Между Амуром и Невой - Николай Свечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Георгий Порфирьевич действительно был удивительным душеведом, каких не знала до сих пор охранительная система. Угрозами и лестью, а чаще искренним интересом и симпатией к арестованным, умением сыграть на слабых струнках человеческой души, он мог договориться даже с ярыми своими противниками. Причём договаривался так, что затем они десятилетиями являлись преданными агентами правительства.[144]
С Дегаевым Судейкин установил совершенно особенные отношения. Встретились два властолюбца и условились помогать один другому! Георгий Порфирьевич прямо пожаловался Сергею Васильевичу, что не имеет достойных союзников в верхах — там одни ничтожества, начиная с министра графа Толстого. А по совести, по способностям, занимать кресло управляющего МВД должен был бы он, Судейкин. Вот если Дегаев пустит престарелого графа на воздух, а подполковник тем временем арестует Веру Фигнер, тогда они оба резко возвысятся, каждый в своей иерархии. И начнут «де-факто» править Россией: Дегаев наводнит её ручными «неуловимыми» террористами, которые будут делать только то, что позволят им два вершителя… А Судейкин станет самым незаменимым при батюшке-царе человеком, эдаким диктатором в духе Лорис-Меликова, поскольку он единственный сможет обеспечить безопасность государя. А кончится все… конституцией, поскольку Георгий Порфирьевич тоже считает абсолютную монархию анахронизмом и сам в душе либерал!
От такой перспективы у отставного штабс-капитана захватило дух, и он немедленно выдал всё, что знал: явки, пароли, шифры, настоящие и конспиративные фамилии нелегалов, планы партии, заграничные связи. В награду подполковник разрешил Дегаеву встретить Новый год с женой (она сидела в том же замке, этажом ниже), прислал вино и фрукты. Сделка состоялась, и головокружительная операция начала быстро развиваться. Через две недели после праздничного вечера Дегаев «бежал» и объявился в революционных кругах в ореоле героя. Там давно уже не было никаких успехов, а тут такое! Изголодавшиеся по хорошим новостям люди поверили всему, и Вера Фигнер лично ввела триумфатора в Исполнительный комитет.
Судейкин выполнял все свои обещания. Он не трогал молодых партийцев, смотревших новому предводителю в рот, а предпочитал держать их на свободе под полным своим контролем. Исключение сделал для Фигнер, чтобы расчистить Дегаеву путь на самый верх, но и здесь поступил артистично. Отважной революционерке «случайно» встретился на улице бывший террорист Меркулов, о котором уже было известно, что он предатель. Затем дурочке дали сообщить об этом товарищам по партии, и забрали. Дегаев остался чист, и сделался верховным вождем «Народной Воли» в России.
После этого началась уже совсем веселая жизнь. Сергей Васильевич воссоздал закрытую партийную газету и завёл подпольную типографию (деньги на это взял, естественно, у инспектора секретной полиции). Все статьи в газету Судейкин редактировал лично. Затем они вдвоём набрали всякий сброд в Исполнительный комитет. Революционные деятели, оставшиеся в России и «ходившие по лезвию ножа», высокомерно относились к дезертировавшим, по их мнению, прежним лидерам партии, находящимся в эмиграции. И не слушали советов «стариков». Сейчас Судейкин руководит всеми ячейками «Народной Воли», издает и редактирует их печатный орган, полностью контролирует партию и готовит её руками покушение на графа Толстого. Да, еще он дал поручение Дегаеву: выехать в Швейцарию, найти там самого крупного из уцелевших прежних вождей Льва Тихомирова и выманить его на территорию Германии, где тот будет арестован.
На этом Дегаев закончил свой невероятный рассказ, сложил руки на коленях и смотрел на разведчиков одновременно и жалобно, и преданно.
— Что вы со мной сделаете? — спросил он через минуту, видя, что те не спешат с комментариями.
— А это вон там решат, — ответил Енгалычев и кивнул на потолок.
— Что, сами? — шепотом спросил провокатор. — Против них лично я ничего не затевал, клянусь!
— Что вас связывало с Хинтерроу?
— Его интересовали знакомства в офицерской среде. Некоторые из моих товарищей уже в штаб-офицерских чинах! Еще однажды при мне сэр Адриан говорил с Судейкиным о желательности смены нашей политики на Тибете и в Восточном Турекстане. В пользу сами понимаете кого…
— Но ведь подполковник, согласно ваших же слов, собирался занять пост министра внутренних дел. Как он собирался влиять на дела внешние?
— Не знаю. Может быть, став близко к государю, после… э-э… того случая, он смог бы воздействовать на него и в этом вопросе? И потом: как-то раз в их разговоре мелькнула странная фраза про возможные династические изменения…
Енгалычев и Таубе переглянулись.
