Дело врача - Грант Аллен

— Что ты думаешь о нашем проводнике? — спросил я у Хильды на четвертый день поездки. — Я что-то начал сомневаться в нем.

— О, с ним все в порядке, — беззаботно ответила Хильда, и ее голос приободрил меня. — Он, конечно, мошенник — все проводники, толмачи и прочие подобные типы в отдаленных краях всегда мошенники. Будь они честными людьми, то разделяли бы обычные предрассудки соотечественников и ни за что не стали бы иметь дело с ненавистными чужестранцами. Но в этом случае у нашего друга Рам Даса нет никаких причин вредить нам. Иначе он не посовестился бы перерезать нам глотки; но, с другой стороны, нас слишком много. Скорее всего, он попытается нас надуть, предъявив преувеличенные счета, когда мы вернемся в Толу; но это уже забота леди Мидоукрофт. Не сомневаюсь, кстати, что сэр Айвор его вполне достоин. Я бы поставила на одного хитрого йоркширца против любых трех тибетцев!

— В том, что Рам Дас способен перерезать нам глотки, если это ему будет выгодно, я тоже не сомневаюсь, — ответил я. — Он подобострастен, а подобострастие идет рука об руку с предательством. Чем больше я за ним наблюдаю, тем явственнее проступает надпись «мерзавец» в каждом изгибе его спины!

— Да, он не подарок, я знаю. От нашего повара, который немножко говорит по-английски и по-тибетски, как и по-индийски, я слыхала, что у Рам Даса наихудшая репутация в окрестных горах. Но, по его словам, проводник он очень хороший, перевалы знает и, если ему хорошо заплатят, обязательно исполнит то, за что заплатили.

Еще через день мы после нескольких коротких переходов наконец приблизились к местности, где, по уверениям проводника, находился буддистский монастырь. Я был рад услышать это, тем более что он произнес название хорошо известного непальского селения; ибо, признаться, я уже начинал беспокоиться. Компаса я с собой не взял, но, судя по солнцу, мог прикинуть, что мы, выйдя из Толу, постоянно двигались почти точно на север и, по моему разумению, должны были оказаться в опасной близости от границы с Тибетом. Поскольку я отнюдь не желал быть «ободранным заживо» (как выразился сэр Айвор) в подражание святому Варфоломею и другим раннехристианским мученикам, мне было приятно узнать, что мы приближаемся к Кулааку: это был первый из непальских буддистских монастырей, куда наш всеведущий проводник, сам буддист, пообещал провести нас.

Мы шагали по прекрасной высокогорной долине, замкнутой со всех сторон снежными пиками. Небольшая речка, бурля на перекатах каменистого ложа, бежала посередине ее. Впереди круто вздымались скалы. Слева, на половине высоты склона, на скалистом выступе, виднелось приземистое, длинное здание со странными, напоминающими пирамиды крышами и двумя башенками наподобие минаретов на обоих торцах. По форме они более всего напоминали огромные глиняные кувшины. Это и был тот монастырь, обитель лам, ради которого мы сюда забрались. Откровенно говоря, на первый взгляд он не показался мне стоящим таких усилий.

Наш проводник велел носильщикам остановиться и обратился к нам с неожиданно высокомерным видом. Его подобострастие как ветром сдуло.

— Вы стояти здесь, — произнес он медленно, на ломаном английском, — пока моя пойдет смотреть, есть ли — лама-сахибы готовы брать вас. Должно просить позволение из лама-сахибов, чтобы войти в деревня. Ежели не спросить, — он выразительно черкнул рукой по своему горлу, — лама-сахибы резати долой голова еулопейцам.

— Боже милостивый! — вскрикнула леди Мидоукрофт, прильнув к Хильде. — Мисс Уайд, это ужасно! Куда же вы нас завели?

— Не беспокойтесь, — ответила Хильда, стараясь утешить ее, хотя сама она явно начала волноваться. — У Рам Даса просто такой живописный способ выражаться.

Мы уселись на поросший ползучими лишайниками пригорок у обочины тропы, поскольку лучшего ничего не имелось, и позволили нашему проводнику отправиться на переговоры с ламами.

— Ну что ж, — воскликнул я, стараясь бодриться, — по крайней мере мы сегодня будем спать на матрасах и под настоящей крышей. Монахи обязательно найдут для нас помещение. Это уже кое-что!

Мы достали свою корзинку и приготовили чай. Когда англичанка беспокоится, она заваривает чай. Хильда сказала, что ради этого она могла бы вскипятить Этну на Везувии. Мы ждали и пили свой чай; мы пили свой чай и ждали. Прошел час. Рам Дас не возвращался. Я начал тревожиться всерьез.

