Рекламное бюро господина Кочека - Варткес Тевекелян

Эти немцы говорили так, будто если не сегодня, то завтра они станут хозяевами всей Европы и будут диктовать народам свою волю.

По вечерам они пили пиво, горячо спорили, горланили свой гимн — «Германия, Германия превыше всего». С Лизой они вели себя корректно, даже подчеркнуто почтительно. К этому их обязывала железная дисциплина: не могли же они позволить себе вольность по отношению к другу семьи герра Дитриха — вождя местных фашистов!..

Каждую субботу, купив маленькие подарки детям, Лиза отправлялась к Дитрихам. Вечером там собирались более или менее именитые немцы. Здесь тоже не обходилось без пива и сосисок, по пили умеренно, обменивались новостями, и если спорили, то без шума и криков.

Однажды в доме Дитриха появилась новая личность — сухощавый немец лет сорока с брезгливым выражением лица, по фамилии фон Болен. Он только что приехал из Германии и привез массу новостей. По тому, с какой почтительностью приняли гостя, с каким вниманием слушали его, Лиза догадалась, что вновь прибывший — крупная птица среди нацистов.

Сначала он рассказывал столичные сплетни, кого на какую должность назначили, что говорил фюрер в своих многочисленных речах. Завладев вниманием слушателей, он перешел к более важному, придав этому своему сообщению шутливый оттенок.

— На съезде партии в Нюрнберге фюрер вручает знамена штурмовикам города Кельна. Возвращаясь к себе домой, они несут впереди отряда штандарт, на котором написано крупными буквами: «Страсбург»… Это, видите ли, не нравится послу Франции, господину Франсуа Понсэ. Он является к фюреру в имперскую канцелярию и говорит: «Господин канцлер, мое правительство не может допустить, чтобы штурмовые отряды писали на своих штандартах „Страсбург“, — это звучит как призыв к захвату чужих территорий».

Здесь фон Болен, как опытный рассказчик, сделал паузу, и не ошибся, — сразу раздались голоса: «Что ответил этому нахалу фюрер?»

— Терпеливо выслушав посла, фюрер весьма вежливо отвечает ему: «Я сожалею, что этот факт ускользнул от моего внимания. Смею утверждать, что я никоим образом не помышляю о том, чтобы требовать возвращения Эльзас-Лотарингии! Я знаю хорошо этих каналий эльзасцев, — они не захотят присоединиться ни к Германии, ни к Франции. Следовательно, бесполезно драться из-за них. Я мечтаю лишь о том, господин посол, чтобы в один прекрасный день мне воздвигли памятник как человеку, который установил вечный мир между Францией и Германией. Французскому послу не остается ничего другого, как откланяться и уйти. Вы подумайте, какая мудрая хитрость! Всем ведь известны высказывания фюрера, что мы рано или поздно рассчитаемся с Францией за все — за поражение, за версальский позор и унижения, которые вытерпел немецкий народ. А официальному послу он говорит совсем другое. Попробуй придерись!

— Хайль Гитлер! — сказал один из гостей, все вскочили и, стуча пивными кружками по столу, закричали: «Хайль, хайль!»

Слушая все эти разговоры, наблюдая за поведением людей, восторгавшихся цинизмом своего фюрера, Лиза внутренне содрогалась. У нее накопилось немало интересных наблюдений, а связи все не было. В свое время на вопрос Лизы, как ей связаться с «отцом», тот ответил: «Ты езжай, приспосабливайся к местным условиям, наблюдай и запоминай, — придет время, мы найдем тебя. Прошло много времени, а никто ее не нашел. Скоро студенческие каникулы кончатся, и оставаться ей здесь будет нельзя. Собственно, и смысла в этом нет никакого. Она успела увидеть здесь фашистов в натуральном виде, узнала их мысли, познакомилась с методами их работы. Теперь она твердо знает: у фашистов нет никаких моральных устоев, ничто не может их смутить. Так думала Лиза, не зная, что главное — впереди…

В ту субботу гости разошлись довольно поздно и в столовой остались только трое: хозяин дома, толстяк Соковский и фон Болен. Они о чем-то беседовали.

