Когда поют сверчки - Чарльз Мартин

– Мистер Чарли, прочтите, пожалуйста, молитву перед едой.

Чарли улыбнулся.

– Устами младенца… – пробормотал он чуть слышно и, взяв за руки Энни и Синди (а они в свою очередь взяли за руки меня), почтительно наклонил голову.

– Господи, – проговорил он, – Ты – единственный из всех, кто знает, что творит, и мы смиренно молим Тебя, чтобы Ты пришел и немного побыл с нами. Будь почетным гостем за этим столом. Исполни Собой наши разговоры, наше время и наши сердца, потому что они… – Чарли слегка запнулся и добавил, не поворачивая головы, но по его голосу я догадался, что он обращается ко мне: – Потому что из них – источник жизни.

При этих его словах я почувствовал, как Синди сильнее сжала мои пальцы, словно послание Чарли, державшего ее за руку с другой стороны, каким-то образом передалось через нее ко мне.

– И еще, Господи, мы благодарим тебя за Энни…

Машинально я отметил, что в баре вдруг стало очень тихо. Люди за соседними столами сидели, закрыв глаза и опустив головы, и кивали в такт его словам.

– Мы все знаем, что ей очень нужно новое сердце – чтобы понять это, не нужно быть Эйнштейном. И еще мы знаем, что это от века Твое дело, Твоя забота. Ты исцеляешь больные сердца, Господи, так исцели тех, кто сидит сейчас за этим столом – тех, кто нуждается в Твоей помощи и в Твоей милости. – Чарли снова немного помолчал, чтобы его слова лучше дошли до нас, проникли в самую глубину души. – Я не пытаюсь делать вид, будто знаю больше, чем положено Тобой, но ведь Ты сам сказал в книге пророка Иеремии: «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя»[64]. Ты не желаешь нам вреда, напротив, Ты благоволил подарить нам надежду на будущее… – Чарли обернул лицо к Энни. – Я знаю, что для Тебя нет ничего дороже, чем невинное дитя. Подай этой маленькой девочке хотя бы тень надежды, потому что я знаю: она этого заслуживает!

Пальцы Синди дрожали в моей руке. Какая-то женщина, сидевшая за столом за спиной Чарли, негромко всхлипнула, и мужчина рядом протянул ей платок. Чарли вскинул голову. Весь зал слушал его, затаив дыхание, и у многих глаза блестели от выступивших на них слез.

– Благодарю Тебя, Боже, за эту пищу, за Дэвиса и за моего брата Риза. Благослови его… удобри́… и яви ему свет лица Твоего. Аминь.

Я поднял взгляд и увидел Дэвиса, который, закрыв глаза, стоял на коленях позади стула Энни. Он молился, и его покрытые шрамами пальцы со сплющенными костяшками волнообразно скользили то вдоль, то поперек ее худенькой спины. Энни сидела неподвижно; она зажмурилась, и только губы ее слегка шевелились.

Прошло несколько секунд, и Дэвис, поднявшись, медленно отошел назад к грилю.

Боковым зрением я заметил молодого парня, который сидел в дальнем углу совершенно один и, куря сигарету, пристально смотрел в нашу сторону. Не без удивления я узнал Термита. Вот он подался вперед, так что его лицо показалось из тени, и раздавил сигарету в стоящей на столе пепельнице. Я кивнул ему, он кивнул в ответ и длинно вздохнул, выпустив изо рта смешанный с табачным дымом воздух.

Мы заканчивали ужин, когда музыканты вышли к микрофонам и заиграли свою фирменную композицию в стиле южного кантри «Заведи меня с толкача, Господи, потому что у меня сел аккумулятор».

Энни и Синди песня понравилась. Они хлопали в ладоши в такт мелодии и подпевали «Дикарям», когда соло-гитарист Стивен Джордж повторял припев.

Наконец Дэвис положил на стол чек, и Синди полезла в сумочку. Чарли услышал щелчок замка и покачал головой.

– Нет, мэм, не надо. Я вас пригласил, я и заплачу, но сначала я хочу разок потанцевать с юной леди.

Поднявшись, Чарли добрался до эстрады и что-то пошептал Стивену на ухо. Гитарист кивнул, пнул ногой педаль, соединенную проводами со стоявшим в глубине сцены усилителем, и аккуратно отложил гитару. Подойдя к электропианино, Стивен заиграл «Она ушла» Билли Джоэла.

Тем временем Чарли вернулся к столу и, взяв Энни за руку, провел сияющую улыбкой девочку к танцполу. Там он опустился на одно колено, но и в таком положении ее голова оказалась лишь немного выше его плеча. Одной рукой Чарли обнял Энни за талию, а другую отвел в сторону на уровне груди. Девочка прижала свою ладошку к его руке, другую положила ему на плечо и, не переставая ослепительно улыбаться, плавно двинулась по кругу.

К середине песни взгляды всех, кто сидел в зале, были прикованы к этой необычной паре. Синди взяла меня за руку, но я не замечал этого, пока случайно не опустил глаза. Слегка покачивая головой в такт мелодии, она неотрывно смотрела на Чарли и девочку, вбирая в себя и эту удивительную картину, и все вокруг.

