Меня зовут Лю Юэцзинь - Лю Чжэньюнь

– Ну и дела! Рыбка толщиной со шнурок, а стоит пять с половиной юаней. Вон там тоже продают чжоушаньскую рыбу-саблю, но толщиной с хороший меч, и всего за четыре юаня восемь мао.

Разумеется, про другую лавку она все сочинила. Услышь такое другой продавец, он тотчас бы съехидничал, а то и разоблачил бы такое вранье:

– Раз там лучше, так там и покупай.

А вот Лао Юань не стал ни разоблачать Ма Маньли, ни разубеждать в том, что его рыба напоминала шнурки, что, впрочем, было не совсем так. Вместо этого он стал объяснять:

– Сестрица, так при чем же здесь я? Тогда уж следует винить тех, кто дал рыбе такое название. Рыба-сабля, или, как ее еще называют, рыба-шнурок, и должна быть похож на шнурок. А у тех рыбин, про которых ты говоришь, не иначе как сахарный диабет, вот они и распухли.

Пока Ма Маньли торговалась, пытаясь не уступать в перепалке, она на это замечание не обратила внимания. Но когда она уже возвращалась с покупкой к себе, вспомнив про его слова, не удержалась и прыснула. Чуть позже, когда она принялась жарить рыбу, та фразочка про диабет ее снова развеселила.

Или, к примеру, как-то Лао Юань пришел к Ма Маньли стричься, на тот момент они уже были хорошо знакомы. В прейскуранте значилось: стрижка – пять юаней. Однако Ма Маньли сказала:

– Это для других пять, а тебе придется заплатить десять.

Понимая, что она намекает на его большую голову Лао Юань сказал:

– Ха, так у тебя цены от размера зависят? Тогда тебе лучше открыть салон для питомцев.

Ма Маньли переспросила:

– Что это значит?

– Я как-то заходил в такой салон, так там за машинную стрижку собачки размером с кулак берут двести юаней.

Делать нечего, Ма Маньли сплюнула и подстригла его по цене для обычных клиентов. Когда он, уже подстриженный, ушел, мимо салона продефилировала маленькая, «размером с кулак» собачка на поводке, и Ма Маньли тут же прыснула со смеху. Потом, уже ложась спать, она снова вспомнила про «стрижку собачек» и снова рассмеялась. Этот Лао Юань мог острить без всяких бранных слов.

Или вот еще пример. Это произошло в тот день, когда они сблизились окончательно и первый раз легли в постель. Поскольку муж Ма Маньли вечно укорял ее за маленькую грудь, называя мужиком в юбке, постепенно и сама Ма Маньли стала ее стесняться. Поэтому, едва она собиралась раздеться, как вдруг, застыдившись, остановилась. Лао Юань сам помог расстегнуть ей лифчик. Немного удивившись, он, вместо едких замечаний, погладил ее грудь и сказал: «Суть не в размере, а в пользе. – Сказав это, он взял одну из грудок себе в рот. А когда вынул, изрек: – Еще какая большая, целиком даже не вмещается».

На этот раз Ма Маньли засмеялась сразу, но смех ее перешел в слезы.

