Дополнительный человек - Джонатан Эймс

– Немного дополнительный человек?

– Нет, – сказал Генри, позабыв о том, что однажды сам сказал о себе, что он – дополнительный человек. – Я больше чем дополнительный. Я – важнейший!

Мы покончили с кофе и прошли несколько кварталов туда, где я оставил свой «паризьен». День был холодный, бессолнечный. Серые облака нависали низким потолком.

Мы сели в машину, и Генри широко улыбнулся и даже застонал от удовольствия. Ему понравились бархатистые велюровые сиденья. В конце концов он попал в мой «паризьен». Я гордился своей прекрасной машиной.

Когда мы подъехали к светофору на Первой авеню, привлекательная женщина лет сорока, в богатых мехах перешла перед нами дорогу.

– A quel destin inconnu se dirige-t-elle? – спросил Генри.

– Что это значит? – спросил я.

– К какой неизвестной судьбе она направляется? – ответил Генри. – Я всегда так говорю, когда вижу красивую женщину. Что с ней случится? Куда она идет? Откуда взялась?

Мы направились на север по проспекту Рузвельта. Справа от нас текла Ист-Ривер, которая вскоре должна была слиться с Гарлем-Ривер. Вода была темно-серой, волны высокими и порывистыми. Казалось, что ведешь машину вдоль океана. Я включил радио, чтобы послушать музыку. Оно было настроено на испанскую радиостанцию. Салон огласили цветистые звуки сальсы.

– Нельзя переключиться на что-нибудь такое, от чего коровы не дохнут? – спросил Генри, немедленно встревожившись.

Я переключил на классическую музыку, и он расслабился.

– Это FM и AM? – спросил он.

– Да, – сказал я.

– Quelle luxe…[16] Что за радио. Вот такие вы, американцы, с вашими радиоприемниками и машинами. Звучит так, будто пианист сидит на приборной доске. Я никогда не ездил на машине с собственным оркестром и двумя работающими дверцами… И никакого дыма!

Мне нравилось, что Генри хвалит мою машину. Я принимал это на свой счет. И он не критиковал мое вождение, что было совершенно правильно, поскольку я – превосходный водитель.

Генри хотел быстро проехать итальянские кварталы через Форт-Скайлер и просмотреть подъездные дорожки, не продает ли кто автомобиль, прежде чем направиться в Саутгемптон.

Поездка становилась немного безумной. Было уже за полдень, а мы все катались окольными путями. Солнце садилось в половине пятого, так что у нас было всего около двух световых часов, чтобы найти автомобиль, который Генри усмотрел два месяца назад, – к тому же, как он признался, он не был уверен в точном расположении этого автомобиля.

Я чувствовал себя Санчо Пансой, сопровождающим странствующего рыцаря Дон Кихота в его абсурдных приключениях. Дон Кихот думал о бессмертии, Генри думал об автомобиле, и оба были убеждены в истинности своих непрактичных методов достижения целей. Санчо много жаловался из-за того, что ему приходилось следовать за своим рыцарем, я же был счастлив сопровождать Генри, даже если наша поездка была безумием.

Когда мы подъехали к Форт-Скайлеру, Генри обозрел бесчисленные пустые узкие здания Бронкса и сказал:

– Посмотри на это! Все, что нужно сделать, – это пустить сюда бездомных и дать им малярную кисть. Но это срабатывает только в коммунистических странах. Единственное, что срабатывает… Но что мне за дело до подобных вещей?

– Потому что это отвлекает, и вам не приходится думать о собственных проблемах?

– Психологических проблемах или автомобильных проблемах?

– Психологических.

– Вот именно. Я никогда не заботился о самоанализе. У меня есть представление о том, что во мне таится, и самое лучшее – игнорировать это. Я рекомендую тебе делать то же самое. То, что нам действительно нужно, – это выбраться из Америки. Посмотри на эти здания. Страна умирает. Культура умирает… Просто нужно дать им умереть. Я могу думать только о России. Хочу вернуться в Ригу. Там можно получить бутылку шампанского за три доллара и комнату – за два.

– Вам действительно там понравилось? – спросил я.

– Там у людей есть душа. Их глаза прекрасны, – отозвался Генри. Он уже упоминал Ригу раньше. Это была его Мекка. Он находил там все, что было наиболее важно для него. Низкие цены, шампанское и красоту.

Мы проехали мимо Форт-Скайлера и его итальянского окружения. Дома стали теснее, каждая подъездная дорожка была занята двумя или тремя автомобилями. Но ни один из них не продавался. Я с нежностью подумал о нашем путешествии в форт с Гершоном.

– Здесь нет машин, – сказал Генри. – Раньше всегда можно было найти машину… придется выучить русский. – Он намекал на свой возможный и необходимый отъезд из США. – Я размещу рекламу в «Виллидж войс»: «Требуются уроки русского языка от носителя в обмен на жен и мужей».

– Где вы возьмете этих жен и мужей?

– Ну, у нас есть Гершон и ты. Все женщины из окружения Вивиан одиноки. Это сработает.

