Ганнибал. Роман о Карфагене - Гисперт Хаафс

— Надеюсь, не последний.

— Нам очень нужна здесь защищенная крепкими стенами столица.

Антигон минуту-другую молча наблюдал за пращниками, со ста шагов разбивавшими стоявшие на помосте глиняные горшки.

— И где ты ее хочешь воздвигнуть? — бесстрастно спросил он.

— Если между нами… — вполголоса произнес Гадзрубал и доверительно положил руку на плечо Антигона, — Конечно, лучше Мастии места не найдешь — большая бухта, вокруг плодородные земли, рядом остров, на котором легко построить крепость. Я уже не говорю о жителях твоего «Селения ремесленников», Тигго. Но… увы, пока еще рано. И ты сам понимаешь почему.

— Да, конечно. Нет никакого смысла создавать столицу на восточном побережье, когда освоены только западные земли, а дальше к востоку сплошь враждебные племена.

Они вошли внутрь невысокого трехэтажного дома на окраине лагеря, прошли через весь первый этаж, заполненный усердно трудившимися писцами, и поднялись по широкой каменной лестнице. Перед окованной железом дверью Гадзрубал остановился и три раза хлопнул по ней рукой.

Им открыл рослый пун, не снимавший ладони с рукояти короткого меча. Гадзрубал небрежно кивнул ему и провел Антигона в глухую комнату без окон, отделенную от остальных помещений прочной деревянной дверью. Здесь были повсюду беспорядочно разбросаны папирусные свитки и стояли квадратные медные доски, расчерченные на линии, обозначавшие сухопутные и морские границы различных государств. Гадзрубал вынул из маленького шкафчика два кувшина и простые кружки.

— Здесь я храню самые важные сведения. — Он сел на кожаное ложе и разлил вино. — А вообще я уже говорил, что не бывает бесполезных сведений…

— И потому тут у тебя одни пуны? — Кружка в пальцах Антигона предательски дрогнула.

— Да, — Гадзрубал тяжело привалился к стене. — Уж не знаю, сколько среди них людей Ганнона, но лучше пусть за мной следят они, чем… Опять же пойми меня правильно.

— Лучше скажи, как далеко забираются твои лазутчики? И насколько они надежны?

— Как далеко? — Гадзрубал поднял правую бровь, словно удивляясь услышанному. — Достаточно. Я могу, к примеру, сказать тебе, с кем из ливийских вождей и купцов ты беседовал. Или сколько дружественных Риму купцов из Массалии прошлой осенью заключили выгодные сделки в Британии. На каких горных перевалах между Бактрией и Индией господствуют разбойничьи шайки. Сколько в среднем верблюдов в караванах, снующих между Коптосом на Ниле и Береникой на берегу Аравийского моря. И сколько золота ежедневно добывается на тамошних рудниках.

— По-моему, ты что-то утаиваешь. — Мелькнувшая в глазах Гадзрубала тень заставила Антигона насторожиться. — Это имеет отношение ко мне, не так ли?

— Несколько лет назад ты писал Гамилькару, что о каких-то новостях даже знать не желаешь, верно? — пробормотал Гадзрубал. — Он велел мне с пониманием отнестись к твоему пожеланию.

— Теперь я уже так не считаю. — Антигон слегка поморщился, как бы сожалея, что приходится тратить время на пустые объяснения.

— Я знаю, друг мой Тигго. Иначе бы ты не забирался так далеко на юг.

— Что ты знаешь о Тзуниро и Аристоне?

Назвав эти бесконечно дорогие ему имена, он почувствовал, как во рту стало сухо и горько, горло словно перехватила петля, а под лопатку будто кто-то кольнул кинжалом. Антигон сразу постарел, сгорбился и стал похож на большую птицу с подрезанными крыльями. Он не просто безумно любил эту женщину, опалявшую его огненной страстью, он в каком-то смысле просто боготворил ее. К младшему сыну он также привязался всем сердцем, прощал ему все проказы и сейчас ощутил, что эти раны отнюдь не зажили и что никакие путешествия в самые дальние края не способны заставить его забыть о них. Антигон поднял глаза на Гадзрубала, и пун, как бы повинуясь умоляющему взгляду, медленно встал и начал перебирать свитки, поочередно разворачивая их и тут же откладывая в сторону. Наконец он сел, и Антигону показалось, что сердце его каплей полетело куда-то вниз. Голову забил пронзительный звон, резко перехватило дыхание.

— Так вот, — голос пуна звучал нарочито бесстрастно. — Они покинули Гадир на корабле «Побережье Золотой Эллады». У Счастливых островов они пересели на небольшое купеческое судно и доплыли на нем до устья Гира. «Женщина, — говорится в донесении, — явно была душевнобольной. Она никому ничего не рассказывала о себе, но в часы просветления судорожно искала родственников, пока наконец не начала называть дядей чернокожего купца. Смерть постигла ее в тот день, когда караван ее предполагаемого родственника уже собирался отправиться в путь. Мальчика они взяли с собой». Согласно другому донесению, где-то через год один из вождей племени, обитавшего в лесах Ливии, объявил своим наследником мальчика по имени Аристон, в котором он признал сына своей давно пропавшей дочери.

