Мои литературные святцы - Геннадий Красухин

Славу Капнисту принесла его комедия «Ябеда» (1798). Она была поставлена на сцене петербургского театра, но вскорости по приказу Павла I снята с репертуара. Тираж её был конфискован.

Вот что по этому поводу пишет в своих «Рассказах о книге» известный библиофил Н. Смирнов-Сокольский:

«Подобные дела при Павле I делались быстро. Комедию запечатали сургучом в сундуке цензуры, а автора её Капниста фельдъегерские кони помчали в Сибирь.

Но вечером того же дня, как рассказывают некоторые, Павел пожелал вдруг проверить правильность своего «повеления». Он приказал дать этим же вечером комедию у себя, в «Эрмитажном» театре.

Трепещущие актёры разыграли комедию, причём в зрительном зале находилось всего два зрителя: сам Павел I и наследник его Александр.

Эффект был совершенно неожиданный. Павел хохотал, как безумный, часто аплодировал актёрам, а первому же попавшемуся на глаза фельдъегерю приказал скакать по дороге в Сибирь за автором.

Возвращённого с дороги Капниста всячески обласкал, возвёл в чин статского советника и до своей смерти оказывал ему покровительство.

Так ли это было точно или нет, документов по этому поводу не сохранилось, но то, что напечатанная комедия была арестована, а автор едва не угодил в Сибирь, – правда. Правда и то, что Павел I после действительно оказывал некоторое покровительство Капнисту».

Да, на судьбе самого Капниста запрет его комедии не отразился. Он был назначен Павлом директором всех императорских театров Петербурга. После убийства Павла он этот пост оставил.

А его комедия возобновила своё победное шествие по сценам. Как сообщает словарь Брокгауза и Эфрона, историк Николай Николаевич Бантыш-Каменский

передаёт следующий эпизод, которому был сам свидетелем. Когда в 3 действии Хватайко поёт: «Бери, большой тут нет науки; бери, что только можно взять. На что ж привешены нам руки, как не на то, чтоб брать?» – зрители начали рукоплескать, и многие, обратясь к одному из присутствовавших в театре чиновников, громко называли его по имени и восклицали: «это вы! это вы!»»

Умер Василий Васильевич 9 ноября 1823 года (родился 23 февраля 1758-го).

К этому можно было бы добавить, что, судя по всему, Капнист был одним из любимых литераторов Пушкина. В юности Пушкин подражал «горацианским одам» Капниста. А в зрелости брал из Капниста эпиграфы к своей «Капитанской дочке».

10 ноября

Валерий Яковлевич Кирпотин, родившийся 10 ноября 1898 года, поначалу был секретарём у Горького. Потом стал заместителем директора Ленинградского отделения института литературы и языка Комакадемии. В 1932—1936 – пик карьеры: зав сектором художественной литературы ЦК партии и одновременно секретарь оргкомитета Союза писателей СССР.

Во время войны был секретарём Фадеева, который оставил его возглавлять Союз писателей в дни эвакуации, а после снятия осады Москвы обвинил Кирпотина в паникёрстве за то, что тот, согласно инструкции, собирался сжечь секретные документы. Кирпотин уехал в Казань и там отсиделся в компанию борьбы с паникёрством.

После войны работал в ИМЛИ, но за увлечённость полузапретным Достоевским был уволен с поста заместителя директора.

И начались беды Кирпотина. Он долго и унизительно каялся в кампании борьбы с космополитизмом. Тем не менее был изгнан из партии и из ИМЛИ.

Вернулся к преподавательской деятельности при Хрущёве. Стал заведовать кафедрой истории русской литературы Литературного института.

В это время я с ним познакомился. Он рассказывал много интересного. Например, как был написан его ставший одно время обязательным для изучения труд «Наследие Пушкина и коммунизм» (1936).

Книгу заказал ему Сталин. Боюсь соврать за давностью рассказа, но кажется, что он дал Кирпотину всего день сроку: за это время книга должна быть написана и отдана ему, Сталину. Кирпотин сел писать с 5 утра. В это же время пришла и села за другой стол машинистка. Она сразу же перепечатывала написанный Кирпотиным текст.

Ранним утром книга была отослана Сталину. Он её читал, не спеша. Кирпотин извёлся в ожидании рецензии-резолюции. Дело в том, что к этому времени были арестованы все сотрудники сектора художественной литературы ЦК, которым он ещё недавно заведовал.

Дня через два Кирпотину позвонили из издательства «Художественная литература». Сказали, чтобы срочно приехал вычитать сигнальный экземпляр. Кирпотин впился глазами в печатный текст. Прочёл, не отрываясь, за несколько часов. И узнал, что книгу приказано издать тиражом в 25000 экземпляров.

