Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Привлек меня Сталин и к той работе, которая летом и осенью 1922 года была, пожалуй, самой важной, к созданию нового советского многонационального объединения. Одним из первых познакомился я с идеями Иосифа Виссарионовича на этот счет, а затем и с планом, который фигурировал под названием «План автономизации» и значительно расширил трещину, наметившуюся во взаимоотношениях между Сталиным и Лениным. Чтобы понять, почему возникло отчуждение и почему «план автономизации» был с треском провален, надо хотя бы кратко упомянуть о некоторых предшествовавших событиях.

После двух революций и за годы гражданской войны совсем еще недавно могучее, строго организованное государство наше превратилось в груду административных «обломков». Румынские бояре отрезали Бессарабию (Молдавию). Отделилась Польша, прихватив Западную Украину и Западную Белоруссию. Граница проходила рядом с Минском, а оттуда и до Москвы рукой подать. Скверно было на Балтике. Столетиями боролась Россия за выход к этому морю, с трудом прорубила «окно в Европу», и вот рухнуло все мгновенно. Не смогли удержать (а может, не особенно и старались?!) Финляндию, Эстонию, Литву, Латвию, образовалось там «лоскутное одеяло», на котором, поторопились улечься западные государства. У нас вместо широкого окна осталась лишь узенькая «форточка» — из Петрограда через мелководный Финский залив.

На Дальнем Востоке — «буферная» республика. В Средней Азии вообще не поймешь что: хозяйничали там ханы, эмиры и все сильней ощущалось влияние англичан. Горько было видеть, как распадается наша страна и очень обидно, что лозунг «За единую и неделимую!» был выдвинут не Советской властью, а белогвардейцами. За этим лозунгом шли многие патриоты, не очень-то разбиравшиеся в политике: они не могли смириться с развалом нашего великого государства. То, что собиралось веками, за что плачено было кровью, разбазаривалось предателями с непонятной щедростью.

Вероятно, Ленина, верившего в неизбежность и близость мировой революции, не очень волновало изменение границ, утрата той или иной территории. Какие уж там рубежи, зачем они, если повсюду у власти свой брат — пролетарий! Владимир Ильич писал: «Пусть буржуазия затевает презренную жалкую грызню и торг из-за границ, рабочие же всех стран и всех наций не разойдутся на этой гнусной почве».

Насчет рабочих судить не берусь, но буржуазия, действительно, затеяла грызню, отхватив при этом большой «кус» нашей территории, расшатав всю нашу административную систему. Обстановка складывалась весьма скверная, распад государства надо было остановить, и чем скорее, тем лучше. Иосиф Виссарионович понимал это.

Думаю, что в ту пору Сталин уже твердо решил стать главой нашей страны и вольно или невольно расценивал все явления с точки зрения будущего руководителя. Ему, конечно, хотелось, чтобы государство было единым, сильным. Да и я не переставал твердить ему, что сложившееся положение опасно для всех нас.

Была еще и такая сторона: мы, великороссы, давно не переживали, не испытывали то, что постоянно давит на малые народы — опасность порабощения, уничтожения. Мы как-то утратили чувство осторожности. Да и украинцы в значительной степени тоже. А для грузин, для других народностей Кавказа и Закавказья эта опасность была и оставалась близкой реальностью. Не случайно в свое время Армения, Азербайджан и Грузия добровольно вошли в состав Российского государства, укрылись под надежной защитой. Сталин лучше многих других деятелей в Москве и на местах представлял картину ближайшего будущего. Армян при первой возможности беспощадно вырежут турки, персы, курды, турецкие черкесы. Грузинам не избежать той же участи: раздробления и зверского истребления. Про Азербайджан и говорить нечего: слишком много охотников на его территорию, на его нефть. Промышленность приберут к рукам англичане, землю присоединит Персия: к своему Южному Азербайджану прибавят Северный, только и всего.

К родным местам каждый неравнодушен. Заботясь о сохранении всех частей страны, Иосиф Виссарионович думал прежде всего о Кавказе. Пока шли споры — разговоры об укреплении государственности, Сталин без всякой шумихи готовил почву для того, чтобы объединить Грузию, Армению, Азербайджан в Закавказскую советскую федеративную социалистическую республику. Слив свои силы, они могли первое время защищаться хотя бы от самых близких врагов, от разбойных нападений персов и турок.

