Рубеж. Пентакль - Марина и Сергей Дяченко

Погинули Хитцы! И теперь страх пошел по округе. Некому отозваться, некому стеной стать…

– Может, и вправду уехать? – поневоле вырвалось у девушки. – Хведир, что делать?

Бурсак мотнул головой, щека дернулась.

– Пока батьку не поховаю – никуда не уеду. Да и куда бежать-то? Зима! В лесу – верная смерть, а в поле – нагонят.

Девушке стало стыдно. Бурсак в окулярах ее смелости учит! А ведь верно, учит!

Послышался дробный топот. Из-за угла вылетел Агмет на своем вороном, подскакал, махнул рукой.

– Сюда идут, ханум-хозяйка! Я им сказал, чтоб шибко сюда шли! К тебе, ханум Ярина!

Единственный глаз татарина горел злым огнем. Агмет тоже не боялся. Не боялся – и первым сообразил, что делать надлежит. Ярина улыбнулась – верно! Пусть идут, разберемся!

Толпа уже вываливала на майдан – мужики, бабы, молодые парни, даже детишки. Впереди грузно семенил валковский выборный – тучный старик, умевший, как хорошо помнила девушка, лишь кланяться и поддакивать. Оттого и выборным поставлен!

Люди заполнили майдан, окружили всадников. Кто-то протянул руку к узде солового скакуна, но Агмет свистнул камчой – и смельчак-невежа поспешил отшатнуться.

– Панна сотникова! Чего делать-то? Скажи, чего делать? Пущай скажет! Скажет!

– Чего там спрашивать? – тут же отклинулись иные. – Бежать! Бежать надоть! Из Минковки уже бегут, из Перепелицевки бегут!..

Ярина ждала. К горлу подступил страх, и она с тоской вспомнила батьку. Пан Логин Загаржецкий живо бы объяснил этим мугырям, чего делать надо. Но батька далеко, а беда – вот она, рядом.

Она вновь взглянула на Хведира. Парень смотрел вниз, под конские копыта. Да, не вояка! Вот браты его – один к одному, черкасская кость. Но они тоже там, на синем Дунае…

– Тихо! – Ярина привстала в седле, рука с «корабелкой» взлетела к серому низкому небу. – Тихо, панове-молодцы! Что орете, как жидовский кагал? Пришли слухать – так слухайте, чего я скажу!

Гвалт стих, сменившись холодным, тяжелым молчанием. Десятки глаз смотрели на худую плосконосую девушку в серой кожушанке и черкасской шапке с белым верхом.

Ярина подождала, вдохнула холодный воздух.

Пора!

– Что, обыватели валковские? Бежать вздумали? Волков по чащобам кормить?! Вы побежите, соседи побегут – и край запустеет. Для того ли прадеды ваши здесь засеки строили да татар в пень рубали? Неужто они трусов породили?

Ответом была тишина. Мужики прятали глаза, смотрели вниз, отворачивались.

– Батька твой, панна сотникова, далеко, – наконец бросил кто-то. – Он на Дунае, а мы – здесь. И татары здесь. Пан писарь погиб и все черкасы с ним. Кто Валки оборонит?

– Верно, верно! – откликнулись другие. – Чего ее слушать, соплюху! Бежать надоть, бежать!

– А ну цыть! – «корабелка» вновь взлетела к небу. – Трусов не держу – дорога скатертью! А кто не трус, меня слушай!

Ярина на миг замолкла, переводя дыхание и давая возможность перепуганной толпе прийти в себя. Соплюха? Пусть и соплюха, зато у нее кровь в жилах, а не гнилая водица!

– Эй, панове-молодцы, обыватели валковские, мугыри да свинопасы, костерники да броварники! Хватит вам под перинами прятаться, в винницах страх заливать да по запечьям дрожать – ждать, покуда татарский аркан не найдет! Кто смелый – иди со мной, Яриной Загаржецкой, дочкой сотниковой, наши Валки боронить! А кто трус, смелость взаймы бери и тоже иди! Или не деды ваши с паном гетьманом Зиновием Старых Панов под Пилявцами рубили да татар на Изюмском шляху гоняли? А не пойдете – по селам поеду да молодиц с рогачами наберу, а все одно: врагов в Валки не пущу! И в том слово даю крепкое, черкасское! Поняли меня?

Девушка задохнулась, рука с шаблей опустилась вниз. В горле першило – не иначе голос сорвала. Не беда, лишь бы услыхали!

Услыхали! Тишина сменилась гулом, но голоса теперь звучали иначе. Очнулись мугыри!

– А сотником кто будет? – Высокий парень в коротком, не по росту, кожухе пробился вперед. – Не можно без сотника, панна Ярина!

Парень был знакомый – Миско Швец, из самой голоты. Год назад в черкасы просился, да не взяли. Какой черкас без коня?

Девушка задумалась. А и вправду, кто? Ни писаря не осталось, ни есаула, ни черкаса реестрового.

– А хоть он, – Ярина кивнула на мрачного Хведира. – Роду он черкасского, и батька, царствие небесное ему, сотенным писарем был!

Хведир даже головы не поднял – будто не слыхал. В толпе засмеялись.

– Не, не годится! – Миско Швец взлохматил буйную шевелюру. – Пусть пан бурсак покуда в писарях, как батька, походит. Он – человек ученый, ему и писарем быть. Верно?

Толпа вновь загудела – согласно, дружно. Ярина облегченно перевела дух. Раз уж чины делить начали, значит, не побегут!

– А сотником тебе быть, Ярина Логиновна, некому больше.

Девушка невольно покраснела, в висках застучала кровь. О таком и не мечталось. Не мечталось, не думалось. Куда там в сотники! Тут бы раз с батькой в поход сходить – и то не брали!

– Девка она! – послышался чей-то рассудительный бас. – Девка славная, боевая, да один хрен: разве можно девку в сотники?!

Ярина только вздохнула. Все верно! Замечталась, дуреха!

– И кто ж такое сказал? – Миско резко оглянулся, хмыкнул. – Да это мы все – бабы, а она – единственный вояка на все Валки! Кто бежать хотел да хомяком в нору ховаться, а?

Рядом со Швецом уже собрались его погодки: крепкие, плечистые, один в один. Кое-кого Ярина помнила. Тоже из голоты, доброго кожуха – и того нет.

– Ярину Загаржецку – в сотники! Слава! – крикнул кто-то, и весь майдан дружно отозвался:

– Слава! Слава! Не уйдем! Не сдадимся!

Ярина словно очнулась. Криком сотники не ставятся. Через день-другой из Полтавы наказного пришлют, но ждать все одно нельзя.

– Теодор Лукьяныч!

Парень поднял голову, взглянул удивленно.

– Поезжай в управу сотенную да всех волонтиров запиши, да амбар открой, где припас хранится, да погреб пороховой. Понял ли, пан писарь сотенный?

Бурсак подумал, кивнул. Ярина повернулась к Швецу.

– А ты, пан Миско, при мне сотенным товарищем будешь. Проследи, чтоб на улицах порядок был, да чтоб не стреляли попусту. И об есаулах наказных подумай, вечером назначим.

– А головы брить? – поинтересовались петушиным фальцетом. – То холодно, панна сотникова!