Возможно, что она и спасла его от участи сотрудников.

Скончался Валерий Яковлевич на 99 году жизни – 29 мая 1997 года.

Странный это был человек – писатель Николай Дмитриевич Телешов (родился 10 ноября 1867 года). Что он не бедствовал – понятно: из купеческой семьи. Тем более кончил московскую Промышленную коммерческую академию в 1884 году.

Ранние стихи его подражательны (Надсону, Никитину, Плещееву). Ранняя проза отмечена подражанием Чехову, с которым Телешов был знаком.

Потихоньку вырисовывается круг знакомств Телешова. Это Гиляровский, братья Бунины, И. Белоусов, Н. Златовратский, Д. Мамин-Сибиряк, К. Станюкович. В 1899 году Телешов знакомится с Горьким, который добавляет в его кружок Л. Андреева, Скитальца. В кружок идут Чириков, Вересаев, Куприн, Серафимович. Словом, составляется солидное общество литераторов и редакторов иных изданий. Все они собираются на квартире Телешова по средам. «Среды» – так и будут называться эти собрания, просуществовавшие 17 лет – с 1899 по 1916. Из произведений кружка составляются сборники «Знание», «Слово», «Нижегородский сборник».

Благодаря жене Телешова Елене Андреевне Карзинкиной, представительнице богатого купеческого рода, ученице Поленова, окончившей Московское училище живописи, ваяния и зодчества, к кружку примыкают художники А. Головин, К. Первухин, А. Васнецов, И. Левитан.

После 1905 года Телешов организовывает в Подмосковье сельскую гимназию, где бесплатно или за сниженную цену учатся рабочие, железнодорожные служащие, крестьяне. Возглавлял Телешов кассу взаимопомощи литераторов и учёных, являлся присяжным суда чести при обществе печати и литературы. Издавал разные сборники «Друкарь», «1914 год», «В помощь пленным русским воинам».

Хорошо отнёсся к революции 1905 года. Но не слишком расстроился, когда революционная волна схлынула. Его рассказы и повести по-прежнему были отмечены оптимизмом.

Октябрьскую революцию Телешов, судя по всему, принял беспрекословно. Сразу же устраивается по линии Наркомата просвещения. Участвует в организации музея Художественного театра. Становится директором музея с 1923 года.

Пишет детские книжки. Пишет воспоминания. На его квартирах происходят заседания членов городской комиссии «История московских улиц» Охраны культурных памятников истории и культуры Москвы.

В историю литературы вошёл как организатор «Сред» и автор мемуаров «Записки писателя».

Всё это так. Никакого интереса органы к Телешову не проявляли. А ведь это был почти единственный писатель, который открыто переписывался с Буниными и другими эмигрантами. В его биографии есть сообщение, что советское правительство после войны очень рассчитывало при его посредничестве вернуть на родину Бунина. Бунин, как известно, от возвращения отказался. Но Телешову за невыполнение задания даже не погрозили пальчиком. Удивительно!

Умер он 14 марта 1957 года. Написал около 30 книг.

Кого мне действительно жалко, так это Владислава Андреевича Титова (родился 10 ноября 1934 года).

Мне ещё в «Юности» говорили, что к ним пришла рукопись какого-то безрукого инвалида, бывшего шахтёра, из которого Полевой хочет сделать нового Николая Островского. Поэтому дал задание переписать и довести до приличного уровня.

Переписчики старались. Но до приличного уровня довести не смогли. Напечатали весьма сыроватую повесть. Назвали «Всем смертям назло».

Нашей «Литературке» было приказано её расхвалить. Кажется, для этого ездил в Луганск наш корреспондент Мар, большой любитель приукрашивать и выдумывать эпизоды за интервьюируемых рабочих или инженеров.

Практически на эту повесть откликнулась вся пресса.

И безрукого Титова, писавшего карандашом в зубах, не просто сделали членом Союза писателей, но избрали руководителем Луганской организации.

Я его и его жену Риту постоянно видел в Харькове в 1980 году, куда меня послали от Союза писателей на конференцию по рабочему классу в литературе. Видел в гостинице, видел в ресторане, где мы питались (Рита кормила мужа с ложечки). Видел на трибуне, где он делился со всеми творческими планами.

Он уже написал ещё одну повесть «Ковыль – трава степная».

Особенно неловко я чувствовал себя, когда объявили, что приветственное письмо от конференции в ЦК КПСС прочтёт Владислав Андреевич Титов.