Антигон еще плотнее сжал губы и отвернул побелевшее лицо. Гадзрубал тщательно свернул свиток.

— С тех пор ничего не изменилось, — Гадзрубал положил руки на плечи грека. — Тзуниро умерла от разрыва сердца. Вы оба стали как бы единой душой и плотью и смогли доставить друг другу наивысшее наслаждение. Оно по-прежнему дурманит и туманит ум, Тигго. Но ты должен взять себя в руки, метек.

Гадзрубал с силой привлек Антигона к себе, затем отпустил его и вернулся на ложе.

— И еще кое-что, — горько улыбнулся он, — Если тебя интересует имущество Тзуниро, обратись к раби Ваалиатону.

— К верховному жрецу храма Решефа? — Антигона не покидало ощущение, что уши его забиты чем-то мягким и собственный голос доносится откуда-то издалека.

— Да. Ты, вероятно, опросил всех банкиров и караванщиков, а об Ваалиатоне наверняка даже не вспомнил. А он, между прочим, обладает купеческой хваткой. Его храм получает из южных земель дурманящие травы, пряности, слоновую кость и ароматическое масло. Теперь скажи мне… Аристон… Может, нам похитить его?

Голос Гадзрубала чуть не сорвался от еле сдерживаемого волнения. Антигон рухнул на низенькую скамейку, охватил ладонями кружку и даже не заметил, что Гадзрубал тут же щедро наполнил ее неразбавленным вином.

— Нет. Ему тогда было так мало лет… Он, наверное, совсем забыл меня. Какое я имею теперь право лишать его привычного окружения?

Антигон закрыл глаза и одним махом осушил кружку. Он слышат шуршание пера по папирусу, мерные шаги Гадзрубала и доносившиеся из-за тонких стен гортанные крики птиц, порой заглушаемые ревом одного из начальников отрядов, обучавшего новобранцев владению мечом. Из оцепенения его вывел громкий скрип сиденья.

— Как далеко отсюда Гамилькар? — Он разлепил тяжелые веки и нервно щелкнул пальцами.

— Десять — двенадцать дней пути, — Гадзрубал задумчиво почесал тростинкой нос. — Когда ты хочешь выехать?

— Завтра утром. Дорога очень опасная?

— В общем да, — ответил Гадзрубал. — А знаешь… Поедем вместе. Только послезавтра. Так и так мне нужно кое-что обсудить со стратегом. Здесь же все настолько запутано, что я могу отсутствовать хоть месяц — хуже не будет.

— Полагаю, наиболее ценные сведения лазутчики сообщат только тебе и Гамилькару, — Антигон встал и выдавил на лице улыбку, — а не твоим писцам-пунам.

— Мы же не хотим вредить здоровью Ганнона Великого, — Гадзрубал говорил мягко и доверительно, тщательно подыскивая нужные слова. — Вдруг он узнал слишком много и будет плохо спать. Ну зачем, к примеру, ставить его в известность о том, что мы сняли списки с его посланий римским сенаторам и купцам? Или о том, что именно происходит в различных частях Иберии. Ну ладно, хватит об этом. Что ты намерен делать до отъезда?

— Я бы с удовольствием посмотрел на ваше новое войско, — не сказал, а скорее выдохнул Антигон.

— Давай я пошлю к тебе молодого старшину конницы Магарбала, — что-то прикидывая в уме, предложил Гадзрубал, — Этот юноша очень дружен с Ганнибалом. Он тебе все покажет.

Стройному поджарому пуну на вид было не больше двадцати лет, однако он уже командовал тысячным отрядом катафрактов, набранных в окрестностях Кардубы. Магарбал был четвертым сыном небогатого судовладельца и очень гордился тем, что отец, несмотря на отсутствие средств, смог дать ему хорошее образование.

— Иберийские кони ниже нумидийских скакунов, — увлеченно объяснял он, — но зато гораздо выносливее. На них можно навьючить тяжелый груз, можно даже посадить еще и пехотинца — они и это выдержат.

Антигон согласно кивнул. Достаточно было взглянуть на щипавших траву на лугу за конюшнями лошадей, чтобы беспрекословно поверить Магарбалу. Если нумидийские кони отличались длинными стройными ногами, то иберийские — приземистым широким крупом.

— Ты видел, как сражаются нумидийцы?

Антигон еще раз наклонил голову и подумал, что вряд ли из его памяти когда-либо выветрятся стремительно летящие в атаку всадники Нараваса.