— Но я не знаю, что они имели в виду, клянусь!
— Кто такой Лобов?
— Слышал эту фамилию один раз, но человека этого не знаю. Хинтерроу и Георгий Порфирьевич связывают с Лобовым какое-то важное дело; сэр Адриан очень им интересуется.
— А Владимир? Кто такой Владимир?
— Не знаю… Может быть, великий князь Владимир Александрович? Это августейший покровитель Судейкина, они часто видятся.
— Откуда у вас английский паспорт?
— Хинтерроу дал.
— Зачем?
— Ну… после покушения на графа Толстого пришлось бы убегать из страны. На время. А англичане всегда готовы укрыть врагов государя, ещё с Герцена и Ивана Тургенева так повелось.
Опять надолго повисла тишина. Дегаев ёрзал на стуле, разведчики молчали. Вид у них был угрюмый.
— Так что же со мной будет, ваше…
— Превосходительство, — подсказал Таубе.
— …ваше превосходительство? — с собачьим поскуливанием в голосе спросил провокатор.
— Напишите сейчас всё, что нам рассказали, максимально подробно, — ответил Енгалычев. — А мы войдем с представлением туда. От вашей правдивости и — сами понимаете — полезности, сиречь готовности делать то, что прикажем, зависит ваша жизнь.
Через сутки Дегаева извлекли из подвала и отвели наверх. Разговаривал с ним один Таубе, и разговаривал жёстко, с нескрываемой брезгливостью.
— Как вы полагаете: после взрыва Толстого и ареста Тихомирова вы долго ещё будете нужны Судейкину?
Дегаев беспомощно захлопал белесыми ресницами:
— Я тоже об этом уже думал…
— Ваши показания прочитал… сам. Велено, чтобы подполковник Судейкин пал на боевом посту.
— ?
— Ну, неужели не понятно? Не выносить же весь этот помёт, что вы с ним вдвоём навыделяли, ко всеобщему обозрению! Поэтому слушайте августейший приказ. Вы едете в Швейцарию к Тихомирову и во всём ему сознаетёсь. Естественно, без упоминания нашего знакомства… Раскаиваетесь в содеянном и, в качестве искупления своей неизбывной вины, предлагаете казнить Судейкина. Лично.
— Я? Я не смогу. У меня не хватит духу! Я себя выдам, он очень хитрый, он догадается! Это очень неудачная идея, ваше высокоблагородие!
— Хорошо. У меня есть более удачная идея — передать ваши показания вместе с документиком на шёлке в руки Тихомирову и Дейчу. А?
Дегаев сжался в комок.
— Августейшие приказы не обсуждаются. Поэтому думай, как сделать. Проси помощников, раз не можешь сам, — посоветовал Таубе. — И без условий у меня — будешь делать то, что велят. Вот адрес; появляться через день, отчитываться в письменном виде. Государь сказал: до истечения года Судейкин должен быть наказан. Если ты это сделаешь, тебя отпустят в Америку. А теперь пошёл вон с глаз моих!
Глава 26
Республика Желтуга
Курьерская почта, которую они наняли, делает в худшем случае 18 верст в час. По хорошей дороге за сутки можно пройти 300 верст, при условии, что спать будешь в тарантасе, а питаться всухомятку при переменах лошадей. Накатанная дорога вела вдоль течения Шилки на Благовещенск и далее на Владивосток.
После целого дня безостановочного пути доехали до места, где Шилка сливается с Аргуном и превращается в Амур. Изменился пейзаж: суровые, увенчаные гольцами горы Забайкалья заместили пологие сопки с почти южными лесами, а на правом берегу великой реки раскинулась скучная желтая степь. Именно здесь, у самого начала Амура, и находилась республика Желтуга.
В станицу Игнашино — последний пункт русской территории — прибыли уже в полной темноте. Переночевали. Утром чуть свет пошли на берег договариваться. Из махонького домика вышел угрюмый мужик в дикой[145] рубахе и штанах с жёлтым лампасом — перевозчик. Такса была уже известна: червонец с человека в оба конца и по три рубля за пуд багажа. Быстро ударили по рукам, простились с возницей, оговорив обратный путь, сели в шитик и отправились к южному берегу.
Река в этом месте не была еще так широка, каковой она станет, судя по народным песням, потом. Амур-батюшка здесь чуть более версты, менее Волги у Нижнего Новгорода; но и так впечатляет… Когда доплыли до середины, на том берегу появилась повозка: это прибыл транспорт от принимающей стороны, заказанный Саблиным.