Белый Волк - Александр Мазин

— Говорил я тебе — вынесем его за ворота, — прошипел мне на ухо Медвежонок, но я отмахнулся.

— Вздор! — заявил я. — Нет такого закона, чтобы раненого гостя за ворота вышвыривать! Даже чужого человека. А Эйвинд — не чужой. Гудрун была его невестой. Она всю ночь над ним, умирающим, проплакала. И я, кстати, тоже был в эту ночь с Эйвиндом-ярлом. И слова его последние слышал. И меч ему в руку вложил. И глаза ему закрыл. Так что не хозяева дома отвечают за смерть Эйвинда, а лично я, Ульф Вогенсон. Только лично я никакой своей ответственности за то, что был рядом с достойным человеком, когда тот умирал, не вижу. И не думаю, что Эйвинду было бы лучше, если бы я в это время, как некоторые, наливался пивом и тискал девок.

Я не знал, как именно развлекались вестфолдинги той ночью, но список развлечений был по-любому ограничен. Так что я не боялся промахнуться. И не промахнулся. Харальд Щит смущенно потупился.

Но кто-то из его людей возмущенно выкрикнул:

— А может, его колдунья отравила? Зельем своим?

Свартхёвди отреагировал быстрее, чем я.

Мгновение — и он уже стоит перед крикливым норегом и просит вежливо-вежливо (хорошо его всё-таки Стенульф самоконтролю обучил):

— А повтори-ка, человек, что ты только что сказал?

Норег скосил глаза на лапу Свартхёвди, на которой была вытатуирована другая лапа, медвежья, подавился очередной репликой и превратился в воплощение поговорки: «Ссыт, когда страшно».

Ну, штаны он, конечно, не намочил… Но близко к тому. И головой замотал быстро-быстро.

Свартхёвди, вполне удовлетворенный, вернулся на свое место.

Заставить такого бугая публично продемонстрировать страх намного труднее, чем просто его убить.

— Так, значит, ты был с Эйвиндом-ярлом, когда он умирал? — уточнил Харальд Щит.

— Да.

— Что же сказал тебе сын моего конунга перед смертью?

Я поднапряг память:

— Он попросил меня позаботиться о его невесте Гудрун, — я несколько исказил смысл, но меня можно понять. — Сказал, что видит валькирий, и попросил дать ему меч. Я дал. Тогда он позвал Одина, а затем умер. Я закрыл ему глаза. Вот и всё.

— Ты выполнил долг родича, — подал голос Тьёрви прежде, чем кто-то из норегов вставить слово. — Хотя ты не родич Эйвинду. Почему никто не послал человека к его людям, чтобы оповестить их о том, что случилось?

— Разве в этом была необходимость? — возразил я. — Раб Эйвинда отправился в Роскилле и, как мы видим, успешно донес черную весть.

— Раб сказал нам, что Эйвинд умер! — воскликнул Харальд Щит. — Он солгал! Вечером Эйвинд был еще жив!

— Полагаешь, я велел рабу солгать? — осведомился я.

— Нет, я так не думаю. Если бы я узнал, что он бросил своего господина, то намотал бы его кишки на столб!

— У тебя еще будет такая возможность, — вмешался Тьёрви. — Но сейчас я не вижу вины Ульфа Вогенсона или кого-то еще из этого дома в смерти Эйвинда Харальдсона. Думаю, тебе, Харальд Щит, следует поблагодарить Ульфа за то, что он сделал. Гудрун была невестой Эйвинда, поскольку приняла свадебный дар. Сидеть с умирающим — это был ее долг. А вот у Вогенсона долгов перед Эйвиндом не было… — Тут Тьёрви уставился на меня, как прокурор на подсудимого. Однако я стойко выдержал этот взгляд, и хёвдинг завершил: — Поэтому теперь у рода Эйвинда Харальдсона есть долг перед Ульфом Черноголовым, сыном Вогена из хирда Хрёрека Сокола Инглинга. И ты, Харальд Щит, как старший из людей Харальда-конунга, должен признать это.

— Я признаю, — неохотно выдавил вестфолдинг.

— Очень хорошо. На этом и завершим.

— Как это завершим? — закричали сразу несколько норегов. — А свадебный дар?

— Что — свадебный дар? — поднял бровь Тьёрви.

— Его надо отдать! — твердо произнес Харальд Щит. — Гудрун не станет женой Эйвинда. Значит…

Гудрун уже открыла рот, чтобы крикнуть свое: «Не верну!» — когда мать пихнула ее локтем в бок, и я успел ответить раньше:

— Отдать? Кому?

— Мне! — решительно заявил Харальд Щит.

— То есть ты готов стать женой умершего Эйвинда-ярла?

Вестфолдинг онемел. Но его тело отреагировало раньше, чем язык.

Оп! — И меч Харальда выпрыгнул из ножен.

Ну, это по-нашему!

Я с огромным удовольствием показал народу чистый клинок Вдоводела, в котором, как здесь поэтично выражаются, снизу отражалась земля, сверху небо, а вдоль него лежала дорога на ту сторону вечности.

