Хельгор с Синей реки - Жозеф Рони-старший

Что же они обсуждают? Какую экспедицию или совместную работу? Какую опасность хотят они предотвратить?

Алглав терялся в догадках. Единственное, что он ясно видел: обсуждалось что-то очень важное. Одним убедительным показателем этого было руководство. Это предположение доказывалось тем, что руки и лица часто поворачивались в одном и том же направлении — приблизительно к югу.

— Является ли враждебным этот удивительный природный феномен? Будет ли для меня это приключение удачным или наоборот?

Как бы ему хотелось это узнать! Но, попытавшись угадать, он тут же заметил, что его попытки напрасны. Чтобы изучить язык лесных людей, представляющий собой эмбрион человеческой речи, судя по всему, придется потратить много времени. Без всяких сомнений, это был именно язык! Естествоиспытатель, специалист по разным особенностям жизни, раскроет с уверенностью повторения и сочетания звуков, математику пальцев и рук, очень простую, если ее сравнить с языком глухонемых, но достаточно сложную и продуманную в связи со всем, что можно наблюдать у высших млекопитающих.

О, как было бы интересно все это узнать! Насколько полезным бы оказалось глубокое знание этого первоисточника всех существующих языков. Какую замечательную страницу можно дописать в прекрасную книгу, посвященную доисторическому периоду, младенческой стадии человечества!

— Это станет достоянием науки, — решил Алглав. — Какой бы ни была жертва ради этого открытия, я непременно принесу ее. Даже если мне придется стать самым униженным из их слуг, их вещью, их рабом. Я пойду даже на это!

Легко сказать, но каким образом выполнить этот замысел? Сдаться им, добровольно став их пленником? Не разорвут ли они в ярости того, кто осмелится появиться перед ними во время совета? А если они сочтут его недостойным даже смерти от их рук, то проявят ли они милосердие, просто прогнав в лес?

Эти мысли в беспорядке пробегали в голове Алглава. Они вовсе не лишали его решимости действовать дальше. Его удерживало на месте некое самовнушение ученого, гипнотическое состояние Плиния, готового погибнуть в извержении Везувия. На секунду он решил отступить, чтобы обогнуть возникшее перед ним препятствие.

Занятый тем, что мечтал и строил планы, он услышал совсем рядом еле слышное царапанье. Повернувшись, он увидел в полутьме нечто похожее на черного ребенка, маленького антропоида, который уставился на него круглыми испуганными глазами. Откуда он появился? Что он здесь делает? Размышлять об этом уже не было времени. Ребенок испугался движения головы естествоиспытателя и в страхе вскрикнул. Тотчас же на поляне совета наступила тишина. Ребенок повторил свой крик. Лесные люди встали со своих мест, около дюжины направилось к пустотелому дереву. Алглав не ожидал, что его могут захватить в этом убежище, он хотел их встретить с полной искренностью. Ученый вышел из своего убежища, сразу отойдя подальше от ребенка антропоидов и по совету негров принял очень мирную и смиренную позу, подняв глаза на тех, кто приближался к нему.

Вдруг он ощутил, как земля поднимается под ним, и вдруг его сжали сильные объятия, из которых невозможно выбраться. Он подумал, что наступил его последний час и машинально сунул руку в карман за револьвером. Раздались завывания, ужасное объятие потихоньку разжалось.

Сквозь полузакрытые веки Алглав заметил, что вокруг него собралась оживленная любопытная толпа. Черные головы с вытянутыми мощными челюстями, которые сейчас казались свирепыми и кровожадными. Его жизнь зависела только от случая. Как бы он ни старался, его усилия все равно окажутся жалкими, ничтожными, бесполезными. Его смерть от руки лишь одного из этих гигантов заняла бы всего полминуты.

Внезапно его охватило сильное чувство, подмеченное еще Ливингстоном, когда тот оказался в когтях льва: такой сильный испуг, при котором уже перестаешь бояться и теряешь чувство опасности.

Он видел лесных людей, слышал, как они совещаются по его поводу, заметил, как несколько мускулистых рук протянулись к нему с явной угрозой, но вдруг наступила пауза. К нему приблизился лесной человек, казавшийся великаном среди великанов. Несколькими движениями он успокоил толпу и заговорил. Сразу же наступила тишина. Один из тех, кто тянул руки к пленнику, поднял его и понес на лужайку. Там его опустили на землю. Постепенно к Алглаву вернулась ясность рассудка, а вместе с ней и тревога по поводу того, что сейчас должно произойти.

Он заметил, что является предметом, вызывающим очень сильное любопытство. Никогда подобное существо не появлялось в лесу Киамо. Светлые волосы, бледное лицо, светло-серая одежда, каскетка с двойным козырьком — все это производило на горилл впечатление чего-то странного, чего-то таинственного, незнакомого, что еще никогда не появлялось в их лесных сумерках. Негры воспринимались как что-то близкое и знакомое. Те их когда-то победили, но не в их владениях и были для них соперниками чуть менее опасными, чем львы.

Но этот, кто он такой? Как он здесь оказался? Угрожает ли он безопасности их народа? Беспокойство появилось на грубых лицах антропоидов. Может быть, его надо принести в жертву? Убить его, с презрением прогнать или оставить у себя в рабстве?

Эти вопросы поднимались и, наверняка, каждое мнение было подкреплено множеством аргументов. По крайней мере, Алглав считал, что все происходит именно таким образом.

Наконец к нему приблизился лесной человек, который, казалось, хотел дать волю своей свирепости. Алглав это почувствовал особенно сильно. Закрыв глаза, он ждал. Но удара не последовало. Того, кто ему угрожал, отогнали свои же соплеменники. Открыв глаза, натуралист понял, что, судя по поведению окружающих, его жизнь пока что вне опасности. Его снова удалили с поляны и растянули на земле между корнями под охраной двух антропоидов, спутав лианами как веревками.

Издалека он услышал, что совет продолжается. Алглав ощущал неуверенность в благополучном исходе, глубокую грусть и даже сожаление, что впутался в это темное дело. Его любопытство ученого никуда не делось, особенно в сочетании с упорством в заблуждениях, которое во все времена было свойственно увлеченным исследователям.

Это было утром. По небу разлилась сияющая заря, утренняя звезда засверкала на небесном своде, а затем настал день. Лес, казалось, закончился, но это была всего лишь иллюзия. Широкая река, которая протянулась до самого горизонта, пересекает Киамо, но не является его границей. Она продолжает вдали эту великую растительную жизнь. Можно видеть, как по берегам дремлют чудовищные крокодилы, как высоко над речным простором парят гигантские грифы, гиппопотамы тяжело плещутся в зеленоватой воде. Другая жизнь — более замкнутая, паразитическая, скрытая, роскошная, прекрасная, зловещая и радостная угадывалась среди этого растительного изобилия.