Гучок - Валентин Гноевой

– Слушаю тебя и никак не пойму, – проговорил Гучок. – Что это за слова «кансенсус», «калиция», и всякие такие… Они хорошие или плохие?

– Ани из телевизала, – сразу снял все вопросы Игорёк. – А плахие слава мы с папай недавна закопали в землю.

– ???

– Науцили меня в садике нескальким новым славам, – терпеливо начал объяснять мальчик.

– Воспитательница научила? – поинтересовался Гучок.

– Нет. Маска и Петька. Зацем ани нузны – не абисняли, да как-та и не нада была. И так всё ясна. Но я, вить, ни знал, сто ани плахии. И када иглал ва двале, спакойна и везлива сказал их Килюхе, када тот абсыпал миня пискóм. А ево мама всё ласказала маиму папе. Папа узнал у миня все эти новыи слава и оцинь удивился. Он их сам пелвый лаз слысал, но сказал, сто ани плахии. Патом мы пасли в палк, вылыли ямку, и я сказал эти слава. Папа слазу зе засыпал ямку и сказал, сто он их закапáл, и типель у миня их нет.

– Так это вы, получается, плохие слова посадили? – испуганно произнёс Кеша. – А, вдруг, там теперь что-нибудь плохое вырастет?

– Вот, и я папе задал такой зе ваплос. А он сказал, сто в этам месте узе тоцьно ницево не выластет. Не ластёт ницево ат плахих слов.

– И ты не помнишь теперь эти слова? – с интересом спросил Гучок.

– Поплобуй их забыть! – засмеялся Игорёк. – Толька выйдес гулять в палк, как тут зе эти слава слысис ат длугих взлослых… Стланно как-то. Дети закапывают, взлослыи выкапывают…

– Неужели все взрослые такие странные и непонятные? – непонятно кому задал вопрос Гучок. – Быть маленьким гораздо интереснее и понятнее.

– А быть маленьким без взлослых есё луцьсе!

– Ну, пожалуй, совсем без взрослых нельзя, – рассудил Гучок. – Они, всё-таки нам кое в чём помогают. Они нас кормят, одевают, водят на аттракционы, возят на море…

– Эта есё не известна, кто каво на моле возит, – запротестовал Игорёк. – Если бы ни я, мой папа на моле никада бы и не паехал. И в цилк я ево вадил, и в Магдональс. Са мной он хоть мил пасматлел… Плавда, он миня нескалька лаз на нацьную лыбалку блал. Вот эта были вылазки! Адин лаз нас цють дикии кабаны не затаптали!..

– Подожди! Вы же на рыбалке были, – не понял Гоша.

– Ну, да, на лыбалке! А ани, видна, на ахоте были…

– Кто? Кабаны? – переспросил Кеша.

– Ну, ты даёс! Ахотники, канесна, – вопрос дракоши его развеселил. – Вот, как ты думаес, сто долзен уметь делать настаясий ахотник?

– Метко стрелять, наверное, – неуверенно произнёс дракоша. – Разгадывать следы, ставить капканы… Что ещё?

– Меткасть, следы и капканы, эта, канесна, неплохо, но мало. Самае главнае, сто долзен уметь настаясий ахотник, эта быстла бегать и халасо лазать па делевьям.

– Это ещё зачем?

– Ахотник всигда долзен аставатца ахотником, – наставительным тоном продолжал Игорёк. – Настаясий ахотник не ластеляеца, если навстлецю кабан, а он… лузьё дома забыл. Тагда он нацинает ахотитца на ниво… хитластью! Хитласть в том, сто он становитца как бы кабаном, а кабан – как бы ахотником.

– ???

– Ну, сто непанятнава? Ахотник безит, а кабан ево даганяет! В канце канцов, уставсий ат такой хитласти, кабан замелтво падает к нагам сваей зелтвы. Ну, патом, канесна, са всево леса к этаму месту падтягиваютца длугие ахотники, католыи хузе бегают, но, зато, намного луцьсе лазают па делевьям. И тут нацинаетца самае интелеснае. Вот, здесь ахота тока нацинаетца. Все усазываютца узинать и, пелебивая длуг длуга, ласказывать длуг длугу… как всё была на самам деле. Плицём каздый гавалит цистую плавду… Ну, вобсем, дня целез тли, када вся цистая плавда узе законцилась, уставсий, но настаясий, ахотник вазвласяеца дамóй. Еле ноги волоцёт…

– Кабана тащит? – сочувственно спросил Кеша.

– … Какова кабана?… А-а, кабана… Так, вить, он зе убезал! Ну, да! Палезал, атдахнул и убезал дамой. Кабанят, вить, завтла лано утлом в садик вести нада, а самаму на лаботу…

– Ну, а вы-то как на охоте оказались? – попытался прояснить ситуацию лягушонок. – Вы же на рыбалке были!

– Лыбалка – эта та зе ахота, только на лыбу, – сообщил Игорёк с таким видом, как будто он открывал охотникам большую тайну рыбалки. – В тот вецел мы с папай стаяли в камысах на лезинавай лодке. На лыбу, знацит, ахотились. И, вдлуг, недалеко от нас ка-а-ак бахнет! Два лаза. А патом визг, хлюканье и топот ног с капытами мима нас. Слысим, и к нам кто-та сулсит целез камыс! Папа слазу на вёсла и давай глести ат белега. Мала ли какой гипапаптам к нам знакомится цесет!

