Я живу в этом теле - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В момент появления на свет, – ответил он быстро. – С первым криком!
– Но кричит вроде бы позже, – заметил я осторожно. – Меня, говорят, шлепали, чтобы закричал.
Он затряс головой:
– Ты мог появиться еще животным! Ведь у животных нет души. А у человека есть. С твоим криком в тебя вселилась душа человека, который, возможно, умер не только что, а пребывал в нирване сотни лет. До этого воплощения он был, к примеру, обер-полицмейстером в Вятке или жандармом в Угличе!
Я поморщился.
– Что-то не чувствую в себе карательных наклонностей. А мог быть, к примеру, негром в Уганде?
Володя поперхнулся, вода разбрызгнулась красивыми струйками. Отряхиваясь, признался:
– Над этим не думал. Вообще-то для Мировой Души по фигу, кто в каком теле, но, с другой стороны, нет, я не расист, но, думаю, Господь… то бишь Мировой Разум, предпочитает воплощать частички своей души в подобные тела.
– Ага… Значит, мне не светит, что когда-то бывал царем или падишахом? Даже князем вряд ли? Жаль… А то видения всякие…
Он замер с чашкой возле губ, брови взлетели на середину лба.
– Видения? Какие?
– Да так, – ответил я с неловкостью, – ерунда.
– Нет-нет, ты скажи! Это может быть очень важно!
– Да ерунда, – сказал я тверже. – Лучше назвать это снами. Ну, когда еще не проснулся… или не заснул, а так, на грани сна и яви. Давай лучше вот такое скажи. Ну переселится душа… Так?
– Так, – повторил он настороженно.
– Ну и что?
Он покачал головой.
– Не понимаю тебя.
– Ну и что с того? Человек все равно умер.
Его почти отшвырнуло на другую сторону кухоньки. Брови как вскочили на середину лба, так и застыли, словно приклеенные. В глазах светилось великое изумление моей тупостью.
– Как что? Это значит, мы – бессмертны!
Не вставая, я взял с подоконника коробку с магнитофонной кассетой. Вытащил кассету, посмотрел на свет ленту: много ли потертостей.
– Душа, как ты говоришь, это что-то вроде этой магнитофонной ленты. На ней можно записывать разные песни или фильмы, проигрывать, стирать, записывать другие, снова стирать и записывать…
Он с неуверенностью качнул головой.
– Ты подбираешь очень простые образы… но в целом верно.
Горечь стиснула мое горло, как удавка. Я прошептал, едва в состоянии выталкивать слова через сузившуюся гортань:
– Я – это мои чувства, воспоминания, ощущения. Я сейчас вижу, как солнечный зайчик ползет по стене, как за окном проехала машина… но буду ли я все это помнить? Если нет, то это буду уже не я. Мне все равно, исчезнет ли магнитофонная лента моей души или же сгодится для других записей. Потому что я – это не сама магнитофонная лента, а запись на ней! Если же ее сотрут, сотрут меня, мое Я. Какое мне дело до того, что на ней запишут потом? Меня уже не будет!
Я шлепал губами, но слова не шли. Горло перехватило с такой силой, что я чувствовал, как трещат хрящи гортани.
Он заговорил торопливо, быстро, словно спешил убедить меня не прыгать вниз головой с высотного балкона:
– Но у нас есть свидетельства… есть!.. что некоторые в известные моменты своей жизни видели кусочки своей прошлой жизни… или хотя бы смутно ощущали, что они уже кем-то были раньше! Свидетельства уважаемых людей! Которым обычно доверяем…
Я чувствовал безнадежную тоску. Ощущение было таким, словно стою по горло в воде, а теплый ил под ногами размывается, уходит, черная вода поднимается, грозит накрыть с головой.
– У меня тоже, – проговорил я с трудом, – попадалась иной раз бракованная лента. Какой-то фрагментик или даже звук с прошлого фильма не стерся до конца… Я такие ленты уничтожаю целиком.
Я никогда не видел, чтобы кровь могла отхлынуть так резко и отовсюду, стягиваясь куда-то вовнутрь организма. Даже кисть его руки стала желтой, как у мертвеца, без кровинки. Губы посинели, сморщились. Когда задвигал ими, мне показалось, что со мной говорит умирающий:
– Это неверно. Это неверно! Это не может быть верным! Душа вечна… В душе хранятся все записи всех прожитых телом жизней, надо только суметь их прочесть. Мы все над этим как раз и работаем… Единое информационное поле… Биополе Разума, взаиморасположение планет и тайные намеки Нострадамуса говорят о том, что нам вот-вот удастся подобрать ключ или даже, говоря современным языком, хакнуть код и раскрыть все возможности души…
Я кивал, соглашался, уже злой на себя, что так напугал моего ранимого приятеля, но не удержался, брякнул:
– Но как же тогда с моей индивидуальностью? Пусть даже твоей, хотя мне все равно, что случится с твоей. Если я высвобожу все те личности, что закодированы в моей душе, то куда денусь я? Они ж меня затопчут. Да и в любом случае то буду уже не я.
Он возразил:
– Ты станешь ярче, умнее, образованнее! Если хоть кто-то из твоих предков, к примеру, знал иностранные языки, то теперь будешь знать и ты!
– Не я, – сказал я уныло. – А то существо, что будет жить в этом теле. Со стороны будет эффектно: я вдруг стал таким мудрым, таким знающим! Все знакомые рты раскроют. Но это для них. Но сам-то я исчезну… Этот вот я, который сидит перед тобой и который по-иностранному ни бум-бум, ни кукареку… Эх, Володя! Меня сейчас интересует не общество, которому выгодно появление такого интеллектуала, а я сам. Вот этот. Я сам хочу продлиться. Я сам хочу б ы т ь.
Он ушел, на этот раз притихший, погасший, даже горбился, словно я взвалил ему на плечи невидимый мешок с камнями. Я сам хочу быть, сказал я ему, и п о т о м. Потом, после того рубежа, когда мне стукнет семьдесят или сто, после которого это вот одряхлевшее тело остынет, его за ненадобностью сожгут или закопают, чтобы не мешалось. Но черт с ним, его не жалко, но я, Я?
Куда денусь Я?
Я закрыл за ним дверь на два оборота ключа, а потом набросил еще и цепочку. Жизнь этого вообще-то заурядного тела теперь бесценна: в нем живу и осознаю себя Я – единственный и неповторимый. Вообще единственный!
Человек – это всего лишь слабая душа, обремененная трупом, но ужас в том, что моя душа, бессмертная и вечно молодая, живет, пока живет этот труп. А потом – ничто… Гомер сказал, что листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков, хотя я такое грустное высказывание меньше всего ожидал от героического Гомера, но, видать, и он однажды открыл для себя некую страшную истину…
С экрана телевизора громогласно рассказывали о достижениях науки. Я взял еще теплую чашку в обе ладони, выцеживал, как верблюд, оттопыривая губы, остатки кофе, стараясь не прихватить черной кашицы. Наука – это реальнее. В прошлом искать может только идиот, откуда там ответы, а вот наука в самом деле что-то да может. Совсем недавно Эдисон изобрел фонограф, затем пошли патефоны, магнитофоны, видео, сейчас косяком прет цифровая запись, что исключает искажения, уже всерьез пошли разговоры о том, что человека тоже можно будет вскоре записать и передать, скажем, по модему. А то и вовсе по радиолучу. К примеру, из Москвы в Нью-Йорк. Правда, быстрее долететь на самолете, такая передача даже при ультраскорости может растянуться на пару недель, но если на другую планету?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});