Беременная для Зверя (СИ) - Росс Эллен

— Я испугалась… — выдыхаю облегчёно. Глаза прикрываю, когда лифт стремительно вверх взмывает. Звонко тренькает, выпуская нас.

Шаги Зверя во мне барабанным стуком отдаются. Я сейчас неспособна ни на что. Только к нему прижимаюсь. Как будто смерть меня миновала. И я испытываю жгучее чувство благодарности к нему.

Дверь номера тихо захлопывается. Зверь меня на кровать опускает. Мои пальцы по ткани пиджака скользят и судорожно хватаются.

— Ты чего? — удивляется он. — Так сильно труханула, что ли?

— Да. Он меня напугал…

Зверь осторожно пальцы мои расцепляет и наклоняется, выдыхая в самые губы:

— Я тебя, значит, уже не пугаю?

Чего он хочет в ответ от меня ждёт? Он меня впечатляет. Порабощает. Размазывает. Даже так. Да. Ничего своего не остаётся. Или остаётся, но им изменённое. В моей жизни он теперь навсегда фигура значимая. Из тёмного оникса высеченная.

Не дождавшись ответа, Зверь резко распрямляется. Мои пальцы соскальзывают по широченным плечам, на грудь и… на границе ремня его замирают, подрагивая.

Во рту сухо становится. Как в пустыне.

— Можно? — спрашиваю. И хлястик ремня вытягиваю. Распускаю.

Судорожный вздох. Жаркий выдох. Пальцы Зверя платок резко сдёргивают и причёску мою треплят.

— Делай…

Глава 66. Зверь

Сама на болт вызвалась. Никто не принуждал. За ремень потянула, считай, чеку гранаты выдернула. Теперь поздно пытаться уйти. Скоро херакнет взрывом сильным. Смоет нас. Меня уже несёт. Хоть она пока только ширинку вниз ведёт, но я уже готов. Пионер-комсомолец нового поколения, млять.

Готово. Теперь штаны брюки вниз спускает. Вместе с трусами. Болт подскакивает, само собой. Торчит. Его как вешалку, использовать можно. Прочный. Калёная сталь, смазкой потёкшая.

При виде агрегата вздыбленного Малая тихий выдох испускает. Нравится мне это в ней. Каждый раз, когда хрен мой в деле видит, что-то в ней меняется. То ли восторгом плещет, то ли страхом затаённым. И так смотрит… С потрясением. С шоком. Власть мою признаёт, очевидно. Но и у неё поводок имеется. Для меня.

Она мелкая совсем ещё. Дева. Девочка. Девчоночка… Забавная. Не всё понимает, что между мной и нею творится. Я и сам эту хрень ещё не распробовал на вкус. Но уже чую — вырвать получится только с мясом. С ещё одним куском мяса от себя. Возможно, даже большим, чем все те, прочие. Что из прошлого голосами призрачными шепчут и волнуют едва ощутимо.

Она же — здесь. Рядом. Живая. Бойкая. Славная. Юркая, как огонёк зажигалки. Пока забавляешься им немного — не больно ни разу. Но стоит только зазеваться — ожог. С ней он во всю величину по мне. Жаром расползается.

Хватает под корень, умница.

Губёхи пышные язычком смачивает.

— Хорошая ученица. Порадуй учителя, — со свистом.

— Не надо.

Хмурится.

— Не вмешивайся. Я сама… всё сделаю. Как хочу.

Ах ты коза недодратая! Мало твою зданицу хлопал? Да ведь и не хлопал вовсе. Не драл… Один раз только ладонью примерился. Хлестать будет славно. И всё. Не наказывал её жёстко. Ни разу. Рука не поднимается. Только чтобы встряхнуть маленько и тут же носопыркой в грудь уткнуть, чтобы успокоить…

Сама всё сделаю. Как хочу.

Выть от слов её хочется. Долбиться…

Малая член поддерживает пальцами. Но к делу приступать не спешит. К болту примеряется.

Потом движется вперёд. Но не на хрен губами примеряется, а к животу прижимается губами сладкими. Мягкими. Касания лёгкие и нежные, как будто ватой водит. Влажной. Целует. Клеймит. Прожигает.

Я замираю. Едва дышу. Когда меня — так — трогали?

Не помню. Реально.

Шалав переебал немало. Драл нещадно. И двух за раз бывало, на кол насаживал. Но ни одна меня так не трогала. Нежно. Осторожно. Как будто вред причинить боится. Мне до охерения это странно — какой ещё вред? Мне? После всего, что было?

Наивная.

