Секретный Черчилль. Британские спецслужбы в войнах ХХ века - Вадим Телицын

В июне 1942 года, когда не без поддержки англичан появилось на свет возглавляемое Донованом Управление стратегических служб (УСС), британское Управление специальных операций заключило с ним соглашение о координации и разделе сфер диверсионных операций. К зоне совместной («50 на 50») ответственности были отнесены Бирма, Малайя, Суматра, Германия, Италия, Швеция, Швейцария, Португалия и Испания. Управление стратегических операций получило преобладающее влияния в Индии, Восточной и Западной Африке и – по крайней мере, до определения стратегических задач США – в Западной Европе. Зонами ответственности УСС объявлялись районы Азии (кроме Индии), Тихий океан, Финляндия и Северная Африка[170].

В дальнейшем были достигнуты и некоторые другие договоренности. В мае 1943 году, например, руководители американской армейской разведки и британской Государственной школы кодирования и шифровального дела (в Блетчли-Парк) заключили в Вашингтоне соглашение, которое предусматривало полный обмен всей информацией, получаемой благодаря перехватам сообщений армии и авиации Германии, Италии и Японии.

В целом, серией соглашений и договоренностей Британия и США были объединены в теснейший разведывательный союз[171]. На системе разведки и шпионажа основывалась политическая «ось» Лондон – Вашингтон. Сотрудничество, однако, было отмечено большим недоверием – таково исходное положение автора при анализе позиций Рузвельта и Черчилля и их активной роли в сфере разведки. Британская разведка при поддержке Черчилля прилагала все усилия к сохранению гегемонии Британии в таких узловых регионах как Балканы, Ближний и Средний Восток, Юго-Восточная Азия. Оба политических и военных лидера избегали при этом открытых конфликтов в своих личных отношениях.

С 1944–1945 годов у спецслужб США и Великобритании формулировались общие представления о «новой угрозе» – со стороны СССР. Здесь необходимо помнить о разных взглядах президента и премьер-министра на перспективы сотрудничества с советской страной. После Ялтинской конференции, напоминает автор, Рузвельт не разделял конфронтационные тенденции политики Черчилля в отношении СССР. До самых последних дней своей жизни президент надеялся сохранить союз военных лет и полагал, что исчерпаны еще не все шансы на послевоенное партнерство со Сталиным[172].

В 1957 году Черчилль писал, что страх и ненависть относятся к числу самых худших отрицательных сторон человеческой натуры. Судя по всему, Черчилль был, бесспорно, лично храбрым человеком и как во фронтовых условиях, так и в многочисленных политических баталиях, в дипломатической дружбе-противостоянии со своими союзниками.

Действительно, Черчилль и Рузвельт избегали открытых конфликтов в своих личных отношениях. Но в конце 1950-х годов, когда прошло уже пятнадцать лет после смерти Рузвельта, Черчилль мог бы сам себе признаться, что союзнические отношения между Великобританией и Соединенными Штатами Америки во время Второй мировой войны имели и обратную сторону[173]. Черчилль видел, как за тридцать прошедших лет (с начала ХХ столетия) Соединенные Штаты стремительно рванули к «сонму» великих мировых держав, отодвигая на вторые роли Британскую империю. Черчилль понимал, что США выстраивались как государство совсем по иным, чем Англия принципам, не создавая колоний и не поддерживая их «огнем и мечем». Дружба, как говориться дружбой, «табачок врозь»: английская разведка очень эффективно действовала на территории своего союзника по антигитлеровской коалиции. Знал ли об этом американский президент. Безусловно. Но Рузвельт посчитал, что должен быть на голову выше Черчилля, и пропускать мимо мелкие уколы своего партнера (как, впрочем, и Сталина).

Стоит, хотя частично напомнить речь У. Черчилля в Фултоне в 1946 году, это удивительный сплав откровений и недоговорок, причем – откровений, выстроенных на глубоком анализе и глубоком понимании ситуации, а недоговорок – на том, что не все и не всегда стоит говорить открыто: знающий, да поймет»:

«…Президент уже сказал вам о своем желании, которое, я уверен, совпадает с вашим, – чтобы я в полной мере был волен дать вам мой честный и верный совет в эти беспокойные и смутные времена.

Я, разумеется, воспользуюсь этой предоставленной мне свободой и чувствую себя тем более вправе сделать это, что какие бы то ни было личные амбиции, которые я мог иметь в мои молодые годы, давно удовлетворены сверх моих самых больших мечтаний. Должен, однако, заявить со всей определенностью, что у меня нет ни официального поручения, ни статуса для такого рода выступления, и я говорю только от своего имени. Так что перед вами только то, что вы видите.

