Раб сердец - Александр Лукьянов

      Мы не начинали войны! Это нас двадцать пять лет обирали, унижали, убивали, порабощали. И все вокруг молчали. Все! Да что там «вокруг» - мы сами молчали. Тупо и покорно. Я? Да, тоже молчал... Безмолвствовал, когда рвали Рунь на клочки, когда к власти пришли озверелое ворьё, откормленные канцелярские крысы и наглые хозяйчики, когда на улицах городов наших разносилось: «Рунская свинья, прочь с дороги! На колени, свинорылый!».

      Среди собравшихся вижу многих своих ровесников. Многие молчали и терпели лишения, когда шла осада Чистограда. Молчат и сейчас... Так пусть каждый из собравшихся здесь мысленно ответит себе - он свинья? Холуй? Согласен и дальше молчать, горбатиться на хозяйчика-лешелюба и терпеливо дохнуть, заливая предсмертную тоску брагой? Ну, тогда да - свинья и холуй, быдло и скотина. Не согласен - иди к нам в Братство.

      Хочу, чтобы каждый понял: мы - на нашей земле. Чужой нам не надо, но на своей не позволим себя насиловать, грабить и убивать. Все! Хватит! Закончилось терпение. Отступать нам более некуда! Наша беда в том, что стали забываться эти слова... «Отступать некуда» - сказали Чёрные рати в последнем бою последней страшной Войны Кольца. Тогда к нашей земле самоуверенно, в наглой уверенности в победе топало с Заката воинство «свободных народов». Они тоже считали рунцев быдлом и безмозглыми рабами Чёрного Властелина. И как же удивились, когда Чёрные ратники, не сложив оружия, легли костьми до последнего. Ибо отступать было более некуда!

      И мы отправились в поход на истребление лешелюбских крысиных стай потому, что нельзя было не идти. Потому что кончилось безволие, исчезло позорное бессилие. Их сменили отчаяние и ярость. Мы захотели жить сами и защитить жизнь детей. Мы вдруг пожелали жить на своей земле и по своим обычаям, а не по воле тех кто называет нас свиньями на бойне.

      Внезапно собравшийся на площади народ шумно выдохнул в едином порыве: стоявший рядом с Браном Ждан Ратник, оттолкнув Учителя, прикрыл его собой. Сверкнувшая гадючьим блеском стрела сухо щёлкнула по пластине жданова панциря.

      -Уводите Брана! -крикнула Внята Тихая, длинным кошачьим прыжком соскочившая с крыльца прямо в ряды слушателей. -Ребята, за мной!

      Но она опоздала. В середине толпы забурлил водоворот, послышались яростные крики и, когда Внята с ратниками протолкались к этому месту, то увидели на брусчатке лишь растерзанные останки, в которых было трудно узнать человеческое тело. Из трупа торчали втоптанные в него обломки небольшого лешачьего лука.

      -Ну, зачем вы так, люди добрые? -укоризненно сказала Внята. -Его же допросить следовало...

      -Поторопились. -вздохнул угрюмоватого вида чистоградец. -Но нет худа без добра: теперь все мы ясно видим - если эта мразь так ненавидит Учителя, значит надо быть с ним. Записываюсь в вашу Рать, братья!

      -И я! Я тоже! -загудели стоявшие рядом.

      -Почему же в «вашу Рать»? -удивилась Внята. -В нашу!

      …-Значит, так... -Внята Тихая обвела сидящих за круглым столом тяжёлым, хмурым взглядом. -На всех наших советах мы всегда слушали, слушаем и впредь будем слушать Учителя. Мы привыкли к тому, что он всё знает и никогда не ошибается (помолчи, пожалуйста, Бран!). Пусть же сегодняшнее собрание станет единственным исключением, когда ему слова мы не дадим (молчи, прошу). Потому что сегодня я предлагаю раз и навсегда запретить Учителю появляться где-либо без надёжной охраны. Ждан, покажи.

      Ждан Ратник швырнул на стол панцирную пластину.

      -Почти пробита. -злобно сказал он. -А вот и наконечник, водяные его ковали. Острее бритвы, гадёныш. Эй-эй, в руки не берите, не видите - синим светится, верно отравлен.

      -Обсуждать будем? -осведомилась Внята. -Учитель, тебе не давали слова... Нет других мнений? Значит, решено - никаких хождений в народ, пока не будет обеспечена полная безопасность. А уж этим я займусь со всей ответственностью, клянусь, дорогие мои братишки и сестрёнка!

      4.

      К дому, где поселился Бран, приблизились люди в распахнутых куртках, из-под которых выглядывали белые праздничные кафтаны с вышивкой. Тёмные кисти с крепкими пальцами резко оттенялись белизной рукавов. Первым степенно шествовал широкоплечий седобородый старец. Он нес пред собою что-то громоздкое, завернутое в расшитое солнечными кругами полотно.

      За старцем следовала тройка парней. Они были похожи друг на друга и в то же время напоминали лицами старика, так что мысль о родстве сразу приходила в голову всякому, кто их видел. У каждого в руках тоже было по свёртку разных размеров. Парни, раскрыв рты, оторопело рассматривали простой дом, старое крыльцо, серые ставни, гнёзда ласточек, что во множестве ютились под крышей.

      -Доброго дня, почтенные! -сказал десятник ратников, охранявших крыльцо. -Позвольте спросить, кто такие?

      -Нам к Брану!- разом заговорили парни, широко и белозубо улыбаясь.-Вот с отцом прибыли Учителя поздравить с победою, поклониться от всех мастеров города, поблагодарить за освобождение Поползаевска от лешелюбов! Да от трудов своих подарки принесли!

      -Что за подарок?

      -Уж прости, - старик вежливо отвёл руку десятника от свёртка, -дар показывают тому, кому он назначен.

      Вдруг ратники расступились. Десятник замолчал и поспешно сошёл с крыльца, уступая место новому лицу. Это был Стрёма Кулак. Узнав, в чем дело, Ученик Брана пристально всмотрелся в пришедших.

      -Но хотя бы сказать, что несёте, можете?

      -Доспехи на витязя для защиты от вражьего оружия чешуйчатые, меч да копьё.

      Кулак хохотнул.

      -Доспехи, говорите? Это кстати после вчерашнего. Что ж, попробую узнать, не занят ли Бран. Коли время есть, обязательно примет. О ком доложить?

      -Скажи, оружейник Свара с сынами ждут.

      Кузнецы встали у крыльца так, чтобы не мешать никому и терпеливо ожидали.

      Через несколько минут Стрёма выглянул из-за приотворённой двери и позвал:

      -Ну, железного дела умельцы, проходите, Учитель ждёт!

      Свара глубоко вздохнул, даже сквозь потемневшую у горна кожу стал виден румянец волнения. Он оглядел себя, сыновей и с достоинством поднялся по скрипучим ступеням крыльца.

      Бран принял их в большой, чисто выбеленной комнате. По квадратным пятнам на полу было видно, что когда то здесь лежали ковры. Ветер прохладными струйками влетал в в приоткрытые окна и тихонько шевелил бумаги, которыми был завален большой стол. Большой ворон, важно разгуливавший между бумаг, склонял голову и смотрел то в один лист, то в другой. Рыжий пёс дремал под столом, вытянув лапы. Колыхались складки голубого занавеса, скрывавшего дверь в стене напротив.