– Я польщен, что вы предложили меня, – сказал я.

– Не заносись, за тебя выйдут ради гражданства. Но даже если женщина не полюбит тебя, она будет тебе очень хорошей подругой. Таковы все русские.

Мы выехали из Бронкса, миновали придорожный бар, и Генри сказал:

– В таких барах лучше всего идут дела в День матери. Все хотят посмотреть на вымя. Один раз я остановился в таком местечке в Трентоне, и одна из стриптизерш оказалась трансвеститом. Она стащила бюстгальтер и оказалась мужчиной. Водители грузовиков как сидели, раскрыв рты, так и остались сидеть, им не было до всего этого никакого дела. Ведущий, который, как выяснилось, тоже был трансвеститом, крикнул: «Мы такие же ребята, вроде вас!» Но для водителей грузовиков это было все равно.

Генри всегда неодобрительно отзывался о кроссдрессерах, трансвеститах и урнингах! Я знал об урнинге из Крафт-Эбинга. Это был мужчина, который чувствовал себя женщиной, воспринимающей свое мужское тело как ловушку.

– Что вы испытали, увидев трансвеститов? – спросил я. Генри попал в западню в моей машине, и я хотел, чтобы он открылся мне разом, позволив узнать, что затаилось внутри его.

– Что я чувствовал? Ничего не чувствовал. Просто наблюдал.

– Вас это не возбудило?

– Чтобы возбудить великий интеллект, нужно гораздо большее, чем трансвестит. Один из водителей сказал: «Я могу трахнуть это». Мне кажется, он так и не понял, что перед ним мужчина.

Генри с такой легкостью увернулся от признания в том, что был в восторге от трансвеститов, что я ужасно расстроился. Он совсем не был похож на меня, я чувствовал себя жалким дурачком, чем-то противоположным великому интеллекту, поскольку восторгался «Салли». Я прекратил беседу и, следуя указаниям Генри, въехал на скоростное шоссе Лонг-Айленда.

Мы выключили радио, чтобы сконцентрироваться, и ехали дальше в тишине, если не считать того, что Генри мурлыкал себе под нос песенку. Похоже, на французском. Вдруг на дороге появилась крутящаяся крышка от люка, и я резко свернул, чтобы не столкнуться с ней.

– Scheisse! – выкрикнул я в негодовании.

– Ты не умеешь произносить это с нужным чувством. Потому что слишком молод. У тебя нет проблем, – сказал Генри с правом собственника, уверенный в том, что я использовал его любимое проклятие.

– У меня есть проблемы, – возразил я.

– Ты недостаточно спишь. Не ешь правильные продукты. Не формируешь правильных мыслей. Вот почему у тебя проблемы.

– Какие мысли у меня должны быть?

– Я следую Римской церкви. Она говорит мне, что думать. То же самое может сказать тебе раввин: «Знай Бога, люби Бога в этом мире и будь счастлив с Ним в будущем…» Но это нелегко. Кто сказал: «Тысяча мужчин нашла Париж, но только один нашел Бога»?

– Бодлер?

– Тогда я сказал бы тебе это по-французски! – фыркнул Генри, как всегда облив меня презрением за то, что я не знаю авторов его цитат. – Это сказал принстонец. Фицджеральд. Он, во всяком случае, пытался. Ходил в иезуитскую школу. Но он потерял себя. Сухой закон сделал алкоголь слишком привлекательным. А он оказался слишком слаб. И стал одним из тысячи… Существуют два ингредиента на пути к истине хорошая еда и хорошее вино. Если вино хорошее, ты засыпаешь, и секс не нужен. Ты и так в состоянии эйфории.

– Что в таком случае произошло с Фицджеральдом?

– У него было спиртное, а не вино.

– Иногда вино заставляет желать секса, – сказал я. Генри, конечно, видел в сексе препятствие на пути к истине и Богу.

– Нет. По-настоящему хорошее вино – это такой экстаз, что ничто с ним не сравнится. Но так мало людей могут позволить себе вино от шестидесяти пяти до семидесяти долларов за бутылку… Но как тогда объяснить феномен богатых?

– Вы хотите сказать, что они не нашли истины и тем не менее у них хорошая еда и вино?

– Вот именно. У богатых множество сексуальных проблем. Они постоянно разводятся. Дочь Вивиан разводилась девять раз. Но некоторые находят Бога, а некоторые нет. То же самое с бедными – нищета не гарантирует добродетели. Русские, что достаточно интересно, косо смотрят на развод. Они думают, это буржуазно… Пионеры. Вот это хорошая жизнь. Хороший путь. Строить дома, чтобы погасить в себе сексуальное влечение, а еще они жили так далеко друг от друга, что не имели с кем грешить, кроме жен. Когда они собирались вместе, они танцевали. – Генри на минутку приумолк в своем анализе, какие из людей – богатые, бедные, русские, пионеры – могут найти Бога, а какие нет, и затем сказал: – Что мы делаем? Это опасно. Я не собирался читать проповедь. Мы попадем в аварию.