Игорёк так эмоционально рассказывал, что даже вспотел от воспоминаний. Он вытер пот со лба и как доказательство, предъявил своим слушателям:

– Вот! Эта я сицяс вспател! А тада вабсе уписался!.. – тут он замолчал и наморщил лоб. – На цём эта я астанавился?

– На гиппопотаме, – напомнил ему Гучок.

– А, да!.. И тут из камысей высоваваюца две незнакомыи клакастыи молды. Злыи и задумцивыи…

– Гиппопотамы? – удивлённо перспросил Гоша.

– Да аткуда там гипапатамы?! Бегемоты, канесна… Тьфу, кабаны! Запутали вы миня сваими гипапатамами! – Игорёк даже немного рассердился на своих непонятливых слушателей. – …Так, вот… Высовываюца два вот таких пятака, – мальчик показал окружность размером с баскетбольный мяч, – с вот такенными задумцивыми молдами, – и он нарисовал в воздухе морду, которая не влезала в шлюпку. – Плицём, адин кабан так сильна думаит, сто у нево из лба дазе дым идёт. Глянул так сильёзна на нас и гавалит длугому: «Не ани!». Длугой ему в атвет: «Как не ани?! Их тозе двое!». «Гавалю тибе, не ани! Там была два кабана, а тут кабан и паласёнок!»… Никада так не ладавался ат таво, сто миня абазвали паласёнком… Патом ани исё сто-та хлюкнули длуг длугу и засулсали дальсе… Калоце, нацевали мы с папай в лодке.

– А кабаны больше не прибегали? – спросил Кеша.

– Плибегали. Канселвный нозик пласили. Аткуда у них канселвы, я так и не понял… И есё я не знал, сто кабаны умеют хлюкать песни…

– Как это «хрюкать песни»? – не понял дракоша.

– Оцень плосто. Песня па ладио паёт, а ани тут падхлюкивают. Но эта есё не всё, – продолжил мальчик. – Заснули мы в лодке и спим. Песни всё как-та дальсе и дальсе… И сница мне, как-бута мы с ладителями в поизде едем на моле. Поизд «тук-тук» да «тук-тук». И тут папа мне гавалит: «Вставай, сынок, приехали!» Атклываю глаза и визу над сабой… мост. А целез мост идёт поизд – «тук-тук» да «тук-тук»… «А где моле?», – спласиваю. «Недоплыли, – гавалит папа. – Бери весло, будем грести». Аказываица, када мы заснули, какая-та лыба паузинала насим клюцьком и всю ноць таскала нас за сабой. Вот, как нас кит тасит. Залко, сто аталвалась. Магли бы бесплатна на моле сплавать. А так, плислось дамóй плыть. Я тада дазе падумать не мог, сто када-нибудь адна лыба будит тасить меня на севелный полюс.

Друзья поглядели в том направлении, куда в воду уходила верёвка, и ещё раз мысленно поблагодарили суслика за такое чудесное средство переплывания через море.

– А я знаю, что должен уметь настоящий рыбак, – заявил Гоша.

– Сто долзен уметь…, – Игорёк задумался. – …Целвяков капáть, лыбные места искать, плавильна падсикать и вытаскивать лыбу… А, вспомнил! Мама есё гавалит, сто настаясий лыбак долзен уметь всю сваю лыбу цистить! Папа с ней оцень не сагласен. Из-за этава мелкую лыбу мы всигда выпускаим. А клупной саседскава ката колмим.

– Я думаю, что настоящий рыбак должен уметь хорошо и быстро плавать, – предположил Гоша. Он, ведь, тоже может удочку дома забыть! Ненастоящий рыбак вернётся за ней домой. И все вокруг сразу скажут «Слабак!». А настоящий и глазом не моргнёт – сразу же решит испытать свою настоящесть. Повесит на себя червяка и в воду. Он уплывает, а рыба догоняет. Потом останется только собрать всю уставшую рыбу, пока та не отдышалась и не уплыла.

Игорёк очень серьёзно его слушал и, наконец, сказал:

– Так мы с папай ни лазу не плобовали. Мы никада есё удацьки дома не забывали… А! Целвяков мы адназды забыли, – вспомнил он. – Плислось на бутелблоды лавить.

– С колбасой? – оживился дракоша.

– Не-е, – мотнул головой Игорёк. – С сылом. А на калбасу мы вадалаза паймали.

– ???

– Дяденька адин падводной ахотой занимался нидалеко ат нас. Узе было влемя абеда, а он всплывать не хател. Лыбалка у ниво, видити ли, в самам лазгале была! Так он ел насу калбасу! Снимал её в ваде плямо с насева клюцька! А к бутелблодам с сылом он не успевал. Лыба у ниво из-пад носа их выхватывала. Плидставляите! Я лавлю на бутелблод адну за адной, а папа ловит на калбасу… ниадну за ниадной. Тока удивляица: «Кто бы мог подумать, что рыба сервелат так любит! Наверняка, щука или судак!». Как он патом лугался, када эту сюку за палиц вытасил… Есё бы, палку селвелата скалмить какому-та судаку в маске!.. Я патом у папы спласил, какими славами он лугался, плахими или халосими? Он как-та стланна атветил… «Средними», гавалит. А я вабсе ни знал, сто есть есё и следние. «Смотря, где ты их скажешь, – абъяснил он. – Если дома или на балу у принцессы – то они плохие, а, если на футболе или, когда новости по телевизору смотришь, то очень даже приличные». А кусок калбасы, католый после вадалаза астался, так ни адна лыба и не съела. И халасо, сто астался. А то, вить, все бутелблоды лыбе дастались…