Муж Ма Маньли, Чжао Сяоцзюнь, был не таким, как Лао Юань. Может, именно из-за него Ма Маньли было сложно ужиться с другими. Они прожили вместе шесть лет, из которых лишь первые полгода оказались счастливыми. С каждым годом их отношения все ухудшались. А ведь счастье не зависит от размера кошелька. Тот же Лао Юань был всего лишь торговцем рыбы, а не миллионером. Главное, чтобы вы друг другу подходили. С Чжао Сяоцзюнем они тоже богато не жили. Рослый, хорошо сложенный, большеглазый и светлокожий, Чжао Сяоцзюнь намного превосходил Лао Юаня. Собственно, Ма Маньли, выходя замуж, купилась именно на внешность. Но после свадьбы выяснилось, что его красота могла пленять лишь первые полгода, а потом начались проблемы. Чжао Сяоцзюнь был спекулянтом. Некоторым спекулянтам тоже удается разбогатеть. Можно сказать, что если спекулянт верно выбирает путь, разбогатеть ему даже проще, чем кому бы то ни было. Однако Чжао Сяоцзюню преуспеть не удалось. Не то чтобы он не умел заниматься бизнесом, просто ему не хватало выдержки: ему постоянно казалось, что прибыль его растет медленно, поэтому он бросался от одного к другому. Иначе говоря, едва он начинал набирать обороты, как на полпути ему надоедало, он отвлекался и в результате так и не доводил начатое до конца. Потом ему приходилось оплачивать убытки, и деньги уплывали в чужие руки. А он их в такие моменты еще и упрекал. Чего он только не скупал: и сигареты, и водку, и рис, и пушнину, и котов с собаками… разве что до людей очередь не дошла. В бизнесе считается нормальным где-то заработать, где-то прогореть, но применительно к себе Чжао Сяоцзюнь не мог такого представить. Его легко одолевали паника и хандра. Всякие мелочи он раздувал донельзя. Год напролет он носил костюм, который одинаково изводил его в солнечную и дождливую погоду. Казалось, что на всем белом свете таких трудяг и не сыщешь. Но это было совершенно не важно. Лично Ма Маньли не могла его терпеть за манеру разговаривать. Чжао Сяоцзюнь приводил только факты, причем совершенно голые. Он не терпел отвлечений от тем и уходов в сторону. Его прямолинейность исключала всякие шутки, можно сказать, что ему не хватало чувства юмора. Разумеется, Чжао Сяоцзюнь был не единственным в мире человеком, лишенным чувства юмора, но проблема заключалась в том, что во время ссор он отказывался оперировать фактами, а, подменяя одно другим, сметал все в одну кучу. При этом было непонятно, действительно ли он что-то путает или поступает так нарочно. Говорить с ним в такие моменты прямо и по существу не получалось, так что переспорить его было невозможно. И хотя такие ссоры возникали у них по разным поводам, они всегда сводились к одному: к деньгам. Даже если сначала проблема никак не касалась денег, потом они все равно выплывали на поверхность. В постельных делах разговор также сводился к одному: к груди Ма Маньли. Всякий раз, закончив свои дела, Чжао Сяоцзюнь непременно вздыхал: «Неужто я трахал женщину? Будто с мужиком переспал». В общем, они все больше уставали друг от друга. Сначала Ма Маньли не могла понять, почему так происходит, но потом пришла к выводу, что ни деньги, ни ее грудь здесь не при чем. Им просто наскучило жить вместе. Точно такой же сбой происходит в механизме, которому не хватает смазки. Итак, они оба опротивели друг другу. Отличие между ними состояло лишь в том, что Чжао Сяоцзюня не устраивала только грудь Ма Маньли, в то время как Ма Маньли Чжао Сяоцзюнь не устраивал целиком. Более того, он ее не устраивал не только целиком, но и по отдельным параметрам. Три года назад Чжао Сяоцзюню приглянулась другая женщина. Она тоже была родом с Северо-востока, звали ее Дун Юаньюань, и Ма Маньли ее знала. Дун Юаньюань работала бухгалтером в ночном клубе. Представляясь бухгалтером, она умалчивала, чем занимается по вечерам. В отличие от Ма Маньли она обладала одним существенным преимуществом: у нее была большая грудь. Пока она была в лифчике, ее груди напоминали шары для боулинга, а в естественном состоянии отвисали, как спелые дыньки. Узнав, что муж спутался с другой, Ма Маньли, казалось бы, должна была горевать или скандалить, однако она не делала ни того ни другого. Эта новость словно освободила ее. Похоже, Чжао Сяоцзюню действительно нравились пышногрудые девицы. Тогда Ма Маньли, убедившись, что муж ушел гулять на сторону, решила сблизиться с Лао Юанем. Не исключено, что сначала она сделала это назло, чтобы, так сказать, не остаться в убытке, но потом ей показалось, что красноречивый Лао Юань ей и впрямь понравился. Таких мужчин она еще не встречала. Но чтобы взять и переспать с человеком, который понравился ей просто за умение говорить, такое с ней приключилось впервые. Даже потом она не могла понять, как такое могло произойти.

Ма Маньли и Лао Юань встречались два года. За это время она даже успела забеременеть и сделать аборт. Сначала им приходилось скрывать свою связь, потом, когда Ма Маньли развелась, такая необходимость отпала, но пожениться они все равно не могли. У Лао Юаня в Чжоушани остались жена и дети, поэтому с этой точки зрения им, как и прежде, не следовало афишировать свои отношения. Сперва Ма Маньли не придавала этому значения – замужем или не замужем, какая разница, бывает, что и замужем никакого житья нет, вспомнить хотя бы ее опыт с Чжао Сяоцзюнем. Она хоть уже и развелась, а клубок неразрешенных проблем все равно остался, и по-прежнему все вертелось вокруг денег. А вот с Лао Юанем ей все было в радость: и просто общение, и физическая близость. Но потом ее все-таки стало напрягать подвешенное состояние. Напрягало ее вовсе не то, что Лао Юань долго не мог определиться, а то, что в ее возрасте за тридцать уже надлежало обрести семейный очаг. Самого Лао Юаня это нисколечко не смущало. Он тут же начинал задавать Ма Маньли встречные вопросы:

– Скажи, что сложнее: быть замужем или разведенной?

– Разведенной, – отвечала Ма Маньли.

– А вот и нет. Ведь разводятся, чтобы избавиться от обоюдных страданий. Таким образом, чтобы пожениться, нужно сделать правильный выбор. А теперь скажи, что сложнее: сделать правильный выбор или ошибиться с человеком?

Ма Маньли поняла, куда он клонит, и, принимая его рассуждения не столько за юмор, сколько за здравомыслие, усмехнулась. Потом она все же спросила: