Логово зверя - Василий Головачев

– Нет.

– Ничего, этот пласт информации от него не уйдет, – заметил Илья, догоняя ушедших вперед Федора, Серафима с Анжеликой и Гнедича. – Я тоже только недавно удосужился изучить материалы о заговоре против подлинной русской истории.

Антон задумчиво посмотрел ему вслед. Валерия взяла его за руку, повлекла за остальными.

– Я тебе как-нибудь в свободное время лекцию прочитаю об этом, хотя вряд ли ты обрадуешься открывшейся исторической бездне.

– О каком заговоре все-таки идет речь?

– Илья назвал его точно: заговор против истинной русской истории существовал и действует до сих пор, а речь идет о гнуснейшем искажении истории нашего отечества в угоду тем, кто заинтересован в сокрытии тайн восшествия на престол династии Романовых, а главное – в уничижении рода русского, якобы рода рабов, стонавших под непосильным бременем трехсотлетнего татаро-монгольского ига, не имевших своей культуры.

– А разве не было ига?

– Не было, Антон Андреевич, в том-то и дело. Была великая Русско-Ордынская империя, управляемая казачьим атаманом – батькой, – отсюда, кстати, и имя-кличка – Батый, – раскинувшаяся на территории большей, чем бывший СССР. Это ли не повод для фарисеев, живших в Америке и Европе, представить, что все было наоборот, что не они занимали главенствующее положение, а славяне?

– Но тогда… – пробормотал Антон, силясь найти возражение. – А как же монголы? Татары? Они же…

– Монгол – не национальность, это название, данное западными историками представителю Русско-Ордынской империи, и обозначает оно – «великий». Из школьной истории ты должен был помнить словосочетание «Великие Моголы». Это тавтология. Могол и так в переводе – великий, монголом он стал позже, когда русский язык исказили при Рюриковичах, когда заменили праславянское письмо – глаголицу на кириллицу. А татарин в переводе с древнерусского, называемого до сих пор санскритом, всего лишь искаженное татарох – царский всадник. Не отставай, Антон, потом поговорим, не то еще узнаешь.

Валерия поспешила вперед, Антон отстал, обдумывая услышанное. Мысли бежали взъерошенные и в ряд становиться не хотели, не хватало информации, и он дал зарок в душе выведать все о русской истории, что знает Валерия, а также прочитать материалы неизвестного ему до этого момента академика Фоменко.

Через полчаса они обедали, разместившись в просторной кухне ломовского особняка. Федор делился новостями, рассказывал о своих заботах, спрашивал о московских новостях, и беседовал с ним в основном разговорившийся, несколько повеселевший Тымко. Он балагурил, шутил, хвалил хозяйку и ел за троих, поглощая все, что ему клали на тарелку.

– А комаров у вас тут много? – спросил он, обрабатывая зубами кроличью лопатку. – Если нету, я согласен сюда переехать, хорошо тут у вас кормят.

– Комары есть, но к нам в дом не залетают, – отвечал Федор, – моя женушка слово против них знает, они боятся.

– А мне это слово не скажете? Замучили, супостаты, проникают в квартиру сквозь любую сетку, даже хваленый «Раптор» не помогает.

– Кстати, слово «комары» происходит от санскритского «камаари», – заметила Валерия, – то есть «враги Бога любви Камы», юного Купидона, который часто сидел в кустах голеньким с луком и стрелами в руках.

Это сообщение развеселило обедающих, посыпались шутки, раздался смех, и даже озабоченный Юрий Дмитриевич позволил себе улыбнуться и вставить слово о забавах Купидона. Антона же так и подмывало попросить Валерию продолжить ее лекцию о тайнах истории, но сидел он не рядом с ней, поэтому терпел и ждал момента.

После обеда Илья собрал мужскую часть экспедиции за домом Ломова, на природе, чтобы изложить свой план. Начало похода на Стрекавин Нос откладывалось до утра, поэтому предполагалось заняться подготовкой двух моторных лодок, одну из которых давал Васька, шурин Федора, а вторую Ломов обещал занять у знакомого артельщика, собиравшегося в отпуск.

Прикинув варианты погрузки оборудования экспедиции на лодки, обсудив и утвердив схему посадки и следования по реке Ловать и дальше, по озеру, мужчины принялись за дело. Илья с Федором направились за лодками, чтобы подогнать их к месту на реке, где погрузка будет наименее заметна, остальные же, в том числе и Антон, начали перетаскивать груз из «Газели» на берег Ловати.

Этот процесс длился до вечера. К семи часам весь груз был перенесен, уложен в лодки, а по сути – катера с хорошим запасом хода и скоростными характеристиками, сами лодки осмотрены, а моторы проверены. Был пополнен и запас бензина, позволявший путешественникам добраться до острова Войцы с южным мысом Стрекавин Нос и вернуться обратно.

В восемь часов поужинали, ожидая появления деда Евстигнея, однако он не пришел ни в девять, ни в десять, отчего Илья, и без того возбужденный, занервничал и решил сам сходить к волхву. Вернулся он быстро, оглядел свою гвардию, ждавшую его в гостиной Ломова.

– Дед занят.

– Чем же? – брюзгливо осведомился Серафим. – Готовит волшебное варево для колдовства?

Илья не отреагировал на реплику.

– Проводник подойдет к нам завтра, в шесть утра, прямо к пристани. Дед тоже придет утром, даст ЦУ. Нам же он посоветовал сторожить лодки.

– Здесь водятся воры?

– Здесь водятся слуги Морока, верим мы в них или нет. Предлагаю дежурить по двое. Сейчас там Федор с шурином, в двенадцать их сменим мы с Серафимом, часа в три нас сменит Антон и вы, Юрий Дмитриевич. Принципиальные возражения есть?

– Это дискриминация женщин, – заявила сердито Валерия. – Мы с Анжеликой такие же члены экспедиции, как и остальные, и могли бы дежурить не хуже мужчин.

– Я имел в виду принципиальные возражения, – отрезал Илья. – Раз их нет, то предлагаю разойтись и отдыхать. Времени мало, отход назначаю на шесть утра с минутами.

Все зашевелились, направляясь к заранее определенным местам ночлега. Валерии и Юрию Дмитриевичу досталась одна из спален Ломовых на втором этаже, Анжелика согласилась спать на раскладушке на веранде, мужчинам отводилась вторая спальня, где стояли две кровати. Предполагалось, что один из них ляжет на полу, где был постелен матрас, и Антон согласился занять это место.

Спать легли без особых разговоров. Все было обговорено и сомнений не вызывало. Лишь Тымко, отлучившийся куда-то на полчаса и вернувшийся не в лучшем расположении духа, начал что-то ворчать под нос, но после окрика Ильи перестал и, поворочавшись немного, затих. Через минуту он уже храпел.

Антон же уснуть никак не мог, но не из-за храпа, – он привык засыпать при любом шуме. В голову лезла всякая чертовщина, чудились чьи-то крадущиеся шаги, таинственные тени шевелились по углам комнаты, в окно заглядывали чьи-то светящиеся глаза, и сердце сжималось от предчувствия беды.