Напряжение - Владимир Ильин

— Ага.

— А вот если бы вернулся, ты перестала бы желать его возвращения.

— Неправда!

— Милая моя, задумайся, почему папа каждый раз просит показать ему сына, но не ищет его сам.

— Но он ведь потерялся? — Робко предположила внучка.

— Ксюша, мы клан. Мы — не ты я и твой папа, не дядя Амир. Мы — это заводы и самолеты, космические спутники, корабли и целая подводная лодка. Если бы МЫ захотели найти одного — единственного мальчишку в этой стране, НАМ хватило бы двух суток.

— Но я не понимаю…

— А вот если бы ты училась этот год… Эх, да что теперь говорить. — С досадой хлопнул себя по коленке. — Ксюша… Мы сильны единством, клан силен единством. Есть твой папа, он во главе, и никто не смеет оспаривать это. Он достаточно умен, он сильнее всех, он образован и умеет работать. Но он не родился главой клана, понимаешь? У него были братья, сестры, имеющие такое же право стать главным, как и он сам. Часть их них была старше его, часть младше, но все они росли в дружеском соревновании, вместе обучаясь править и воевать. Когда пришел срок, достойный возглавил клан. Остальные стали ему помогать, принеся клятву верности. В природе это зовется естественным отбором — слабые и глупые не имеют права стоять во главе и вести стаю. Мы выживаем так уже тысячелетия.

— Мой брат проиграет? Ну и пусть! Зато он будет рядом со мной, рядом с мамой.

— Драгоценность моя, — грустно улыбнулся дед. — У твоего папы трое сыновей и вместе с тобой две дочери. Ты видела хоть одного из них? Ты видела других мам?

— Ну, меня ни к кому не пускают, — мило заворчала юная видящая.

— Другие мамы боятся тебя, боятся, что ты подскажешь конкурентам на княжеский трон что‑то, что поможет им победить в будущем. Они боятся, потому что ты знаешь результат этой борьбы сейчас и можешь повлиять на него потом. Им страшно, что ты видишь их старость и смерть. Ты — их главный ужас. Поэтому они договорились тебя не посещать и с тобой не разговаривать.

— Ну и пусть, как будто очень хотелось!

— Ксюш, а теперь представь, что князь приносит в дом твоего брата и официально признает наследником. Представь ужас всех этих теть, за спинами которых, кстати, семьи наших союзников. Претендент с сестрой — оракулом. Они, их дети — обречены на поражение.

— Я могу не подсказывать братику, он им сам морды набьет!

— Проблема номер один — они не поверят, что ты не станешь помогать. Проблема номер два — наши союзники возмутятся за своих дочерей. Проблема номер три — разлад в семье и в клане из‑за нечестной борьбы. То есть, твоего брата скорее всего убьют. Вероятность — 93 %. Организуют несчастный случай, на который мы, извини, закроем глаза, чтобы все не развалилось. Тебя не тронут, они не могут сделать что‑либо во вред клану. Но для клана твой брат во главе… Лидер, не обученный должным образом, выглядит угрозой. Им не придется идти через себя, против своей силы и чести, не придется предавать клятвы, чтобы организовать его смерть.

— А если он откажется от борьбы?

— Нельзя отказаться от соревнования, которое не объявлено, но существует как традиция. Пойми, для нас внутриклановая грызня — огромная беда и разлад. Хуже войны. Поэтому мы не ищем его силами клана. Потому что для клана его не существует. Он — тайна гораздо серьезней, чем я под личиной слуги.

Но я и твой отец будем рады, если ты подскажешь где твой брат. Тогда мы сможем тихо забрать мальчика к себе. Он не будет наследником, но будет рядом. Пожалуйста.

— Нет, — выдавила из себя Ксюша.

— Но почему?! Почему ты не можешь нас простить?

— Не я. Он вас не простит. Он… он сейчас никого не простит.

— А если с ним что‑нибудь случится?!

— Деда, ты не бойся. — Маленькая ладошка обняла старческую высохшую ладонь. — Я за ним присмотрю.

Глава 16. День, который

— Мы не употребляем свой товар.

Слова разносились по выстуженному подвальному помещению, находя дорожку через шум механизмов к ушам и сердцу каждого работника. Вздрагивали плечи, суматошно стреляли в мою сторону взгляды, желающие увидеть, но не быть увиденными. Движения обретали несвойственную поспешность, головы сгибались от предчувствия близкой беды, представляя себя под низкой лампой в центре зала, вместо тех, кто был оторван от работы по моему слову.

Сегодня виновников было много. В безжизненном свете ламп дугой выстроились шестеро работников, безликие в своих одинаковых белоснежных халатах и шапочках с перчатками, силой выставив вперед высокого, крепкого парня. Кто‑то должен был ответить за недостачу. Кто‑то чужой, недавно принятый, оттого виновный больше остальной бригады.

Он тормошил рукав халата, комкая исцарапанными пальцами белоснежную ткань. Его глаза искали виновника всех бед, высматривая врага на полу, на глади стен, на потолке, в квадратах закрытых простыней окошек.

— Сергей, ты ведь знаешь правила?

Тот закивал и тут же отрицательно замотал головой:

— Но это не я!

Его попытку обернуться к бывшим друзьям я пресек, зацепив за плечо, и резко дернул на себя.

— Глаза воспалены, кожа холодная, дыхание… Покажи язык.

Сергей упрямо уставился в пол, не желая подчиняться.

— Сколько ты закинул внутрь? — Я полуобернулся к Вадику, до того неслышно стоявшего в охранении вместе с Семеном.

— Не хватает двух упаковок. — Мазнув взглядом по бумажке, озвучил он.

— Что бывает с теми, кто употребляет так много? — Вновь обратился к Сергею, встряхнув его за халат. — Что было с Петей, скажи мне?

— Он попал в больницу, — шмыгнул парень, обреченно понурив плечи.

— Верно. А почему он попал в больницу второй раз? — Вкрадчиво уточнил, придвигаясь чуть ближе.

— С лестницы упал…

— Неверно, — цокнул я, досадуя. — Причина в том, что он создал нам проблемы. Из‑за него было расследование, цех вынужден был остановиться на месяц, мы потеряли много денег… Теперь ты понимаешь последствия своего проступка?

— Я больше не буду, — понурился он.

— Разумеется, — зубасто улыбнулся я ему. — Ты уволен.

— Но я…!

— Вышвырните его.

— А моя плата?!

— Какая плата? — Удивился в ответ, округлив глаза. — Ты нам должен за две упаковки недостачи. Срок — неделя.

— Нечестно! — Донеслось уже из‑за двери, вместе с хеканьем Семена и гулким ударом, после которого всякие звуки прекратились.

Хм. Слишком тихо. Я обернулся в зал, с удивлением отметив застывших статуями ребят.

— За работу! — Рявкнул так, что задрожали мелкие детали где‑то на стеллаже, а в углу по горе желтоватого порошка прокатилась небольшая осыпь.