Провозвестник Тьмы - Сергей Сезин

А потом я столкнулся буквально лоб в лоб с адаптантом. Оружия никто не успел схватить. И я оказался чуть быстрее, ударом корпуса отбросив его на ствол дерева. Адаптант ударился о ствол, осел на колени. А я проскочил за спину и захватил его шею локтевым сгибом левой руки и, схватив правой рукой за свою левую кисть, отогнул ему голову назад. Колено мое уперлось ему в спину, а я еще и навалился всем телом, отгибая голову к себе. Хруст – и враг обмяк. Конкретно обмяк, как желе. Я оттолкнул его от себя, сбрасывая захват. Обмякшее тело адаптанта мешком свалилось на землю. Я кинул взгляд вокруг – нет ли кого-то еще. Нету. Что только радует. А вот теперь гляну на него внимательнее. Вытащил «вальтер» и, наведя ствол на адаптанта, пнул его, переворачивая лицом вверх. А он еще живой! Только парализовало его так, что рукой-ногой двинуть не может! Черные глаза буквально впились в меня, словно пытаются проткнуть насквозь. Значит, я ему позвоночник сломал, в шейном отделе! Видал я такое, когда один наш студент прыгал в Дон в незнакомом месте и впилился головой в корягу. Пару месяцев лежал в травме парализованный, пока не умер от какой-то инфекции в почках. Но Юрку жалко было, и его девчонку тоже, которая с ним в отделении сидела дни и ночи, пока ему глаза не закрыла. А этого… совсем нет.

Одет он в немецкую камуфляжную куртку, а штаны и сапоги наши, армейские. На поясе немецкая кобура, в которой покоится парабеллум. Ну, мне он не нужен, а вот оба магазина пригодятся, ибо мой «вальтер» такие же патроны кушает. А в нагрудном кармане углегорское удостоверение личности, уже совсем затертое. Иван Александрович Хренников, Горсвет. Гм, так это он из города… Наверное, домародерился, слишком глубоко заехав во Тьму. Это же сколько он тут бродит во Тьме? Если бы знать… Но он не выглядит оголодавшим. Может, он не только черные глаза приобрел, но и влился в жизнь адаптантской деревни? Может, даже отец какого-то дитяти Тьмы, которое родилось на территории Тьмы же?

А это я сказал вслух, и адаптант Иван стал рожи корчить и усилил попытки проткнуть меня взглядом. А что мне с ним теперь делать – добить, что ли? Нет, на что мне это? Вот он лежит, хоть и жив, но почти мертв, и кровь его не пролилась. И на нее не наведется какая-то тварь Тьмы. А это весьма радует. Так что пусть Иван и дальше рожи строит.

Но все эти борения с адаптантом меня окончательно встряхнули, и пошла опять реакция на Тьму. Опять мандраж с колотуном и чувство страха. А ведь не было этого совсем.

Но куда меня так активно тащило? К Тьме? К Тьме! Где я сейчас – точно не скажу, но явно сколько-то прошел к Тьме. И она совсем близко – нижний край ее завесы совсем близко, еще не над головой, но уже недалеко. И что это со мной делается? Сознание отключается, но я не валяюсь, а иду к Тьме? Значит, она меня заманивает. И что она со мной сделает? А вот такого же, как этот, только с целым позвоночником. Так вроде и должно выйти, хотя не слышал я, чтобы кого-то так к Тьме тащило. Все говорили, что, наоборот, хотелось подальше от нее сбежать. А меня то на улицу с тварями тянет, то уже к самой Тьме. Надо уходить отсюда, туда, где не так подташнивает, не подгибаются колени и не выскакивает наружу сердце. Назад, на сто восемьдесят градусов. Пытаюсь повернуться, но прямо физически ощущаю, что не могу повернуться и идти. Ноги не слушаются команд, словно я тоже парализован. Мысль еще бегает, как мне захочется, а вот ноги – нет. А руки – как держали пистолет и трофейные магазины, так и продолжают.

Так я и стою некоторое время. Потом словно чья-то черная рука мягко, но властно опускается на мой мозг. Сознание как бы уходит уровнем ниже. Вот прямо как бывает, когда резко недоспишь: ты встал, идешь, но как бы и идешь и спишь одновременно. И все так же понимаешь, что идешь в туалет, но не видишь, как твоя физиономия неотвратимо направляется в дверной косяк…

А сейчас углубившееся на нижний уровень сознание потрясенно наблюдает, как я разворачиваюсь в сторону Тьмы и иду туда, как на ходу выщелкиваю патроны из трофейных магазинов и укладываю их в карман, как запускаю уже ненужные магазины в кусты. У алкоголиков бывают такие вот комментирующие галлюцинации – идет он по улице и слышит, как голос в голове или рядом говорит: «Он закрыл дверь подъезда. Он пошел дальше. Он ищет сигарету в пачке, но она уже давно пустая. Теперь идет к Таньке». Или что-то похожее. Иногда алкоголик начинает препираться с этим голосом: дескать, я не к Таньке иду, а просто погулять в ту сторону. А комментирующий голос отвечает, что однозначно к Таньке. А я так же потрясенно осознаю, что мною управляет кто-то или что-то, как алкоголик осознает, что кто-то или что-то внутри его головы рассказывает о нем. И этот кто-то – не он сам.