Пальцы сами глубже в волосы её зарываются. Шелковистые и гладкие. На затылок ладонь кладу. Нажал бы в другой раз, но сейчас не делаю. Сама же захотела. Пусть делает.

Долго ли только мне ждать придётся, когда она инструментом займётся? У него терпение не железное. Он уже на рот её молится. А медлить будет — святотатство совершит. Сам.

Вдох-выдох. Жарким пеклом. И губы её на конце оказываются. Легко. Враз накрывает и прижимается. Держит. Дурная. Кто же так делает? Сосать надо и глоткой брать. Глоткой.

А она меня нежит. Хернёй страдает.

Только меня этой хернёй изводит, как пыткой. Ломает. Выкручивает. Дыхание сбивается. Раз за разом. Вдохнуть не получается. Подсекает. Опрокидывает. Глаза поднимает свои дурные и ничего больше видеть не хочется.

Только туда. Вглубь. Только губы её влажные и поблёскивающие.

Лисица она. Конкретная. Не гонором берёт, а вот этим. Мягкостью. Лаской. Но под ними — сталь. Она её обнажать не торопится, как и в ход пускать. Да и зачем?

Если другим можно орудовать.

Язык её чиркает по головке вкруг. Потом медленно отверстие лижет, смазку разнося.

И только потом распахивает райские створки, медленно беря в рот калёную длину.

Ей рот приходится раскрывать так, что губы — внатяг. Но старается. Умничка. Всасывает сама. Сначала языком, потому губами влажными, как по науке. Подпереть не забывает, в небо уткнуть и посасывает потихоньку так. Чётенько работает. Дурная похоть к концу болта приливает. Больше распухать уже некуда, а он крепчает. Гвозди долбить можно. Твёрдый, что почти больно.

Но Малая свою работу выполняет. Глаза слёзками поблёскивают, но она пыхтит. Жарко носом дышит. Старается, одним словом. Без подсказки действует. И так ладно, что похвалить её хочется.

Матерком плеснуть. Разогреть. Жару добавить. Не мне — я пылаю. Ей самой.

Но она глаза прикрывает и жёстче обрабатываь начинает.

Так что разогрев отменяется.

Изо рта выпускает. Дышит тяжело. Часто. Раскрасневшаяся до ужаса.

Неужто насосалась уже? Быстро же ты… устала. Но она иначе делает. Целует опять.

Всю длину губами клеймит. Вертит, как рубильник. Зацеловывает. И это не хуже, чем драть в горло, оказывается. Патокой её мягкой и нежной заволакивает. От такого количества сладкого сахар в крови зашкаливать будет. Однако ж не трескается рожа. Только стонать хочется. И просить. Чтобы не пытала. Нет. Лучше приказать. Одёрнуть. Не сметь так пленить. В капкан опасный гонит. Потом это мерещиться станет.

Но я сейчас ей руль передал. Сам. Она управляет.

И справляется… же.

Нацеловавшись, блаженная, снова всасывает в рот. Коротко и поглбуже.

Щеки к делу подключает так, что ствол захвачен со всех сторон оказывается.

Трындец… Я в плену. И выбираться не хочется. Только если ещё глубже. В неё.

Она в раж входит. Одной рукой себе помогает, поддерживает. Второй мошонку накрывает. Яйца в ладони катать начинает. Выдоить меня хочет, не меньше.

Ведь сверху ртом быстрее и жёстче наяривает. Снизу — мягонько так, ласково…

Звук слышится. Подавленный. Я её голову отстраняю. Снова. Стон приглушёный. От неё.

— Течёшь на меня?

Она шумно сглатывает и к болту без слов тянется. Только быстро вверх смотрит и глаза в знак согласия прикрывает. Моя сука… Моя… Течёт. Признала. Умница.

Бери теперь глоткой.

Пальцами массирую горло её, постанывая. Скоро весь агрегат погрузится в неё. Сама втянула.

Захват пальцев крепчает. Как и движения её сосущие. Малая уже не жалеет хер мой железный, а берёт его мощно. Сосёт.

Кайф…

От самого конца и по всему телу разрядом электрическим прошибает. Потом втягивает до упора и замирает. Болт как намагниченный к задней стенке глотки прилип. Держится. Трясётся от похоти. Потом медленно назад. С оттяжкой мучительной и резко хапает. Млять… Сожрёт меня, не иначе. Жаднее становятся наскоки на хер. Резвее. Разгон она берёт. Скорость отлаживает. Регулирует весь процесс. Я только зритель на трибунах, у которого олл инклюзив.

Полностью же да? Я ведь её одним раундом не отпущу. Если в рот спущу, сразу же нагну и звезду опробую. Болтом запечатаю. Там его место. Родное. Притёртое.