Наконец что-то изменилось. Группа возбужденных людей в желтых хламидах появилась из монастыря. Они спустились по извилистой тропинке, сильно жестикулируя, и направились к нам. Они громко кричали и явно были рассержены. Вдруг Хильда схватила меня за руку и торопливо шепнула:

— Хьюберт, нас предали! Теперь я все четко вижу. Эти люди — тибетцы, а не непальцы. — Она помолчала и продолжила: — Все, все понятно… Наш проводник, Рам Дас… У него все-таки была причина вредить нам. Должно быть, Себастьян выследил нас, Себастьян подкупил его! Ведь это он рекомендовал Рам Даса сэру Айвору!

— Почему ты так думаешь? — тихо спросил я.

— Потому… Да сам посуди: эти люди одеты в желтое. Значит, это Тибет. В Непале ламы носят красное, в Тибете и всех прочих буддистских странах — желтое. Я читала об этом в книге — «Молитвенное колесо», ты помнишь? К нам идут тибетские фанатики, и, как и предсказал Рам Дас, они, скорее всего, перережут нам глотки.

Так чудесная память Хильды дала нам возможность осмыслить опасность и приготовиться, пусть даже в самый последний момент. Я мгновенно понял, что она права: нас заманили обманом через границу и столкнули с буддистскими инквизиторами, с врагами. Тибет — самая негостеприимная страна в мире; ни одному чужеземцу не дозволяется переступать его пределы. Нужно было готовиться к худшему. Я встал — единственный белый мужчина, вооруженный одним револьвером, ответственный за жизнь двух женщин. И радом — никого, кроме угодливого парии, повара-гуркха и полудюжины ненадежных носильщиков-непальцев. Бежать было некуда. Ловушка захлопнулась. Нам ничего не оставалось, кроме как ждать и строить храброе лицо вопреки полнейшей беспомощности.

Я повернулся к нашей подопечной и сказал с предельной серьезностью:

— Леди Мидоукрофт, это опасно, по-настоящему опасно. Внимательно выслушайте меня. Вы должны делать, как вам велят. Нельзя плакать, нельзя выказывать трусость. От этого зависят наши жизни. Все мы должны держаться стойко. Мы должны притворяться храбрыми. При малейшем проявлении страха эти люди перережут нас тут же на месте.

К моему несказанному удивлению, леди Мидоукрофт поднялась до высоты положения.

— О, если не считать болезней, — ответила она безропотно, — я почти ничего не боюсь. Для меня куда страшнее чума, чем эта кучка завывающих дикарей!

К этому времени люди в желтом уже приблизились вплотную. Было очевидно, что они кипят от возмущения; тем не менее они вели себя чинно и порядка не нарушали. Один из них, одетый получше других, осанистая особа с жирными щеками и обвислой кожей церковного сановника, соблюдающего безбрачие, был, по-видимому, настоятелем, или главным ламой монастыря. Он отдал приказ своим подчиненным на языке, которого мы не понимали. Повинуясь ему, монахи в мгновение ока окружили нас плотным кольцом.

Тогда главный лама выступил вперед, с повелительным видом, как Пу-Ба из комической оперы[59], и сказал что-то на том же языке, обращаясь к повару, который немного знал здешнюю речь. Из этого я сделал вывод, что Рам Дас все о нас рассказал: лама сразу же избрал переводчиком повара, не обращая никакого внимания на меня, очевидного начальника маленькой экспедиции.

— Что он говорит? — спросил я, как только лама умолк.

Повар, который беспрестанно отвешивал низкие поклоны, рискуя сломать хребет, принимал самые жалкие, пресмыкающиеся позы и объяснял дрожащим голосом на своем ломаном английском:

— Этот сахиб — жрец из храм. Он очень сердиться, потому еулопейский сахиб и мем-сахибы прийти в Тибет. Еулопейский человек, индусский человек, никто нельзя приходить в землю Тибет. Жрец-сахиб говорить, резать всем еулопейский глотки. Люди Непала идти домой, в их страна.

Я взглянул на ламу так, будто его заявление меня совершенно не касалось.

— Скажи ему, — я ухитрился даже улыбнуться, хотя и с трудом, — что мы не намеревались нарушить границу Тибета. Мерзавец проводник завел нас. А направлялись мы в Кулаак, который находится во владениях махараджи. Мы охотно уйдем на земли махараджи, если жрец-сахиб позволит нам переночевать здесь.

Я глянул на Хильду и леди Мидоукрофт. Должен отметить, что их поведение в этих тяжелых обстоятельствах было достойно англичанок. Они стояли выпрямившись и глядя так, словно все жрецы Тибета разом могли вызвать у них лишь презрительную улыбку.

Повар передал мои слова, как мог — похоже, что его тибетский был не лучше английского. Но главный лама ответил отнюдь не дружелюбно, что я понял и без перевода.