Искатель. 1974. Выпуск №1 - Леонид Словин

Потом я узнал, что Лунин и Суворов подтвердили мнение капитана о том, что «Лолита» вряд ли могла успеть зайти еще куда-нибудь после острова Моране до того, как ее по неведомой причине покинула команда, иначе бы мы с нею разминулись в океане.

— А тебя о чем он допрашивал? — спросил я у Володи.

— Да все об этом втором суденышке, что виднелось на горизонте, когда я впервые заметил «Лолиту». Чего оно его так заинтересовало? Далеко ли оно было от «Лолиты», в какую сторону направлялось, быстро ли ушло. Пустяки всякие. Пошли обедать, а то кэп всыпет за опоздание.

Мы отыскали на палубе француза и поспешили в кают-компанию, где все уже давно томились в ожидании. Володя представил гостя.

Негр — капитан буксира торжественно восседал рядом с Аркадием Платоновичем, явно весьма польщенный таким уважением и честью.

Гастон Рузе раскланялся, сел рядом с секондом и только потянулся за селедкой, поданной на закуску, как вдруг попугай, словно обрадовавшись его появлению, громче обычного выкрикнул свою загадочную фразу.

Инспектор удивленно посмотрел на попугая, потом постепенно веселеющим взглядом на нас и расхохотался.

— Вы поняли, что он говорит? — спросил Волошин.

— Конечно!

— Наконец-то! — облегченно пробасил Макаров. — А то мы все извелись в догадках, что же без конца повторяет проклятая птица. На каком языке она говорит?

— На полинезийском, — ответил инспектор, с трудом сдерживая смех. — На таитянском диалекте.

— А что именно? — с подозрением спросил Волошин.

Инспектор не выдержал и расхохотался вновь.

— О, прошу извинить, — наконец выговорил он. — Эта милая птичка, как бы сказать, видимо, большую часть жизни провела в каком-то заведении известного сорта… Назовем его, скажем, пансионом для неблагородных девиц. И видимо, там она часто слышала и затвердила одно весьма недвусмысленное предложение. Я никак не решаюсь повторить его при дамах.

Когда Володя перевел слова француза, посуда на столах зазвенела от общего дружного хохота, как во время хорошего шторма.

После обильного обеда гость начал торжественно прощаться со всеми и опять раскланиваться и благодарить. Особо он поблагодарил мосье Волошина за столь полное описание всех странностей и загадок, обнаруженных нами на шхуне, и за меры, принятые им, как сказал мосье Кушнеренко, для сохранения всего именно в том положении, в каком оно было найдено, — но глаза инспектора при этом откровенно смеялись.

И тут Сергей Сергеевич торжественно протянул ему аккуратно перевязанный пакет.

Француз просиял, вероятно, подумав, что ему презентуют на память, по крайней мере, бутылку так понравившегося коньяка. И тут же сник, услышав слова Волошина, переведенные ему секондом:

— Мы сохранили в холодильнике пробы пищи, оставшейся на тарелках на шхуне. Анализ показал в них присутствие мышьяка.

— О! Благодарю вас, мосье! — перевел секонд ответ инспектора. Но при этом Гастон смотрел на пакет с таким отвращением, — что не оставалось никаких сомнений: расставшись с нами, он немедленно вышвырнет его за борт.

А Волошин уже подавал ему довольно пухлую папку, говоря секонду:

— Володя, расскажите ему коротенько о конкурсе, который мы провели, и объясните, что здесь переведенные вами специально на французский язык краткие конспекты историй, сочиненных фантазерами. Может, они ему пригодятся.

Секонд начал объяснять Гастону Рузе, что находится в папке. У того на лице появлялось выражение все более возраставшего удивления и тревоги. Посмотрев на папку с явным испугом, он покачал головой, но, ничего не сказав, сунул ее под мышку.

— Скажите ему также, Володя, что мы будем весьма признательны, если он найдет время хотя бы коротенько сообщить о результатах своего расследования, — добавил Волошин, наслаждаясь растерянностью полицейского. — Там указан мой ленинградский адрес.

Наконец француз со всеми распрощался и направился к трапу вслед за негром-капитаном. Шлюпка отчалила и направилась к спасательному катеру. Мы махали веселому сыщику.

Удастся ли ему разгадать тайну «Лолиты»?

«Богатырь» дал басистый прощальный гудок, и мы двинулись вперед, рассекая форштевнем волны. Свежий ветерок развевал у нас на мачте бело-голубой вымпел с изображением двух перекрещенных якорьков, над которыми было написано: «Академия наук СССР».

А спасательный катер, прощально взревев сиреной, поплыл в другую сторону — туда, где прятался за горизонтом сказочный остров Таити, который мы так и не увидим.

И на буксире за катером, покачиваясь на волнах, уходила от нас «Лолита».

Мы провожали ее взглядами, пока она не исчезла в сверкающей дали — там, где океан незаметно сливается с небом.

На следующий день за обедом Волошин торжественно объявил, что вечером после ужина там же, на палубе, под вертолетной площадкой, будут заслушаны замечания и возражения по рассказанным историям, а затем состоится присуждение премии путем тайного голосования, так что он просит всех приготовиться.

Обед прошел в непривычной тишине. Я несколько раз ловил себя на мысли, что в кают-компании чего-то не хватает.

И вдруг понял: загадочного выкрика попугая! Он как бы то и дело напоминал нам о тайне «Лолиты». А теперь уплыл вместе с нею. Жаль, попугая нам явно не хватало.

После обеда все, конечно, размышляли, какой же из выслушанных нами историй отдать предпочтение за оригинальность выдумки. Решить это было не так-то просто.

Что касается оригинальности, я, пожалуй, пальму первенства все же отдал бы рассказу Бой-Жилинского, несмотря на его зловещую мрачность. Но уж больно драматичными были переживания кока, отравившего в припадке помрачения сознания всех товарищей, побросавшего их тела за борт и ничего не помнящего об этом, растерянно бродящего по пустой шхуне, удивляясь, куда же все могли подеваться, если шлюпка на месте. Не улетели же они в самом деле на небо и не побросались за борт в припадке массового сумасшествия?

Интересно, какой истории отдадут предпочтение другие?

А какая из них ближе к истине? Это решить было, пожалуй, потруднее. Никто из нас ведь не знал пока, как и раньше, что же на самом деле произошло на «Лолите». Неужели Волошин прав, и мы в самом деле никогда не узнаем этого? Обидно.

Вечером все торопливо поужинали и поспешили на палубу.

Волошин занял место за столиком, посреди которого гордо задирал нос сверкавший, словно и впрямь из чистого золота, бюст барона Мюнхгаузена. Кому он достанется?

— Ну что же, сначала выслушаем замечания по каждому рассказу, — предложил Волошин. — Итак, первая история, рассказанная профессором Луниным: о шаровой молнии, принятой суеверными моряками за дьявола. У кого есть по ней замечания и возражения, прошу.