Поэтому я могу позволить себе, пользуясь опытом прожитой мною жизни, поразмышлять о проблемах, осаждающих нас сразу же после нашей полной победы на полях сражений, и попытаться изо всех сил обеспечить сохранение того, что было добыто с такими жертвами и страданиями во имя грядущей славы и безопасности человечества.

Соединенные Штаты находятся в настоящее время на вершине всемирной мощи. Сегодня торжественный момент для американской демократии, ибо вместе со своим превосходством в силе она приняла на себя и неимоверную ответственность перед будущим. Оглядываясь вокруг, вы должны ощущать не только чувство исполненного долга, но и беспокойство о том, что можете оказаться не на уровне того, что от вас ожидается. Благоприятные возможности налицо, и они полностью ясны для обеих наших стран. Отвергнуть их, проигнорировать или же без пользы растратить означало бы навлечь на себя бесконечные упреки грядущих времен.

Постоянство мышления, настойчивость в достижении цели и великая простота решений должны направлять и определять поведение англоязычных стран в мирное время, как это было во время войны. Мы должны и, думаю, сможем оказаться на высоте этого жесткого требования.

Когда американские военные сталкиваются с какой-либо серьезной ситуацией, они обычно предваряют свои директивы словами «общая стратегическая концепция». В этом есть своя мудрость, поскольку наличие такой концепции ведет к ясности мышления. Общая стратегическая концепция, которой мы должны придерживаться сегодня, есть не что иное, как безопасность и благополучие, свобода и прогресс всех семейных очагов, всех людей во всех странах… Чтобы обеспечить безопасность этих бесчисленных жилищ, они должны быть защищены от двух главных бедствий – войны и тирании. Всем известно страшное потрясение, испытываемое любой семьей, когда на ее кормильца, который ради нее трудится и преодолевает тяготы жизни, обрушивается проклятие войны. Перед нашими глазами зияют ужасные разрушения Европы со всеми ее былыми ценностями и значительной части Азии. Когда намерения злоумышленных людей либо агрессивные устремления мощных держав уничтожают во многих районах мира основы цивилизованного общества, простые люди сталкиваются с трудностями, с которыми они не могут справиться. Для них все искажено, поломано или вообще стерто в порошок.

Стоя здесь в этот тихий день, я содрогаюсь при мысли о том, что происходит в реальной жизни с миллионами, и что произойдет с ними, когда планету поразит голод. Никто не может просчитать то, что называют “неисчислимой суммой человеческих страданий”. Наша главная задача и обязанность – оградить семьи простых людей от ужасов и несчастий еще одной войны. В этом мы все согласны.

Наши американские военные коллеги после того, как они определили “общую стратегическую концепцию” и просчитали все наличные ресурсы, всегда переходят к следующему этапу – поискам средств ее реализации. В этом вопросе также имеется общепринятое согласие. Уже образована всемирная организация с основополагающей целью предотвратить войну. ООН, преемница Лиги Наций с решающим добавлением к ней США и всем, что это означает, уже начала свою работу. Мы обязаны обеспечить успех этой деятельности, чтобы она была реальной, а не фиктивной, чтобы эта организация представляло из себя силу, способную действовать, а не просто сотрясать воздух, и чтобы она стала подлинным Храмом Мира, в котором можно будет развесить боевые щиты многих стран, а не просто рубкой мировой вавилонской башни. Прежде чем мы сможем освободиться от необходимости национальных вооружений в целях самосохранения, мы должны быть уверены, что наш храм построен не на зыбучих песках или трясине, а на твердой скалистой основе. Все, у кого открыты глаза, знают, что наш путь будет трудным и долгим, но если мы будем твердо следовать тому курсу, которому следовали в ходе двух мировых войн (и, к сожалению, не следовали в промежутке между ними), то у меня нет сомнений в том, что, в конце концов, мы сможем достичь нашей общей цели.

Здесь у меня имеется и практическое предложение к действию… Организацию Объединенных Наций необходимо немедленно начать оснащать международными вооруженными силами. В таком деле мы можем продвигаться только постепенно, но начать должны сейчас. Я предлагаю, чтобы всем государствам было предложено предоставить в распоряжение Всемирной Организации некоторое количество военно-воздушных эскадрилий. Эти эскадрильи готовились бы в своих собственных странах, но перебрасывались бы в порядке ротации из одной страны в другую. Летчики носили бы военную форму своих стран, но с другими знаками различия. От них нельзя было бы требовать участия в военных действиях против своей собственной страны, но во всех других отношениях ими руководила бы Всемирная Организация. Начать создавать такие силы можно было бы на скромном уровне, и наращивать их по мере роста доверия. Я хотел, чтобы это было сделано после Первой мировой войны, и искренне верю, что это можно сделать и сейчас.