Спальня Лизы находилась на втором этаже, как раз над столовой, и, когда немцы разговаривали громко, ей все было слышно. Но сегодня эти трое говорили почти шепотом, и ничего нельзя было разобрать. Но вот беседующие внизу забыли об осторожности и постепенно повысили голоса. Фон Болен внушал толстяку:

— Постарайтесь создать впечатление у министра двора, что вручаете ему документ исключительной важности. Скажите ему, что нашей разведке удалось перехватить совершенно секретное письмо министерства иностранных дел Франции к своему послу здесь. Документ этот сфабрикован специалистами по всем правилам искусства. Тут и подлинный бланк министерства, подпись статс-секретаря, шрифт, которым печатают особо важные документы, и даже специальная бумага, которой пользуются французы. Вот этот документ. — Лиза поняла, что фон Болен достал из кармана какую-то бумагу и показал собеседникам. — Здесь говорится, что перед лицом немецкой опасности французское правительство вынуждено пойти на дальнейшее сближение с Советским Союзом. В настоящее время с русскими ведутся предварительные переговоры на предмет заключения военного союза, в результате чего им будет разрешено разместить на территории Франции, по возможности близ франко-германской границы, воинские соединения, численностью до трех армейских корпусов полного состава. Одновременно Франция обязуется оказать русским необходимую военную и иную помощь в случае нападения Германии на СССР. В конце письма говорится, что министерство иностранных дел Франции поручает своему послу подготовить почву для сообщения здешнему правительству об этом соглашении, когда оно будет подписано. Постарайтесь убедить министра, что перед лицом немецкой агрессии у западного мира нет иного выхода, как сближение с Советским Союзом. Как в Париже, так и в Лондоне убеждены, мол, что союз с русскими подействует отрезвляюще на национал-социалистское правительство Германии. Пусть ваш друг, министр двора, внушает здешнему королю мысль, что большевики, разместив части Красной Армии на территории Франции, никогда оттуда не уйдут. Больше того, не исключена возможность, что они потребуют от союзников территориальные уступки за счет Польши, Румынии и Венгрии. Пусть министр двора примет необходимые меры, чтобы не обнародовать содержание письма раньше времени. Но если все же сведения о нем просочатся в печать, тогда нашему другу Дитриху придется организовать мощные массовые демонстрации молодежи, студентов, служащих государственных учреждений с требованием отставки правительства. Целесообразно спровоцировать, по возможности, беспорядки и столкновения с полицией — лучше с человеческими жертвами.

— Может быть, стоило бы вручить копию этого письма местным журналистам, работающим на нас, чтобы они хотя бы намекнули на первых порах о существовании подобного соглашения между французами и русскими? — спросил Дитрих. — Сейчас это покажется более правдоподобным: ведь во французской прессе раздаются голоса в пользу переговоров с Кремлем. В Париже всерьез поговаривают о поездке в Москву известных русофилов Эррио и Пьера Кота. Учтите, наши люди уже сейчас могут вывести на улицу несколько тысяч человек!

— К этому вопросу мы еще вернемся, когда Соковский сообщит нам, какое впечатление произведет письмо в дворцовых кругах.

— Об этом нетрудно догадаться: в любом конце мира монархи смертельно боятся большевиков, — сказал Соковский. — У меня есть другое предложение. Не лучше ли выбрать более короткий путь — убрать премьера и одним махом разрешить все проблемы?

— Нет, в Берлине считают, что к этому нужно прибегать в самом крайнем случае, когда исчерпаны все другие меры!.. Лично я вполне согласен с такой установкой, для спешки у нас нет особой надобности, — сказал фон Болен. Наступила короткая пауза, — видимо, он размышлял о чем-то. — Впрочем, вы, кажется, правы, дорогой Иоганн: стоит сказать журналистам о существовании такого письма, не раскрывая, разумеется, его содержания. Пусть строят всякие догадки и пишут об этом… Скажите, Соковский, вы успели прибрать к рукам нужных людей в здешней полиции? Я интересуюсь этим на тот случай, если возникнет необходимость в организации демонстрации со всеми последствиями.

— Что за вопрос! Не только в полиции, но и в генеральном штабе армии у нас свои люди, готовые действовать по нашему первому сигналу… Я в жизни не встречал более алчных и продажных людей, чем в этой стране. Здесь за деньги можно купить не только чинов полиции, но и самого короля вместе с королевой, — вопрос в цене! — позволил себе пошутить толстяк Соковский.

— Итак, мы обо всем договорились, — снова заговорил фон Болен. — У меня к вам обоим одна-единственная просьба: постарайтесь, чтобы наши люди не вели себя здесь все-таки слишком вызывающе. Нам ни к чему раздражать местное население.

Скрипнуло кресло, — видимо, приезжий гость встал, встали и остальные.

— Не беспокойтесь! Все будет сделано, и мы уверены, что в Берлине нами будут довольны! — поспешил заверить фон Болена Дитрих.