Поезд до станции детство - Волгина Надежда

— А как выглядели те мужчины после ночи в башне? — допытывалась Таня. Андрея смешила ее настойчивость. Он не думал об опасности. Все казалось не серьезнее детской шалости. Он красноречиво посмотрел на Таню, но та проигнорировала его взгляд, продолжая допрос: — Не замечали ли вы чего-нибудь необычного в их поведении?

— Как вам сказать?.. Они менялись… Только, что именно в них менялось, не пойму. Они становились более наглыми что ли, или, может, уверенными в себе? Не знаю, — она простодушно посмотрела на Таню, и та поняла, что большего от нее не узнает.

— Не нравится мне все это, — озабоченно произнесла Таня, когда они с Андреем покинули гостеприимный дом Елены, — она что-то задумала!

— Не переживай! Что бы она не придумала, я с этим справлюсь, — посмеивался Андрей, глядя на хмурое лицо подруги.

— Ее психика нарушилась после того, как она оказалась тут. Временами она выглядит совершенно ненормальной! Ты заметил, как быстро она выходит из себя?

Они, не спеша, шли в сторону сада. По двору сновали люди, но никто не обращал на них внимания. Светланы нигде не было видно. Скорее всего, сон-час был не только в распорядке дня Паны.

— Интересно, как там Виктор? — решил сменить тему Андрей, заметив, что Таня не на шутку разволновалась.

— Надеюсь, скучает, — немного расслабилась она. — Честно говоря, он меня не сильно заботит. А вот Иван, да. Интересно, нашли они его?

— Там хороший поисковый отряд, — больше себя, чем ее, успокоил Андрей. Он до сих пор испытывал неловкость, что выбрал менее опасное задание. Еще переживал за Алину. Не место ей в темном мире.

После очень скромного ужина Светлана приказала проводить Андрея в его покои. Молчаливый слуга знаками велел следовать за ним. Когда Андрей уходил, все взгляды были устремлены на него. Кто-то смотрел испуганно, другие — сочувственно, некоторые — с недоверием. Во взгляде Татьяны он прочел беспомощность и озабоченность. Глаза Светланы горели плохо скрываемым торжеством.

«Чему она так радуется?» — подумал он, стараясь не подать виду, что тоже взволнован.

Комната, отведенная ему для ночлега, располагалась на самом верху сторожевой башни. В нее вела винтовая лестница с небольшой площадкой на самом верху, за которой сразу же располагалась дверь.

Пока Андрей в сопровождении хмурого слуги поднимался по лестнице, он заметил большие тенета паутины, свисающие, как гамаки, между балясинами перил. Неутомимые труженики покрыли тончайшим ковром всю лестницу. Разрываясь, она повисала бесформенными хлопьями на одежде. Андрей терпеть не мог паутину — считал ее признаком ветхости. Он брезгливо снимал ее с себя, и она медленно падала вниз, кружась в наполненном пылью воздухе.

Пыли здесь было еще больше, чем паутины. Она толстым слоем лежала на ступенях, выпархивая из-под ног и повисая в воздухе, как кадры в замедленном кино.

«Когда же последний раз ступала сюда нога человека?» — подумал Андрей. Он задал свой вопрос вслух. Но ответом была тишина и могучая спина идущего впереди мужчины.

Массивная дверь со скрипом отворилась и впустила Андрея внутрь просторной комнаты, где из всей мебели только огромная кровать стояла в центре. Свет, окрашенный закатом, проникал сквозь узкие окна-бойницы, занавешенные плотной тканью. Шторы колыхались от легкого сквозняка.

Комната была круглой формы, как и сама башня. Каменные стены, ни чем не отделанные изнутри, отдавали средневековьем. Андрею опять почудилось, что он слышит звуки сражения и стоны раненых и умирающих на сырой земле.

Пока он озирался по сторонам, суровый проводник сменил постельное белье на кровати. Когда тот стягивал покрывало, Андрей едва не задохнулся от пыли, взметнувшейся в воздух. Он громко чихнул, чем заслужил злобный взгляд исподлобья, вместо «Будь здоров!». Решив не оставаться в долгу, и не понимая причины подобной враждебности, Андрей одарил мужчину таким же взглядом. Даже сдвинул брови для пущей убедительности.