Ноги по чьей-то команде несут меня по тропинке и выводят на полянку. А там стоит запряженная в телегу лошадушка и мирно жует травку. Только лошадушка не привычная взгляду, а такая же, как и ее хозяин, – словно фотографический негатив. Сама черная (или нет, вороная), а глаза белесые, словно самогон в стакане. Ноги спутаны, потому она и не уходит. А на дне телеги, в сене, куча вещей. Немецкая винтовка Маузера, брезентовый плащ с капюшоном. Ага, что это под ним? Самодельный брезентовый же патронташ о шести кармашках. Торба с овсом, мешок. А что в мешке – какие-то тряпки, завернутый в тряпицу кусок сала, два вареных яйца, краюха хлеба, луковица. И бутылка, заткнутая кочерыжкой. Ей-ей, опять самогон. Но какой-то повтор случая происходит: адаптант, самогон, девятимиллиметровый пистолет. А была ли тогда лошадь с телегой? Не помню.

Только не было такого полуотключения сознания. Отрешенно наблюдаю, как сам же и распутываю ноги коня-негатива, забрасываю вожжи в телегу, накидываю на себя плащ и укрываю капюшоном голову. Затем проверяю, сколько патронов в патронташе. Двенадцать обойм. В патроннике винтовки – патрон. Рука уверенно перекидывает флажок предохранителя. А откуда я это знаю – ведь ни там, ни здесь я маузеров в руки не брал. Винтовку кладу рядом, сажусь на телегу, поудобнее расправляю вожжи и слегка хлопаю ими по горбу животины. Она медленно страгивает телегу со мной вперед.

Куда же меня занесет? И сколько я еще буду пленником в своем теле? И что ждет там, впереди? И как сказать себе самому, что незачем держать патронташ в телеге, а надо его надеть на себя?

Утро, шесть тридцать. Мы где-то стоим. Надолго ли застряли – не ведаю, но надо сползать с полки и идти в конец вагона. Надеюсь, это не какой-нибудь Орел и стоянка в полчаса мне не грозит. Впрочем, в бутылке пепси уже осталось грамм сто содержимого, так что ее возьму с собой. Либо просто выкину в мусорник, либо выкину, предварительно наполнив.

Пока я сползал, поезд тронулся. Ура! Завершив утренние дела, я вернулся обратно. Спать по-прежнему хотелось, и я полез наверх. Дотянулся до непочатой бутылки, восполнил потерю жидкости и вновь отвернулся к стенке. Внизу кто-то похрапывает, но это совсем ничего. Сейчас меня укачает поездная болтанка, и я опять засну. Надеюсь, что сон будет не про уже виденное в других мирах… Или даже вообще без видений…

Я спал, просыпался, вновь засыпал. Попутчики уже встали, иногда при просыпании я слышал их разговоры. А меня заново смаривало. Сновидений сначала не было, потом увиделось что-то про животных, а еще позже разум вернулся в страну Тьмы…

Я ехал на подводе, явно зная куда, ибо без всякого участия своего офигевшего и загнанного в уголок сознания поворачивал скотину в нужную сторону. А инфернальная тварь мирно тащила повозку со мной в нужную сторону, периодически роняя «яблоки» на дорогу. Никого другого на дороге не было.

Мы все так же ехали на север, не спеша, но без остановок. Где-то в середине дня, когда мы проезжали небольшую заброшенную деревеньку, я остановил телегу у колодца и набрал воды в ведро. Но отчего-то не сразу дал скотине воды, а подождал, потом взял пучок сена и бросил его в воду. Лошадушка все выпила. А вот для чего я это делал – ума не приложу. Словно действительно живут во мне два человека – один из них, кто знает, как с лошадьми обращаться (скрытый я), и второй, который в этом ни бельмеса (явный я). Итак, расщепление уже есть, что еще осталось? Дереализация, деперсонализация, ментизм, кататония? Что там еще может произойти с загнанной в угол моей личностью? И кто родится в итоге от соединения остатков меня и Тьмы?

Только и остается смотреть со стороны на это и ждать. А вот дождусь ли я чего-то хорошего? Не знаю, но надеюсь. А пока гляжу, как скрытый я пожевал оставшиеся сухари, явно не наелся, потом полез в котомку адаптанта, покрутил в руках трофеи, но не решился их есть, а спрятал обратно. Я его понимаю. Кто знает, что будет оттого, что поешь сала, нарощенного у свиньи, предавшейся Тьме, и что впитается из земли в хлеб под ее сенью? А самогона я и так не хочу – ни дистиллированного во Тьме, ни вне ее. Хоть одна у нас со вторым точка соприкосновения образовалась.