Если судьба выбирает нас… - Михаил Валерин

— Здравствуйте. Мне в пятом кабинете сказали, что вот это надо передать вам!

— Да! Все верно! Проходите, садитесь… Чаю хотите? — Этот чиновник хотя бы общался по-человечески.

— Спасибо! Но, пожалуй, воздержусь. Извольте! — Я протянул ему свои бумаги.

— Ага! — Изучив бумаги, парень аж подскочил на стуле. — Вы из Московского гренадерского полка?

— Именно так!

— Это же замечательно, что из Московского! Тогда вы будете получать жалованье не в Казенной палате на общих основаниях, а из полковой казны и безо всяких проволочек! Сейчас я все оформлю, и мы с вами подпишем постановление! Вы даже не представляете, как вам повезло! Полковая администрация будет выдавать вам все прямо в больнице! — Чиновник просто сиял.

Ишь ты, как он возбудился!

Наверное, оттого, что моя «зарплата» — теперь не его проблема…

8

Намедни нам было сообщено, что через неделю нас с концертом посетят воспитанницы Александровского женского института. Кроме того, княжна Ливен объявила, что если кто-то пожелает исполнить что-либо в дополнение к оному выступлению, — это будет всячески приветствоваться.

Новость вызвала среди раненых офицеров волну энтузиазма.

Даже две волны, правда, разнонаправленных…

Одни радовались самому факту посещения барышнями нашего скорбного приюта. Другие сразу же стали строить планы своего участия в концерте.

Откровенно говоря, я не хотел высовываться и надеялся тихонько отсидеться среди зрителей, но судьба распорядилась иначе.

По возвращении в палату я был тотчас же атакован Генрихом с предложением исполнить на концерте что-нибудь эдакое…

— Геня, если честно, я не готов солировать перед барышнями…

— Странно! Обычно ты напеваешь или мурлыкаешь что-либо по поводу и без повода…

— Увы и ах…

— Саша, ну что тебе стоит? В твоей голове крутятся самые разные необыкновенные и удивительные песни. Чего плохого в том, чтобы исполнить что-нибудь новенькое не просто ради забавы, а для пользы дела?

— Какого дела? Лично я никакого «дела» не наблюдаю!

— Прапорщик, в конце концов, я старше вас в чине! Извольте исполнять! — Генрих принял вид грозного командира, но не выдержал и рассмеялся: — Саша, ну, пожалуйста!

— Добрый вечер, господа! — В палату вошла Софья Павловна.

— Добрый вечер! — хором откликнулись мы с Литусом.

— Александр Александрович, я здесь, чтобы просить вас выступить на концерте. Мне кажется, что музыка в вашем исполнении украсит сие достойное мероприятие. С вашим талантом…

— Прошу прощения, но я действительно не готов выступать…

— Но…

— Во-первых, я просто опасаюсь петь с моим ранением! Во-вторых, я никогда не выступал перед столь обширной аудиторией. И в-третьих, я просто не знаю — что именно петь?

— Ваш лечащий врач доктор Вильзар, узнав, что вы занимаетесь пением, всемерно одобрил это занятие. При ранениях легкого сие является полезной гимнастикой, — решительно пошла в контратаку княжна. — Аудитория пусть вас не смущает, ибо там соберутся люди, не лишенные как музыкального вкуса, так и чувства такта. А с тем, что именно исполнить, мы поможем вам определиться. Не правда ли, Генрих Оттович?

— Да-да! Несомненно! — закивал «предатель» Литус.

— Ну хорошо! — Я вздохнул. — Позвольте мне поразмыслить над вашими доводами… До завтра… Утро вечера мудренее, не так ли?

Во попал!

Что теперь делать? Княжне не шибко повозражаешь, а Генрих меня задолбает своими уговорами…

Петь на сцене под гитару не хотелось совершенно. И что петь — тоже непонятно… Настроение было испорчено, и поэтому ничего путного в голову не приходило…

В задумчивости я пришел на вечерние посиделки и, забившись в угол, рассеянно наблюдал за неформальным песенным соревнованием среди офицеров.

Юрмала, блин! И Сан-Ремо в придачу…

Мое внимание привлек хорунжий Чусов из 3-го Уфимско-Самарского казачьего полка, обитавший в соседней палате. Казак виртуозно, «с переборами да переливами», играл на гармошке с бубенцами и приятным тенором пел «Она милая моя, Волга-матушка река…»

Что-то в его импровизации показалось знакомым, что и навело меня на, не побоюсь этого слова, гениальную мысль.

