каждую ночь останавливаться для сна.

— Ну и ладно. — Вороний Хлыст бросил нитку амулетов острых глаз себе в рюкзак. — Теперь мы от него свободны, а впереди — Горы Мальпаиса. В их бесчисленных долинах и ущельях можно спрятаться от змеедемонов.

Трое оставшихся пошли по обугленной и ржавой земле, и к полудню меж выветренных валунов стали появляться высушенная трава и бурьян. Снежные гребни плавали в воздухе миражом, будто став на якоре над горизонтом. Закат, полный ярких красок и облачных замков, застал их на лугу под тёмными талисманами высоких деревьев. Группа остановилась подзарядить амулеты от массивного посоха Вороньего Хлыста и теперь сидела в колышущейся траве под бледными звёздами, оглядывая пройденный путь.

— Каф, — произнёс Вороний Хлыст с заметной гордостью. — Мы прошли Каф. Теперь нам на все наплевать.

— И на змеедемонов? — спросил Бульдог, приподняв белесую бровь.

— У них нет Чарма, — сказал Вороний Хлыст. — Они не видят нас издали. Значит, всё, что мы должны делать, — это быть там, где их нет.

— И как это сделать? — Бульдог вытащил из сумки на поясе пакет медовых ягод и раздал спутникам.

— Ясно, что надо держаться подальше от городов, — ответил Вороний Хлыст, жадно прожёвывая горсть ягод. — Устроить свою жизнь в глухих местах. По крайней мере здесь есть еда. Мы уже чёрт знает сколько дней живём на Чарме и этих проклятых ягодах. Я изголодался по настоящей еде. Может, найдём здесь деревушку с трактиром. Хотя скорее всего придётся обойтись подножным кормом.

Бульдог застонал:

— Всю свою жизнь я знал только Заксар. Я трудился целые дни, чтобы заработать себе путь к какой-нибудь истине в этом городе. А теперь… теперь успех — это найти вкусный корешок! Вся моя работа в Заксаре пошла прахом.

— Да нет, большая Собака. — Вороний Хлыст раздал спутникам ореховые палочки и сам взял одну. — У тебя есть твоё сокровище. Держи почаще жезлы силы под взглядом Извечной Звезды, и они будут всегда заряжены и на твою жизнь этого заряда хватит для всех твоих амулетов.

— Я годами бедствовал, не мог позволить себе ни на один жезл силы больше, чем было нужно для зарядки перевязи, — горестно причитал Бульдог. — И теперь, когда у меня хватает жезлов, чтобы все амулеты работали, когда кончились дни моего воровства, я изгнан из Заксара — из всех городов! Что у меня будет тут за жизнь? — Он показал жестом на сияющую пыль заката, мрачные деревья и камни пустыни.

— У тебя хотя бы есть Чарм, которым можно жить, — ответил Вороний Хлыст с набитым ртом. — А посмотри на этого ребёнка. У тебя же нет Чарма, кроме того, что мы тебе дали, так? И я прав буду, если скажу, что у тебя за всю жизнь Чарма не было?

— Не было. — Тиви сосредоточенно грызла ореховую палочку, заедая ягодами, и не смотрела на своих спутников. Лицо её было скрыто рассыпавшимися волосами.

— Ты работала на фабрике за глаза тритона и на них покупала себе грубую пищу и призму, чтобы отогнать сон, — уверенно сказал Вороний Хлыст и сам себе кивнул.

— Мне случалось спать, — призналась она, не поднимая глаз. — Мне не стыдно об этом рассказывать.

— Да, — продолжал Вороний Хлыст, снова кивнув, измеряя её пристальным взглядом тёмных глаз. — Я знаю, что было много ночей, когда тебе приходилось выбирать между хлебом и призмой. Лучше спать сытым, чем бодрствовать на голодный желудок.

— Как со мной было в детстве, — перебил Бульдог. — Я заползал под мусорные ящики и закладывался кирпичами, чтобы не унесло во сне.

— Там до тебя ночные ползуны могут добраться, — сказала Тиви.

— Верно. — Бульдог показал размытые серебристые шрамы на внутренней поверхности рук. — Вот следы, как они пытались влезть в мои жилы. А ты где спала?

— На фабрике, когда работала, — ответила она, — пока меня не поймали и не уволили. А потом — в мусорных ящиках.

— Фу! — Вороний Хлыст с отвращением дёрнул бородой. — У меня для этого слишком чувствительный нос. Даже под ними — и то сильно воняет. — А здесь придётся привязываться к кронам деревьев, как первые люди. — Он отвернул капюшон, открыв узкое, как лезвие топора, лицо, сморщенное, словно кожаная сумка, с очерченными синим губами и глазами, с чёрными вихрами, завернувшимися в колючие перья. — Если ты не хочешь оставаться с нами.