Время святого равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко. События и люди - Юрий Александрович Соколов

толпы. Однако тут же сам он ослеп, и его со всеми бывшими там охватил такой столбняк, что… все стояли, застыв неподвижно, будто каменные». Прибывший «король Руси» увещевал его и тот принял христианство, после чего оцепенение прошло.

Слишком прозрачно здесь видно, что «король Руси» – это великий князь Ярополк Святославич, что «брат, живущий поблизости» (заметим – убитый по приказу «короля») – это Олег Коростеньский, а «брат, живущий в отдалении» – это, конечно, княживший на северной окраине Руси, в Новгороде, князь Владимир Святославич[29]. Конечно, крупный латинский функционер, кардинал Петр Дамиани мог и не знать всех обстоятельств гибели Бонифация[30], однако, понятно, что кардинал не испытывал добрых чувств к Владимиру Святославичу, который, при решении о крещении и себя лично, и всей Руси, предпочел обратиться не в Рим, а в Константинополь. Петр Дамиани был свидетелем, как до предела обострились отношения Рима и Константинополя, в событиях «Великой схизмы» он тоже участвовал, являясь коллегой Гумберта Сильва-Кандида и Григория Гильдебрандта, а потому ждать от него беспристрастности нельзя. Трудно сказать, сколь активно было западное миссионерство на Руси, но оно, как бы то ни было, имело место в нашей истории. Если эффект от него какой-то был, то в исторической ретроспективе, при всем уважении к подвижнической деятельности миссионеров, он оказался весьма скромным. Петр Дамиани нарисовал зловещую картину в отношении будущего крестителя Руси. Но нельзя не признать, что она также и вполне реалистична. Очевидно, миссионеры доходили и до Новгорода. Как на это должен был реагировать Владимир Святославич? Ведь он в силу стечения обстоятельств находился тогда, в 970-х годах, в полной зависимости от благосклонности упертых в язычестве новгородцев. Учитывая специфику ситуации, в Новгороде рассматривали христианских миссионеров (без разницы – из Рима или Константинополя), как агентов Киева. Вероятно, с ними жестоко расправлялись. И даже если допустить со стороны Владимира Святославича сочувствие к ним, то для него было бы самоубийственным его каким-либо образом обнаруживать.

Но в этом отрывке важно то, что «король Руси», Ярополк Святославич, был крещен. «Король и все прочие… толпою бросились к ногам блаженного мужа, со слезами прося прощения и горячо моля о крещении». Заметим в тексте присутствие «толпы»: «К крещению стало стекаться такое множество язычников, что святой муж отправился к одному большому озеру и крестил народ в его обильных водах». Ощущение такое, что под «толпой» понимаются «все», т. е. «толпа» тождественна «народу», что, конечно, явное преувеличение. Нечто вроде выдавания желаемого за действительное.

Вместе с тем, образ монаха-миссионера Бонифация – не столько исторический, сколько «литературный», являясь плодом благочестивой фантазии Петра Дамиани. Понятно, что в 970-х годах христиане на Руси были. В основном, конечно, в среднем Поднепровье, в Киеве и вокруг него. И их было немало. Во-первых, христиане были заметны в Киеве еще при княгине Ольге: мудрая правительница никогда не решилась бы принять открыто крещение, если бы оказалась в одиночестве и, следовательно, в политической изоляции. Как реальный политик, она нуждалась в опоре на электорат сильных единомышленников. Во-вторых, невозможно представить, чтобы Ярополк Святославич принял крещение в одиночестве: уж, во всяком случае, его «ближний круг» сделал то же. Сейчас невозможно сказать, сколь велика была в Киеве христианская община и сколь она была влиятельна. Считать, что крещение Ярополка было вызвано желанием заключить союз со Священной Римской империей и «открыть ворота» для активизации контактов (в том числе и торговых) с латинской Европой, было бы либо легкомысленно, либо тенденциозно. Кроме Бонифация, никто из западных миссионеров на столь значительное явление, как крещение главы Киевской Руси, не претендует. Но сам Бонифаций этого сделать не мог по той простой причине, что в 970-х годах его на Руси не было: здесь он появился в последнее десятилетие правления Владимира Святославича, который уже два десятилетия как был крещен. Следовательно, крещение Ярополка проведено было кем-то из местных священников и, конечно, относящихся к Константинопольской юрисдикции. Возможно, это вообще было совершено еще при жизни княгини Ольги и тогда уж, скорее всего, по ее же инициативе.

Конечно, признание Ярополка христианином (противника равноапостольного крестителя Руси) – дело непривычное. Но вот подтверждение в «Повести временных лет», где под 1044 годом (за десять лет до кончины Ярослава Мудрого) говорится, что из погребения были изъяты тела Ярополка и Олега Святославичей «и крестиша кости» их, которые были перезахоронены в киевской Богородицкой церкви. Обычно этот фрагмент объясняется так: Ярослав Мудрый велел убитых более полувека назад князей – своих дядьев – крестить после смерти. Этот жутковатый оккультный обряд имел место на самом раннем этапе существования Церкви, но самими жившими еще апостолами был осужден и категорически запрещен. Запрет был зафиксирован Карфагенским собором и вошел в Кормчую книгу. Ф. Б. Успенский предлагает компромиссное решение: покойные князья были при жизни оглашенными, но не успели принять само таинство крещения, и при князе Ярославе Мудром решено было довести как бы благое дело до конца. Правда, совсем не понятно, зачем это их племяннику спустя столько лет стало нужно. Князь Ярослав был «политиком до мозга костей» и без основательной мотивации им ничего не предпринималось, но таковой мотивации обнаружить невозможно – в обрядах, укрепляющих власть Рюриковичей, нужды не имелось. На 1044 год ни власти династии, ни власти самого Ярослава Владимировича ничего не угрожало.

Более вероятно, что при захоронении под «крещением» следует понимать «погружение» или, точнее, «омовение» останков перед захоронением. Подобная практика имелась при перезахоронениях в православных монастырях в пространстве Византийской империи. Из обычая омывать эксгумированные останки впоследствии сформировался «Чин омытия святых мощей». Кроме того, под «омыванием» в Киевской Руси имелся обряд выливания на покойника, находящегося во гробе, освященного елея. Из этого можно сделать вывод, что совершенное в 1044 году вовсе не являлось «крещением» «посмертно», а было уже привычным обрядом при захоронении христианина. Но это как раз означает, что Ярополк Святославич был крещеным и проблем со вступлением в брак с племянницей Оттона II у него не было. Проблема возникает с тем, что христианином оказывается и его брат Олег Коростеньский, погибший во время сражения у Овруча: это не позволяет говорить об «оппозиции языческих окраин» Киеву, где «засели христиане», и вынуждает склониться к тому, что в 976 году имела место вульгарная борьба за власть над торговым путем в Византию. Хотя это не отменяет того, что окраины тогда были языческими. Однако война имела меркантильный, а не идейно-религиозный характер. Итак, текст «Повести временных лет» указывает не на факт принадлежности Ярополка I к язычеству, а на факт его христианства. И это отчасти подтверждается, скажем, Иоакимовской летописью, где говорится, что Ярополк «христианам дал волю