Этот танец был прекраснее всего, что я когда-либо видел.

Потом я расплатился с Дэвисом деньгами Чарли, воспользовавшись этим как предлогом, чтобы осторожно высвободить свою руку из пальцев Синди. Когда Дэвис отошел, я сложил руки на коленях. Мое движение заставило Синди опомниться, она смутилась и стала комкать лежавшую перед ней салфетку. В дальнем углу ресторана Термит закурил еще одну сигарету, бросил на стол несколько мятых бумажек и, залпом допив газировку, быстро вышел.

Я заглушил двигатель, и мы проводили Энни и Синди до дверей дома. На прощание Энни крепко обняла ноги Чарли и сказала:

– Большое спасибо, мистер Чарли. Все было очень здорово.

Чарли улыбнулся.

– Спокойной ночи, Энни.

Девочка прижала палец к губам и, прищурившись, слегка наклонила голову к плечу – было похоже, что она хочет, но не решается задать вопрос. Чарли, ожидавший каких-то ответных слов, сразу заметил возникшую паузу.

– Ты хочешь меня о чем-то спросить?

– Нет… то есть – да. Я хотела спросить, мистер Чарли, это… очень тяжело… не видеть?

Усевшись по-турецки на нижнюю ступеньку крыльца, Чарли бережно взял руки Энни в свои. Девочка села напротив, так что ее коленки прижались к его голеням. Лампочка под козырьком крыльца была слабой, но ее свет ложился на плечи обоих как легкая позолота.

– Давай-ка я расскажу тебе одну историю, – начал Чарли. – Примерно двадцать веков назад жил в Иерихоне один слепой по имени Вартимей. Каждый день он сидел перед городскими воротами, где проходило множество людей, ведь, если ты слеп и вынужден просить милостыню или хочешь привлечь чье-то внимание, лучшего места не найти.

– Это как те люди, которые стоят у светофоров с картонными плакатиками? – перебила Энни.

– Вроде того, – согласился Чарли и, достав из заднего кармана красный носовой платок, стал аккуратно складывать его на колене. – Вартимей сидел у городских ворот много лет. Его знал почти весь город, и я уверен – за эти годы он изрядно надоел жителям Иерихона своими воплями. Но что еще остается слепому? Если он не будет кричать и вопить, прося милостыню, его никто не заметит, и тогда он просто умрет от голода. – Чарли приложил сложенный в несколько раз платок к глазам Энни. – Вот, подержи, а я завяжу…

Энни крепко зажмурилась и прижала платок к глазам, и Чарли завязал концы у нее на затылке.

– Теперь представь себе, что ты – старый слепой Вартимей, который кричит и шумит у городских ворот и который давно стал для всех жителей как чирей на… на афедроне.

– А что такое афедрон? – снова перебила его девочка.

Чарли рассмеялся.

– Это то, на чем сидят.

Я смотрел на них и улыбался. Синди шагнула ближе ко мне и слегка коснулась меня плечом.

– И вот однажды, – продолжал Чарли, – Вартимей услышал, что по дороге идет большая толпа. А надо сказать, что этот слепой старик слушал обрывки разговоров и прекрасно знал все, что происходило в то время в Палестине – совсем как ведущие программ новостей Си-эн-эн или ФОКС. И вот когда толпа приблизилась к городским воротам, Вартимей вскочил, замахал руками и завопил во всю мочь… – Чарли сделал паузу. – А знаешь, что он кричал?

Энни затрясла головой.

– Так вот… – Чарли понизил голос до взволнованного шепота. – Вартимей знал, что такая большая толпа могла собраться только в одном случае, поэтому он начал кричать и говорить: «Иисус, сын Давидов, помилуй меня! Иисус, сын Давидов, помилуй меня!» Ты можешь подумать, что в этом нет ничего особенного, но тогда за такие слова могли и убить. Когда слепец выкрикнул эти слова, остальные евреи сразу поняли, что по крайней мере один человек считает Того, кто пришел к ним в город, – а это был Иисус, – Мессией, Царем, которого все ждали много веков. А старый Вартимей, смертельно уставший от своей слепоты, от необходимости сидеть у ворот и просить милостыню, больше не ждал, и ему было все равно, убьют его или нет. Он знал Писание, знал все последние новости и слухи и верил, что Иисус и есть Тот, кто спасет всех жителей Израиля. Именно поэтому он принялся скакать, махать руками и кричать, что было силы: «Иисус, сын Давидов, помилуй меня!» – И Чарли для наглядности сам замахал руками. – Но местным жителям не хотелось, чтобы Иисус подумал, будто в их городе живут сумасшедшие придурки. Они пытались заставить Вартимея замолчать, но он только еще громче кричал. Иисус тем временем подошел совсем близко. Он услышал вопли Вартимея и, остановившись, велел его позвать, и все евреи тотчас бросились к слепому, говоря: «Подойди, зовет тебя». Тогда Вартимей скинул с себя верхнюю одежду, потому что она была старая и рваная, да и самому ему, я думаю, не помешал бы хороший душ…