Давайте глянем теперь, что представляла собой наша страна во второй половине 1922 года. Что уцелело от бывшей великой империи? Прежде всего хоть и урезанный со всех сторон, однако прочный и надежный костяк — Российская федерация (РСФСР). Тесно связана с ней была Белоруссия, выделяясь лишь некоторыми формальными признаками. На Украине сложнее. Если восточные районы и центр ее, со смешанным населением, с древними общерусскими традициями, стремились к единой государственности, то на западе имелось немало жовтоблакитников, петлюровских и гетмановских недобитков, готовых драться за «независимую Украину», тем паче за руководящие посты в предполагаемой самостийно-опереточной державе. На юге — только что народившиеся республики, создавшие свою Закавказскую федерацию. В Средней Азии — полный политический хаос. Прибавим к этому отсутствие какого-либо законодательства, какой-либо платформы для объединения республик. И, как мне казалось, чрезмерное потакание со стороны Москвы капризам местных политических руководителей.

Разве не безобразие, разве не предательство национальных интересов: значительная часть русских людей очутилась вдруг прямо-таки в положении иностранцев на землях, давно освоенных, окультуренных нашими предками. Вот потрясающий по цинизму, по безответственности пример. Не могу представить, о чем и как думали Ленин и Калинин, подписав 26 августа 1920 года декрет об образовании автономной Киргизской Социалистической Республики, свалив при этом в одну кучу, без всяких границ, территории казахов, киргизов, туркмен, узбеков, да плюс еще сибирские и уральские земли, испокон веков заселенные выходцами из России и с Украины. Резанули по живому из-за незнания географии? Заискивая перед националистами? Из неприязни к уральскому, сибирскому, семиреченскому казачеству? Вот соглашение, принятое 26 апреля 1921 года на основании вышеуказанного декрета:

«1. Уезды Петропавловский, Кокчетавский, Акмолинский и Атбасарский выходят из состава Омской губернии и образуют Акмолинскую губернию, входящую в состав Киргизской Социалистической Советской Республики Советской Федерации.

2. Губернским центром вновь образуемой Акмолинской губернии объявляется город Петропавловск…»

Одним росчерком пера «великие интернационалисты», не задумываясь о последствиях, отрезали от России сразу 15 уездов, более 1000 населенных пунктов, где трудились на земле только российские крестьяне, казаки, куда киргизы или казахи наведывались лишь кочуя со скотом. Так же несправедливо было поступлено с обитателями уральских берегов, с русскими городами Гурьев, Павлодар, Уральск, Усть-Каменогорск, Семипалатинск, Верный. Миллионы русских и украинцев оказались вроде бы людьми второго сорта в новых, неизвестно на каком основании организованных республиках. И не только в Сибири и в Средней Азии, но и в других регионах.

С таким вот «хозяйством» и должен был управляться (помимо других многочисленных обязанностей) Нарком по делам национальностей Сталин, стремившийся удержать, спаять, сохранить все, что еще возможно. Его даже упрекали в ограниченности мышления, в том, что не уповал на грядущую мировую революцию и чуть ли не скатывался к пресловутому лозунгу «единая и неделимая!». Однако Сталин был тверд в своей позиции. Стирание границ, мировая революция — это еще впереди. То ли будет, то ли нет. А враг существует сегодня, и бороться с ним способно лишь сильное единое государство. В этом отношении Иосиф Виссарионович имел в моем лице надежнейшего соратника.

Интересно вот что. Первое время после революции повсюду чувствовалось какое-то ошалелое стремление к самостоятельности, к политической независимости. Я убедился в этом, когда весной восемнадцатого пробирался из Москвы в Новочеркасск. Что там говорить про нации, про народности: чуть ли не каждая губерния пыталась стать государством, уезды и даже волости объявляли себя независимыми республиками, создавая собственные «вооруженные силы». Однако чем дальше, тем быстрее исчезало такое вот центробежное устремление. Опьянение свободой сменилось похмельем, затем здравыми размышлениями. Разруха, беспорядки, кровопролитие, болезни надоели всем. Люди начали возвращаться к простым истинам. Мы должны быть сильными, чтобы защититься от любого врага. Мы должны сообща пользоваться всеми богатствами, чтобы вести нормальный образ жизни. Например, степные районы задыхались без леса, а на севере не было подсолнечного масла, фруктов. Временных торговых договоров между республиками было теперь явно недостаточно. Это осознали сперва на периферии, в республиках. Оттуда пошли настоятельные требования о более тесном объединении. Первым проявил инициативу ЦК большевистской партии Украины. Начались переговоры об урегулировании и уточнении федеративных отношений между УССР и РСФСР. Речь велась о создании единой федерации — вот что я хочу особенно подчеркнуть. Не желая отстать от Украины, подобные предложения выдвинула Белоруссия, все республики Закавказья.