Утром я объявил «заговорщикам» в лице подпоручика Московского 8-го гренадерского полка Генриха Оттовича Литуса и старшей сестры милосердия княжны Софьи Павловны Ливен, что я согласен выступить на концерте и даже готов исполнить нечто совершенно потрясающее, но только при одном условии!

Выступать я буду не один. Генрих будет аккомпанировать мне на рояле, который имелся в большом Лекторском зале госпиталя, а Софья Павловна должна уговорить присоединиться к нам хорунжего Чусова.

После небольшого спора мое предложение было принято как руководство к действию.

Княжна не подвела, и к нашей первой вечерней репетиции с энтузиазмом присоединился чрезвычайно заинтригованный самарец со своей чудо-гармошкой…

А впереди была еще целая неделя упорных занятий по слаживанию нашего «трио».

9

И вот наконец торжественный день настал…

Вместе с большой группой воспитанниц Александровского женского института под руководством графини Коновницыной в госпиталь прибыли его попечители из евангелической общины, а также несколько старших офицеров московского гарнизона.

Раненые постарались встретить гостей при параде, насколько это вообще было возможно: кое-кто даже был в полной форме, а на остальных приходилось в среднем по половине костюма — остальное бинты, лубки и гипс.

Барышни были действительно милы…

По крайней мере, мне так показалось.

Они читали стихи, исполняли романсы, русские народные и иностранные песни как в сольном, так и в хоровом варианте.

Следом стала выступать «встречающая» сторона: премилый романс исполнила одна из сестер милосердия, сыграл на рояле вальс «Амурские волны» худой штабс-капитан из «контуженых» со второго этажа.

Наконец настала наша очередь…

Проковыляв на костылях на сцену, Литус уселся за клавиши. Мы с Чусовым расположились на вынесенных на сцену стульях…

Три раза хлопнув по гитаре ладонью, я заиграл ритм. Потом вступил Генрих, и следом повела основную тему сладкоголосая гармошка нашего хорунжего…

Идея, возникшая в моей бедовой голове, была навеяна двумя случайно проскочившими в ней словами «Сан-Ремо» и «гармоника». Эту грустную и забавную песенку я знал еще с девятого класса, когда для школьного спектакля мы учили ее в оригинале, подражая пантомиме Вячеслава Полунина…

И вот впервые с тех пор я запел, тщательно выговаривая слова на итальянском:

Blue canary di ramo in ramo,Gorgheggi al vento il tuo richiamo.Blue canary attendi invanoChe torni al nido chi ando lontano.[129]

10

Как-то незаметно втянувшись в неспешное течение госпитальной жизни, я с удивлением отметил, что мне здесь даже нравится.

Полноценный сон, трехразовое питание, прекрасный уход и забота со стороны младшего персонала — по сравнению с Варшавой просто небо и земля. Еще тут замечательные врачи: Евангелический госпиталь всегда славился своими специалистами.

Масса свободного времени, которое я трачу на чтение и игру на гитаре, размышления и разговоры с Генрихом.

Вечерние посиделки с песнями и байками, от которых я не в восторге, на фоне всего этого кажутся мелким недоразумением.

Два дня в неделю меня навещают родственники: каждую среду приезжают мама с Федечкой, а по субботам к ним присоединяется отец. Они привозят еду и книги, а главное — отвлекают меня от скуки и монотонности, присущей всем медицинским учреждениям.

Намедни даже прислали портного, дабы я смог выправить новое обмундирование. Не везет мне, однако, на военную форму: один комплект был практически разодран в клочья в момент моего попадания в тело Саши фон Аша, теперь вот второй пришел в негодность.

Суета сует…

А вообще жду не дождусь момента, когда мне наконец-то разрешат покинуть эти гостеприимные стены. Ведь до сих пор я знакомлюсь с окружающим миром как-то фрагментарно. Фронт, госпиталь, поезд, вновь госпиталь… Моя свобода передвижений, так или иначе, все время ограниченна.

Прогулки по парку в Варшаве или в скверике здесь не в счет…

Хочется идти без цели и раздумий куда глаза глядят, чтобы наконец ощутить: каков он, этот «чужой» 1917 год!

Двадцатое число — священный день…

День выдачи жалованья!

Сегодня утром нашу палату посетил один замечательный во всех отношениях человек: высокий подтянутый поручик с небольшим саквояжем в руках.

— Стра-афстфуйте-э, го-оспода-а! — с характерным акцентом заговорил вновь прибывший. — По-осфольте предстафитца-а: атъюта-ант сапасно-офа батальо-она Ма-асковскофа восьми-фа кренате-орскафа по-олка пору-учик Юванен. Исполняя-аю такше казначейски-ие опясанно-ости!