Нореги вмиг повытаскивали боевое железо. Наши — тоже.

Я ухмыльнулся, потому что знал, кто победит. Самое время рассчитаться за тот миг, когда мы с Медвежонком вдвоем стояли против всей шайки вестфолдингов.

— Нет! — взревел Тьёрви самым что ни на есть командирским басом. — Мечи в ножны! Я говорю голосом Рагнара-конунга! Всякий, проливший здесь кровь, станет его врагом!

Черт! Извини, друг мой верный Вдоводел! Сегодня не наш день.

С огромной неохотой я вложил клинок в ножны. Все остальные — тоже. Никто не посмел ослушаться. Хотя я заметил: многие из норегов и кое-кто из моих сёлундских соседей сделали это с облегчением.

— Скажи мне, Харальд Щит, — ровным, будто ничего не случилось, голосом поинтересовался Тьёрви. — Брал ли у тебя Эйвинд взаймы?

Вестфолдинг помотал головой.

— Может, здесь есть кто-то, кому Эйвинд был должен?

Таких не нашлось.

— Тогда, Харальд, я должен напомнить тебе Закон: свадебный дар подлежит возвращению, если невеста оказалась порченой, или отказалась вступить в брак, или кто-то из родичей невесты был убит женихом или его родичами, или кто-то из родичей жениха был убит родичем невесты. Есть и другие причины, по которым свадебный дар может быть возвращен, однако я никогда не слышал, чтобы его возвращали по требованию хускарлов жениха.

— Если жених умер, родня вправе предложить взамен погибшего кого-либо из родичей покойного, но происхождение и положение его должны быть не ниже, чем происхождение и положение умершего. В том случае, если невеста откажет, свадебный дар подлежит возвращению. Скажи мне, есть ли у Харальда-конунга сыновья, которые могут занять место Эйвинда?

Я насторожился. Блин! Как я мог забыть, что индивидуум здесь — всего лишь часть рода, а сватовство — обычная сделка между родами.

— У Харальда-конунга еще двое сыновей. Но один из них слишком мал, ему только три года, а у второго уже есть жена.

Тьёрви покачал головой.

— Девушка хорошего рода не может стать наложницей. Что еще ты скажешь в оправдание своих претензий?

— Эти деньги… Те, что пошли на свадебный дар… Харальд-конунг дал их Эйвинду, чтобы тот одарил Рагнара-конунга, и твой господин разрешил Эйвинду-ярлу присоединиться к его войску.

— Рагнар внял желанию Эйвинда-ярла. Без даров. Но, опережая твой вопрос, Харальд Щит, конунг дал разрешение именно Эйвинду-ярлу с его хирдом. Однако, если отец Эйвинда-ярла захочет присоединиться к нашему походу сам или пошлет своего старшего сына, Рагнар-конунг будет рад.

— А как насчет нас? — спросил Харальд Щит, и остальные нореги поддержали его бодрыми воплями.

— Ты можешь спросить об этом у самого Рагнара, — ответил Тьёрви. — Возможно, он позволит. Но думаю, условия будут не совсем такими, какие были обещаны Эйвинду-ярлу. Потому что хирд, который не сумел уберечь своего ярла, трудно назвать надежным.

— В смерти Эйвинда нет нашей вины, — с кислой рожей проворчал Харальд Щит.

— О вине или ее отсутствии ты будешь говорить со своим конунгом. И о возвращении свадебного дара тоже будет говорить твой конунг. Если пожелает. Всё. Суд окончен. Можешь забрать тело и отправляться в Роскилле. Или предать тело огню здесь, если хозяева не возражают.

— Не возражают, — не раздумывая, ответил Свартхёвди.

— Мы заберем тело ярла в Роскилле! — заявил Харальд Щит.

— Мы дадим сани и лошадей, — тут же пообещал Медвежонок. — Никто не скажет, что наша семья проявила неуважение к Эйвинду Харальдсону.

Лидер вестфолдингов кивнул небрежно, будто сказанное разумелось само собой, и подошел к своим. Некоторое время они совещались, а потом Харальд Щит направился ко мне.

— Хочу попросить тебя, Ульф Вогенсон…

— Всегда к твоим услугам!

Неужели вызов?

Но нет, совсем наоборот.

— Ты слышал последний вздох ярла, и ты закрыл ему глаза. Хочу тебя попросить поехать с нами и принять участие в похоронах.

— Это честь для меня! Я поеду с вами.

Я никогда не обольщался насчет нравственности викингов. А с норегами у меня были особые счеты. Закрытые, к счастью, жизнями заимодателей, а не моей. Для норманов обмануть врага — доблесть, завлечь его в западню — удача, вонзить нож в спину — нормальный способ решения проблем. Но сейчас я даже на секунду не усомнился, что это не подстава. Минуту назад Харальд Щит, подвернись ему такая возможность, с большим удовольствием снес бы мне голову. Но это — в запальчивости. А сейчас он поразмыслил, посоветовался со своими, вспомнил слова Тьёрви о долге передо мной… И решил, что темные пятна в данной истории лучше похерить, а я — парень правильный, и лучше иметь меня в друзьях.