Русские инородные сказки - 6 - Макс Фрай

Кто-то тихо приближался. Зеленцов не мог его видеть, но всей кожей между лопатками чувствовал каждый новый шаг этого неизвестного. Сомнений в том, что надвигается маньяк, не оставалось. Зеленцов совершенно не испытывал страха. Теперь он был сосредоточен, как машинистка, перепечатывающая директиву своего босса.

Шаги звучали так, словно человек двигался без обуви. Они скользили и слегка пришлепывали. Странный запах. Почему от него пахнет тиной? Или просто ветер подул со стороны пруда? К запаху тины прибавился новый — гнили.

Зеленцов стиснул зубы. Он боялся, что его стошнит. Он плохо переносил вонь. В общественных сортирах ему делалось дурно.

«Терпи, — приказал он себе. — Сейчас ты прирежешь этого гада. И пусть это тоже считают несчастным случаем. Надеюсь, у него нет мамы».

На мгновение он представил себе маму Половникова. Ребята приходили к ней на Серегину годовщину, выпили много водки (водку принесли с собой), дали клятву отомстить, и мама Сереги прощалась с ними растроганная, немножко пьяная и как-то невероятно, невозможно юная. Она казалась не матерью Сереги, а его вдовой.

Вот бы принести ей голову гада. Вытащить из полиэтиленового пакета, бросить к ее ногам. «Вот этот… это он убил Серегу». И мама Половникова с отвращением пнет мертвую голову и поцелует Зеленцова в губы. Лодыжки у нее стройные. Наверняка длинные пальцы, это даже по домашним тапочкам заметно.

Холодная рука опустилась на плечи Алексея. Он подскочил как ужаленный. Когда это произошло? Как он упустил момент полного сближения с противником? Тихий невнятный голос забубнил возле его уха, и Алексея окатило новой волной зловония. Он стиснул зубы и промычал в ответ. Пусть продолжает считать его пьяным и беззащитным.

А сам украдкой повернул голову, чтобы посмотреть — как выглядит человек, которому предстоит умереть в самом скором времени.

Ничего толком разглядеть не удалось. Возле Алексея сидела, беспокойно ерзая, человекообразная масса. Очевидно было только, что волосы у незнакомца длинные и спутанные.

«Как же от него воняет! — думал Зеленцов в панике. Эта проблема сейчас беспокоила его больше всего. — Не моется он никогда, что ли? Даже от бомжей не так пахнет…»

Незнакомец придвинулся. Влажные руки пробежали по волосам Алексея, запутались в них, слегка дернули и тотчас принялись лихорадочно гладить его щеки. Волны отвращения сотрясали тело Зеленцова. Он стиснул зубы так, что где-то в глубинах мозга отчетливо хрустнуло, и отчаянно зажмурил глаза. Наконец произошло то, чего Зеленцов ждал: липкие пальцы добрались до его горла. Слегка сжались. Отпустили. Снова сжались, на этот раз немного сильнее. Голос забормотал отчетливее: «Ну… Ну… — произносил он. — Идем. Идем. Будет хорошо. Идем».

Сомнений больше не оставалось. Если вообще могли быть какие-то сомнения! Одним быстрым, в мыслях давно отточенным движением, Зеленцов выбросил из кармана руку с ножом и поразил противника в бок.

Послышался визг — запредельно тонкий, долгий. Дольше, чем в состоянии кричать не переводя дыхания человек. У Зеленцова заложило уши. Он почти раскаялся в том, что решился нанести этот удар. А визг все длился и длился и наконец оборвался. Воцарилась блаженная тишина.

Но длилась она недолго, и вскоре ее нарушил громкий, всхлипывающий стон. Маньяк был еще жив.

Зеленцов достал зажигалку, щелкнул ею и наклонился над поверженным. Тот лежал на земле и с трудом переводил дыхание. Алексей не стал спускаться к нему со скамьи, напротив — подобрал под себя ноги, чтобы не наступить в лужу крови.

Он увидел безобразное, покрытое зелеными бородавками лицо. Широкое в скулах и очень узкое в подбородке, с крохотным ртом и плошками-глазами. Оно не было человеческим, в этом Зеленцов мог бы поклясться. Дело не в уродстве черт, не в их непропорциональности — просто вся наружность раненого урода не подчинялась законам человеческой гармонии. В чудище не наблюдалось и следов этой гармонии, пусть даже нарушенной. Ее просто не было.

Волосы у него оказались действительно длинными и спутанными — свалявшимися, как рваные рыбачьи сети, много лет гнившие на заброшенном причале. Руки с шестью пальцами — тоже длиннее, чем следует. Зеленцов с ужасом разглядел лишний сустав: кроме плеча и предплечья, имелось еще одно сочленение.

— Боже! — вырвалось у Зеленцова. — Кто ты? Зачем ты хотел меня убить?

— Я не хотела… — прошептало чудовище. — Я не хотела убить…

Оно двинулось еще немного, и Зеленцов разглядел ноги раненого существа: они срослись и только там, где начинались лодыжки, немного расходились на стороны.

— Русалка? — сказал Зеленцов, откидываясь на спинку скамьи и усаживаясь по-турецки. — Это даже интересно!

Он сунул сигарету в угол рта и закурил. Снизу, из темноты, его сверлили взором глаза-плошки.

Абсурд ситуации взял верх над трезвым рассудком Алексея Зеленцова, и молодой человек принял здравое решение: ничему не удивляться, все принимать как должное и попросту допросить умирающего врага, пока тот не утащил с собой в могилу все свои зловонные тайны.

— Русалка? Чрезвычайно интересно. Но почему ты хотела убить меня?

— Я не хотела… — хрипела русалка, простертая на земле. — Никто из вас не может дышать под водой.

— Это закономерно, — заметил Зеленцов сверху вниз. — Прежде чем тащить под воду представителей вида гомо сапиенс, следовало бы получше изучить их физиологию. Ситуация ясна? — Он наклонился вперед и снова зажег зажигалку. В ее химическом огоньке явилось дергающееся от боли безобразное лицо русалки. — Я тебя спрашиваю, гадина: ясна тебе ситуация?

— Я умираю, — сказала русалка, скребя пальцами землю.

— По твоей вине умер хороший человек. Ясно тебе?

— Я не хотела, чтобы он умер… Я полюбила его…

— Конкретней, — потребовал Зеленцов.

— Я стараюсь конкретней, — сказала русалка. — Я люблю мужчин. Красивых мужчин. Самые красивые мужчины — такие, как ты.

— Спасибо, — сказал Зеленцов иронически.

Она не уловила иронии. Улыбнулась крохотным ртом, показала микроскопические рыбьи зубы.

— Я слушала, как вы поете. Я знала, что люди не могут дышать под водой. Но вы пели обратное.

— То есть? — насторожился Зеленцов.

— Ваши песни говорили обратное, — повторила русалка. — Я поняла, что нашла людей, которые могут все. Могут дышать под водой. Могут жить с любой женщиной. Разве не так?

— В песнях все преувеличенно, — сказал Зеленцов. Он начинал понимать, и ему делалось все страшнее и страшнее.

— Я всегда говорю то, что есть, — прошептала русалка. Теперь улыбка на ее жутком лице была растерянной и жалкой. — Я не знала… Первый из них поцеловал меня.