«Ладно, хоть постель чистая!» — хмыкнул он, когда проводник скрылся за тяжелой дверью, унося постельное белье. Андрей прислушивался и, не различив шума поворачиваемого в замке ключа, удовлетворенно кивнул. «Значит, я, все-таки, гость, а не узник!» Но радость его быстро померкла, когда, проделав обратный путь по лестнице, он обнаружил, что дверь в башню заперта, и выйти наружу нет никакой возможности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ничего не оставалось, как взбираться обратно в башню, чувствуя себя сказочным персонажем — Рапунцель. «Или я принц, ослепленный злой колдуньей? — невесело думал он, приближаясь к площадке на самом верху. — И там осталась моя Рапунцель?» Его мысли устремились к Тане. С каждым мгновением, ситуация все меньше нравилась ему. В душе росло раздражение против властной и деспотичной Светланы, нарушающей простые законы гостеприимства.

Пыль, которая лежала повсюду, выводила из себя. Он забрался с ногами на кровать — единственный островок относительной чистоты. В комнате постепенно становилось все темнее. Лампы или чего-нибудь другого Андрей не нашел. Когда и в окна перестал проникать свет от быстро прячущегося за горизонт солнца, комната погрузилась в темноту.

Постепенно затих шум, доносящийся со двора. Иногда только из рощи долетал одинокий вскрик ночной птицы, от которого становилось еще тоскливее на душе.

Андрей приподнял подушку, оперев ее о спинку кровати, и улегся, закинув руки за голову. Он смотрел в грубо сколоченный деревянный потолок, освещаемый луной. Воспоминания, которые перестали преследовать с момента попадания в Оазис жизни, вновь нахлынули на него.

Вспомнился мальчик лет десяти, воспитанник детдома. Никогда раньше Андрей не думал о нем. Скорее, даже забыл о его существовании. И имени не помнил. А тут… Он отчетливо видел его — веселого и подвижного, непослушного заводилу в детских шалостях, двоечника и шалопая. Что там тогда случилось? Андрей нахмурился, восстанавливая в памяти события давно минувших дней. Ах, да! Конфликт у него был, у того мальчика, с учительницей в школе. Вроде не любила она его… за непослушание. И накатала бумагу в Департамент образования, содержательную такую, с просьбой оградить учеников от пагубного влияния одноклассника.

Андрей хорошо помнил утро, когда за этим мальчиком приехала машина «скорой помощи». Отчетливо слышал его крики и видел растерянное лицо Зинаиды Сидоровны, когда того волокли двое санитаров. Мальчик пытался вырваться и брыкался. Директриса просила объяснить, что происходит, на что водитель «скорой» сунул ей какую-то бумагу под нос, после прочтения которой она побледнела, но перестала вмешиваться, молча наблюдая со стороны.

Дети высыпали на улицу, привлеченные криками. Как плакал тот мальчик! Как же его звали? Никак не может вспомнить имя. Да и неважно… Этого мальчика не было более двух месяцев. Андрей уже успел забыть о его существовании, тем более что друзьями они не были. А через два месяца он внезапно вернулся! Но какой?! Из худенького подвижного ребенка он превратился в толстый овощ, который почти все время сидел, уставившись в одну точку, и ни с кем не разговаривал. Перед мысленным взором Андрея всплыла картина: рыхлые, безвольные руки, висящие вдоль тела…

Больше он ничего не мог вспомнить, как ни напрягался. Что стало с тем мальчиком? Беспечное детство вбирает в себя только то, что ему интересно, а этот мальчик интересным не был. Андрей не помнил, сколько тот пробыл в детдоме, вернулось ли к нему прежнее состояние. Да и этот эпизод никогда раньше не всплывал в памяти. До сегодняшнего дня…

Сильный порыв ветра задул в окна, отчего занавески забились о каменные стены, как крылья раненой птицы, пытающейся взлететь. «Ни о чем не волнуйся… — услышал Андрей знакомый голос, принесенный ветром, — завтра мы уйдем отсюда навсегда…» Он улыбнулся. Таня установила с ним мысленную связь. Хороший же рыцарь из него получается! Сидит тут запертый в башне, а любимая собирается его спасать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

На смену иронии пришла злость. Да что она себе позволяет, эта Светлана?! Завтра он выскажет ей все, что думает! Он не собирается щадить ее чувства! Мог бы ей посочувствовать, веди она себя по-другому, достойно относясь к людям!