Заложник удачи - Владислав Русанов

— Говори, пан Стойгнев, — разрешила королевна. — Думаю, это будет справедливо.

— Чтобы не задерживать вас, — пан герба Ланцюг приложил ладонь к груди, — скажу. Все как было. Десяток стражников. Ваших, ошмянских… Так вот, десяток стражников пытались не пустить ее высочество и известного нам всем пана Годимира из Чечевичей в город…

Чем дольше Стойгнев говорил, тем сильнее хмурился Добрит и кусал губы Криштоф. А пожилой словинец припечатал все как есть. Ни прибавил, ни убавил. И Годимир с удивлением услышал, что, по словам бывшего наставника, сам он выглядел в потасовке у ворот молодцом. Удивительно! Или случилось что с паном Стойгневым за эти полторы седмицы?

Пан герба Ланцюг окончил рассказ. Еще раз учтиво приложил ладонь к сердцу.

Толпа ошмяничей сдержанно гудела. Как пчелиный рой, спрятавшийся в дупло от непогоды. Никто не выкрикивал, не перебивал, не пытался вставить «веское» слово. Еще бы, стоящих перед замком рыцарей уважали. За справедливость, за честность, за отвагу и воинское мастерство.

Паны Качур и Ворон переглянулись. Криштоф дернул головой, пожал плечами. Пан Добрит горько вздохнул:

— Сдается мне, что знаю я, откуда ветер дует… Вот так вот! Кто бы подумать мог… — Он круто развернулся на каблуках. — Прошу со мной, твое высочество, и вы, панове, тоже. Само собой.

Годимир едва успел подхватить Аделию. Королевна рванулась с седла, будто пряником медовым поманили.

Бросив повод игреневого в услужливо подставленные ладони мастерового, Годимир устремился вслед за девушкой, которая, догоняя белую и васильковую спины, припустила вприпрыжку.

Стражники расступились перед ними и даже, вот удивительно, отсалютовали гизармами.

Они направились от ворот в ограде ко входу в донжон.

Пан Стойгнев, широко шагая и отмахивая рукой, держался вплотную с Годимиром. Сильно хромающий пан Конская Голова приотстал, но сдаваться не собирался — упорно сопел чуть позади.

Вот и знакомая зала.

Стол «виселицей». На стенах знамена. Ниже их — доспехи и оружие. Тут же охотничьи трофеи: головы медведей и туров, горных козлов и архаров, одноглазая башка горного людоеда, лапа кикиморы с устрашающими когтями и обрубок хвоста выверны с костяным жалом.

Горевшие по углам два факела только подчеркивали мрачность обстановки. Вот ведь странно! Во время пира, когда за столами, ломящимися от яств, теснились веселые, щегольски наряженные гости, а добрых два десятка факелов освещали даже самый укромный уголок, зала уж никак не выглядела угрюмой. То ли дело сейчас.

Пан Добрит остановил взъерошенного челядинца:

— Бегом к пану Божидару! Скажи, что я прошу в главную залу спуститься.

Слуга кивнул и стремглав умчался выполнять приказ.

— Располагайтесь, панове! — Пан герба Ворон махнул рукой на длинные лавки. — Теперь-то ты уж точно дома, твое высочество. Можешь отдохнуть.

— Спасибо, пан Добрит. — Аделия сорвала берет, бросила его на стол. Тряхнула волосами. — Не думала, что таким мое возвращение окажется.

— В жизни всякое случается, — хмуро проговорил пан Криштоф. — Всякое.

Королевна хмыкнула, но промолчала.

Годимир заметил, что Тишило со Стойгневом разошлись по разным углам залы и бросают друг на друга недружелюбные взгляды. Вот узнать бы: был поединок или нет? Сам драконоборец остановился под высохшим до состояния коряги хвостом выверны. Уж если дракона не сыскать, то, может, стоит посвятить пару месяцев поисками выверны или ослизга. Почему бы и нет? Одного роду-племени чудища. Все равно что волк и собака. Вот только дракону издревле приписывается способность полыхать огнем на врага, а его более мелкие собратья, согласно бестиариям и прочим фолиантам, попросту ядовиты. Конечно, не столь ужасно, но, если подумать, тоже добыча не из легких, а значит, достойная истинного странствующего рыцаря.

— Дракона, как я понял, ты так и не нашел? — пророкотал под ухом пан Тишило.

— Ну, не вышло, — развел руками словинец.

— Ясно, — кивнул полещук. — Зато в другом повезло. — Пан Конская Голова показал глазами на Аделию, которая что-то шепотом выговаривала пану Добриту. Зареченский рыцарь хмурился и кусал усы.

— А как ты, пан Тишило… — вопрос об исходе поединка со Стойгневым так и вертелся у Годимира на языке, но договорить он не успел. Боковая дверь распахнулась, и в залу вплыл пан Божидар герба Молотило, каштелян ошмянский. Вернее, вначале вплыло брюхо дородного пана, а после появился и он сам.

Брови сомкнуты на переносье. Усы топорщатся. Туча тучей. Не приведи Господи попасться такому под горячую руку.

— И что за дело у тебя, пан Добрит? — звенящим от негодования голосом поинтересовался он и вдруг застыл, уставившись на Аделию.

— Откуда?.. — взревел каштелян, но осекся, взял себя в руки. — Приветствую, твое высочество! Нашлась наконец-то! Радость-то какая! Позволь мне обнять тебя, девочка моя…

Растопырив ручищи с ладонями-лопатами, пан Божидар шагнул к королевне, но она шарахнулась, как от чумного.

— Оставь свою радость при себе! — зашипела девушка, словно рассерженная кошка.

— Что случилось? Я ж тебя вот такой на руках качал…

— А я тебя о том просила?

— Твое высочество… — Божидар огляделся в поисках поддержки и заметил Годимира. — Ты?!

— Ну, я… — не нашелся с ответом рыцарь.

— Неудачник несчастный! Кто позволил? Ноги твоей в Ошмянах не будет…

— Против чести это и совести! — воскликнул пан Стойгнев.

— Что за муха тебя укусила, пан Божидар? — прогудел Тишило.

Тут рыцари поняли, что одновременно защищают Годимира, а значит, выступают вроде как заодно. Оба, не сговариваясь, сделали вид, будто поперхнулись. Со стороны это выглядело, по меньшей мере, смешно. Пан Черный Качур прикрыл губы перчаткой. Уж не прятал ли он улыбку?

— О том-то и речь, — решительно вмешался пан Добрит. — Стражники наши не пускали в Ошмяны ее высочество, сопровождаемую паном Годимиром. А паны Стойгнев и Тишило тому свидетелями оказались. Вот так вот!

— Чему свидетелями? — удивился каштелян.

— А тому, как твои люди верные меня убить пытались! — притопнула ногой королевна.

— Быть того не может! Этого засранца велел не пускать. Что было, то было. Спорить не буду. И Жамку приказал…

— Так это ты приказал? Слышали, панове? — Аделия быстро обвела глазами всех присутствующих в зале рыцарей.

— Я. Нечего мне скрывать.

— И, может, меня убить Жамку приказывал?

— Что, твое высочество? Как можно?

— А что коня моего гизармами закололи?

Божидар покраснел, но от стыда или от гнева — не сказал бы никто.

— Быть того не может!

— Может, — спокойно проговорил пан Стойгнев. — Я свидетельствую.