Легион. Психопат - Уильям Питер Блэтти

нежели обычные «да» и «нет», которые мож но порой спутать с шумом» Потом я вышел из кабинки плотно прикрыв за собой дверь, подал знак Эдди, чтобы он начинал запись. Он спросил меня: «А что мы записы ваем?», и я ответил: «Молекулы воздуха Мне это необ' ходимо для новых исследований о функциях мозга». Ка залось, Эдди вполне удовлетворил такой ответ, и мы записали эту «тишину» с максимальным уровнем при скорости 7,5 дюймов в секунду. Минуты через три мы остановили пленку и прокрутили ее на максимальной громкости. И тут мы услыхали нечто странное — нет, это был не голос, а какой-то непонятный булькающий звук, причем раз в десять более громкий, чем любая моя доморощенная запись И больше ничего» «Эдди, — воскликнул тогда я, — а часто у вас при записи появляется этот звук?» У меня мелькнула догадка, что, возможно, сложное оборудование само по себе порождает подобные звуки. Но Эдди заявил, что он и сам озадачен и не может взять в толк, откуда на пленке возникли посторонние шумы. Я предположил, что нам, вероятно, попалась бракованная пленка, и он со мной согласился. После нескольких проигрываний звук стал напоминать голос. Однако ни разобрать слов, ни найти разумного объяснения мы не могли и поэтому прекратили исследования.

Я принес запись домой и прослушал ее. Теперь я различил множество голосов, тихих и очень поспешных, которые либо отвечали на мои вопросы, либо сами произносили какие-то фразы. Но среди них голоса Анны не оказалось. Из всего этого я сделал следующие выводы. Видимо, я вошел в контакт с личностями, находящимися в переходном состоянии. Они не обладали даром ясновидения и не могли предсказывать будущие события, но уровень их знаний намного превосходил мой собственный. Например, они могли назвать мне фамилию медсестры, дежурившей в данный момент, но с которой я не был знаком лично и тем более не мог знать ее фамилии Однако у них частенько возникали разногласия. Когда я задавал им конкретные вопросы, например, просил назвать день рождения моей матери, они почему-то давали разные ответы, и среди них — ни одного правильного. Но в то же время я чувствовал, что они просто не хотят, чтобы я потерял к ним интерес. Иногда они откровенно вешали мне лапшу на уши, а иногда пытались уколоть меня. Я стал узнавать такие голоса и в дальнейшем перестал на них реагировать точно так же, как мы иногда стараемся не слышать людей, сквернословящих в нашем присутствии. Некоторые голоса умоляли о помощи, а когда я их спрашивал — и не один раз! — что именно должен я сделать, чтобы помочь, ответ всегда звучал одинаково: «Прекрасно. Уже хорошо». Одни просили помолиться за них, другие утверждали, что, наоборот, они будут молиться за меня. Тогда у меня возникала мысль, будто все они представляют собой некое сообщество святых.

Совершенно очевидно, что они обладают чувством юмора. Как-то в самом начале эксперимента я делал записи и облачился в старенький банный халат. Он являл собой безвкусное, аляповато-полосатое произведение ткацкого искусства и помимо всего прочего имел громадную дырищу у правого плеча. Вот тогда мне и выдали: «Конская попона». Я неоднократно спрашивал: «Кто создал материальный мир?», на что мне один голосок заявил: «Я создал». Как-то раз я пригласил участвовать в опытах моего молодого коллегу. Он интересовался различными парапсихологическими явлениями, и мне было легко обсуждать с ним цели и результаты моих экспериментов. Весь вечер напролет он убеждал меня, будто ничего не слышит, в то время как я, разумеется, прекрасно разбирал знакомые голоса. Они бормотали:

«Какой в нем толк?» и «Зачем так суетиться?» и «Пойдите поиграйте в Пак-Ман»[15] и еще что-то в этом роде. Позднее я узнал, что врачу этому медведь на ухо наступил, и он очень стеснялся своего недостатка, никогда о нем не заикаясь.

Иногда голоса сами помогали мне и предлагали другие способы записи. Один из этих способов — использование диода. Другой же заключался в том, что мне надо было найти в радиоприемнике полосу «белого шума» и подсоединить его к магнитофону. Последний прием я так и не попробовал, ибо боялся, что случайно запишу и голоса реальных людей. Микрофон лучше всего срабатывал в тихой пустой комнате со звукоизоляцией. Но в конце концов я решил использовать диод, потому что он исключал возможность записи случайных звуков.

Голоса критиковали порой даже техническую сторону моих опытов. Иногда я путался и нажимал не те кнопки, и тогда голос тут же констатировал: «Ты сам не знаешь, что делаешь». (Этот голос звучал особенно устало. В тот вечер у меня буквально все падало из рук, и я постоянно ошибался.) Подобные высказывания укрепили мою мысль о том, что я имею дело с крайне индивидуальными и не похожими друг на друга особами, и к тому же довольно простодушными. Они напоминали мне обыкновенных людей. Частенько желали «спокойной ночи» после бесконечной записи, когда я забывался. Я тут же вспоминал, что действительно устал и пора идти спать. По разным поводам они говорили мне «Спасибо» и «Благодарю вас». А вот что еще интересно. Как-то я поинтересовался, не следует ли мне опубликовать результаты исследований, на что все они явственно ответили «Отрицательно». Это меня тоже удивило.

Где-то в середине 1982 года я решил отправить письмо Колину Смиту, тому самому человеку, который написал предисловие к книге «Прорыв». Мне почему-то показалось, что ему можно доверять. В письме я задал несколько вопросов, и он не только сразу же ответил мне, но и посоветовал прочесть свою книгу (она называется «Продолжайте говорить»). Правда, он был несколько сдержан, но это и понятно, потому что такие проблемы, особенно в лондонской прессе, принято считать сенсационными. Некоторые прохиндеи так далеко зашли, что стали утверждать, будто могут разговаривать с Джоном Кеннеди или с Фрейдом и так далее. Смит поведал мне кое-что из ряда вон выходящее. Несколько невропатологов из Эдинбурга, приехавших в Лондон на медицинскую конференцию, разыскали Смита и прокрутили ему записи, сделанные ими в присутствии коматозных пациентов или же несчастных, которые по разным причинам не могли разговаривать. И вот на пленках зазвучали голоса этих больных.

Вскоре после этого я прихватил в больницу свой портативный «Сони». Было часа два или три ночи, и я сразу направился в психиатрическое отделение, в палату для тяжелобольных, где и записал пленку возле одного пациента, кататоника, страдающего амнезией. Он уже многие годы находился в больнице. Личность его так и не установили. Полиция подобрала его в