День «Д». 6 июня 1944 г. - Стивен Амброз

— Джордж, когда закончишь, дай мне свои четки!

«Тогда все молились, — вспоминает рядовой Гарри Рейзенлейтер из 508-го полка. — И я думаю, что мы дали Богу много поспешных обещаний. Все испытывали опасения: боялись боли, боялись причинить боль другому человеку. Но самое неприятное ощущение — ожидание страха».

Пилоты тоже нервничали. Для большинства это было первое боевое задание. Их не готовили к зенитным обстрелам или летать ночью, в плохих погодных условиях. «С-47» предназначались для грузовых и пассажирских перевозок. Самолеты не имели ни вооружений, ни брони, ни какой-либо защиты топливных баков.

Каждого летчика тревожила возможность столкновения. В небе находилась гигантская армада: 432 «С-47» несли на себе 101-ю дивизию, примерно столько же — 82-ю. Они выстроились в боевой порядок в виде фигуры V и растянулись на 300 миль, занимая полосу шириной в девять бортов, и, как уже отмечалось, не поддерживали радиосвязи.

Только ведущий пилот в каждом формировании из 45 машин мог пользоваться «Эврикой» и подавать из астрокупола световые сигналы идущим вслед воздушным судам. Самолеты эскадрильями по девять бортов располагались друг от друга на расстоянии 30 м (от крыла до крыла) и 300 м (группа от группы). И никаких огней, лишь крохотные голубые светлячки на хвостах впереди летящих машин. Для ночных условий это было самое жесткое построение самолетов с длиной корпуса 19,5 м и размахом крыльев — 28,5 м.

Армада пересекла Ла-Манш на высоте 150 м, чтобы ее не засекли немецкие радары, а затем поднялась на 450 м в районе островов Джерси и Гернси, чтобы ее не достали зенитки. Немцы стреляли по самолетам, но без какого-либо успеха, и лишь разбудили спавших парашютистов: приняв пилюли от воздушной болезни, которые десантникам выдали медики еще на аэродромах, многие из них, в том числе и Кен Расселл, впали в глубокое забытье. На подступах к Котантену эскадрильи снизились до 180 м, то есть до высоты, на которой предполагалось сбрасывать войска (чтобы максимально уменьшить время спуска на парашютах, когда десантник абсолютно беззащитен).

Начиная с побережья самолеты попали в облачность, видимость стала нулевая. Пилоты инстинктивно бросились врассыпную: кто повел свои машины вниз, кто — вверх, кто — влево, кто — вправо, стремясь избежать столкновений. Когда они вынырнули из туч, армада оказалась раскиданной по всему небу. Лейтенант Харолд Янг из 326-го инженерного парашютного полка вспоминает: «Наш самолет вышел из облаков, мы смотрим — вокруг нас никого. Куда подевались все наши „С-47“?»

И начался, по словам одного из летчиков, «кромешный ад». Прожекторные лучи, трассирующие пули, всполохи взрывов… Пилот Сидни Юлан из 99-й эскадрильи говорит: «У меня во рту была жвачка. Она моментально высохла — так мне стало страшно. Казалось совершенно невозможным пролететь через эту стену огня. Но другого выбора не было, как и пути назад».

Оставалось только набрать скорость, что многие и сделали. Пилотам полагалось снизить ее до 90 миль в час, чтобы уменьшить шок для парашютистов. Но при такой скорости и на высоте 180 м самолеты превращались в желанную мишень для немецких зениток. Поэтому пришлось запустить моторы на полные обороты и на 150 милях в час либо уходить к земле до 90 м, либо подниматься на 600 м вверх. Машины крутились, разворачивались, швыряя своих пассажиров и грузы. По ним стреляли из автоматов, били 20-мм и даже 88-мм снарядами. Пилоты видели, как «С-47» проносились то справа, то слева, то снизу, то сверху. То тут, то там возникало пламя подорванного самолета. Люди не понимали, где находятся, зная лишь, что где—то над Котантеном.

После пересечения Ла-Манша летчики включили красные огни над дверями. Это был сигнал парашютистам: «Встать и пристегнуться». Огни поменялись на зеленые, когда пилоты решили, что они приближаются к местам высадки. То был сигнал: «Пошел».

Выпрыгивая, многие десантники видели под собой самолеты. Об один из них ударилась связка с боевым снаряжением и оторвала около метра крыла. Почти каждый самолет получил повреждение или попал в какую-нибудь передрягу. Один пилот нарушил радиомолчание и прокричал в отчаянии:

— У меня на крыле повис парашютист! Другой летчик вышел на связь и посоветовал:

— Убавь скорость, и он соскользнет.

Пилот Чак Ратлифф рассказывает в интервью: «В этой сумасшедшей мешанине взрывов, ревущих самолетов и спускающихся парашютистов мы вдруг поняли, что потеряли свое место высадки и находимся снова над водой. Мы были ошарашены. Что делать?»

Ратлифф развернулся и полетел обратно. Он снизился до 180 м. Руководитель прыжками пробрался в кабину, чтобы помочь отыскать район сброса десантников: «Ему показалось, что мы как раз над ним. Мы поставили дроссель на полуобороты, включили зеленый сигнал, и парашютисты один за другим ушли в ночное небо. Потом, почти прижавшись к земле, на высоте всего 30 м, взяли курс на Англию. На аэродроме самолет сел, весь изрешеченный пулями и снарядами».

Сержант Чарлз Борцфилд из 100-й эскадрильи стоял у двери в шлемофоне, чтобы поддерживать внутреннюю связь с руководителем прыжков. Когда загорелся зеленый сигнал, десантник почувствовал удар шрапнели по рукам. Падая, он сломал еще и ногу. Один солдат, готовясь к прыжку, спросил его:

— Ты ранен?

— Похоже, да, — ответил Борцфилд.

— Я тоже, — сказал через плечо солдат и исчез в ночи[34].

Десантников тревожили не столько предстоящие бои, сколько возможность оказаться в ситуации полного бессилия и безнадежности. Когда самолеты крутились, вертелись, то поднимались вверх, то резко падали вниз, парашютисты беспомощно катались по полу вперемежку со снаряжением. А в это время пули прошивали насквозь и крылья, и фюзеляж. По словам рядового 502-го полка Джона Фищгжеральда, они напомнили ему сыплющийся поп-корн. Лейтенант Карл Картледж сравнил звук со стуком «камней в жестяной банке».

Через открытую дверь солдаты могли видеть трассирующие пули, образующие изящные, медленно плывущие по небу арки: оранжевые, красные, голубые, желтые. Они пугали, но и завораживали, изумляли своей красотой. Большинство из тех, кто наблюдал это зрелище, сравнивают его с «грандиозным фейерверком 4 Июля». В то же время, когда ветераны вспоминают, что только одна пуля из шести была трассирующей, они поражаются тому, как им удалось прыгнуть с парашютом и остаться в живых.

Рядовой 506-го полка Уильям Тру не мог поверить в то, что «люди там, внизу, стреляют в меня, пытаются убить Билла Тру!». Лейтенант Паркер Олфорд, артиллерийский офицер, приписанный к 501-му полку, тоже наблюдал за радужными арками. «Я посмотрел вокруг, — рассказывает он, — и обратил внимание на парнишку, который сидел через проход от меня и ухмылялся. Я попробовал улыбнуться в ответ и почувствовал, что у меня лицо омертвело». В груди рядового Порселлы сердце гулко стучало. Парашютист вспоминает: «Меня охватил страх, колени дрожали, и я, чтобы снять напряжение, решил заговорить и крикнул:

— Который час?

Кто-то сказал:

— 1.30.

Пилоты включили красный сигнал, и руководитель прыжков дал команду:

— Встать и пристегнуться!

Десантники пристегнули фалы, прикрепленные к основным парашютам, к тросу, протянутому над головами вдоль фюзеляжа.

— Прекратить разговоры и проверить снаряжение! Вызываю с хвоста самолета: шестнадцатый — о'кей, пятнадцатый — о'кей и так далее.

Парашютисты стали протискиваться вперед. Они знали, что внизу немцы, но еще никогда у них не было такого страстного желания поскорее покинуть самолет.

— Пошли! Пошли! — кричали они, но руководитель прыжков придерживал их, ожидая зеленого сигнала».

«Наш самолет подкидывало и трясло, как на ухабах, — говорит рядовой 508-го полка Дуэйн Берне. — Я слышал, как пулеметные очереди стучали по крыльям. Трудно было устоять на ногах, солдаты падали и тут же вставали, некоторых рвало. Нас, конечно, на учениях ни к чему подобному не готовили».

На тренировках пшют, прежде чем включить зеленый огонек, сбрасывал скорость и задирал хвост самолета. Но не этой ночью. Летчики, напротив, резко набрали обороты, и самолеты начали скатываться вниз. «Датч» Шульц со всей своей командой повалился на пол. Когда они поднялись, вновь раздались голоса:

— Пошли!

В самолет сержанта Дана Ферлонга попали три 88-мм снаряда. Один отрезал от левого крыла метровый кусок, другой проскочил через дверь и разрушил световую панель, третий пробил пол. Он проделал дыру диаметром полметра, ударился в потолок и взорвался, оставив в нем пробоину с более чем метровой окружностью. При этом погибли три человека и четверо получили ранения. Ферлонг замечает: «Фрицы чуть не разорвали самолет пополам».

«Я находился в хвосте и кричал: „Пошли!“ — рассказывает сержант. — Солдаты, включая и трех из четырех раненых, головами вперед выкинулись из самолета. Пилот сумел довести машину до ближайшей базы в Англии (эти „Дакоты“ выдерживали самые тяжелые повреждения и все еще могли летать). Четвертый раненый потерял сознание. Над Ла-Маншем он начал бредить и пытался выпрыгнуть из самолета. Командиру экипажа пришлось сидеть на нем верхом до самого приземления».