Политические партии - Морис Дюверже

II. Олигархическая природа руководства

Руководство партий имеет естественную тенденцию принимать олигархическую форму. В них образуется настоящий «правящий класс», более или менее замкнутая каста, «внутренний круг», куда нелегко проникнуть. Это больше относится к руководителям видимым, чем к реальным, и скорее к автократическим, нежели к демократическим. Теоретически выборы должны были бы препятствовать зарождению олигархии; фактически же они скорее способствуют ему. Массы по природе своей консервативны; они привязаны к привычным лидерам и не доверяют новым лицам. Даже в социалистических партиях, где выдвижение руководителей происходит наиболее демократическим путем, их обновление тоже бывает делом трудным.

Принятая в стране избирательная система, по-видимому, имеет известную связь с олигархическим характером партийного руководства и образованием внутреннего круга. Если ни один кандидат не имеет шансов быть избранным без одобрения партийных комитетов, их вожди играют существенную роль в отборе будущих депутатов, которые выдвигаются внутренним кругом. И, напротив, если возможны независимые кандидатуры или основную роль на выборах играет личность кандидата, так что партийные комитеты зависят от кандидата больше, чем кандидат от них, рекрутирование парламентариев осуществляется помимо внутреннего круга и партийной олигархии. Поскольку в этом случае парламентарии также играют весьма важную роль в руководстве партии, внутренний круг открывается и циркуляция элит становится возможной. Следовательно, голосование по спискам, по определению коллективным и партийным, усиливает олигархию, тогда как индивидуальное голосование ее ослабляет. Внутренняя олигархия берет верх и при пропорциональной системе со списками, в которых представлены блоки, а кандидаты вносятся в строгом порядке, определяющем их шансы быть избранными: так как депутаты отобраны здесь внутренним кругом, партия вращается в замкнутом пространстве. Точно те же результаты наблюдаются и при двухпартийной системе, поскольку своего рода монополия двух партий дает им преимущество даже при выборах кандидатов по одномандатным округам.

В зависимости от способа образования можно выделить несколько типов руководящего класса и внутренних кругов. Наиболее примитивный — это, конечно, камарильи, клики — малые группы, использующие тесную личностную связь как средство установления и сохранения своего влияния. Иногда речь идет о клане, сложившемся вокруг влиятельного лидера: клиентела этого вождя монополизирует руководящие посты и стремится превратиться в олигархию. Мы уже приводили несколько примеров таких кланов в социалистических партиях. Известная почва для них остается и в партиях консервативных и умеренных; соперничество кланов сменяется там борьбой фракций или «течений»; у руководства партией почти всегда стоит доминирующий клан. Партийная структура благоприятствует развитию кланов: достаточно припомнить строение центральных органов партии радикалов, чтобы убедиться: здесь все как бы специально создано для игры личностей и их клиентелл. Аналогичный характер имеет и создание машин вокруг боссов в американских партиях.

С. кланами не следует смешивать руководящие команды, члены которых не связаны личной преданностью главному вождю: отличительной чертой команды является относительное равенство ее членов и тот факт, что связи солидарности в ней развертываются горизонтально, а не вертикально. Формирование этих команд происходит весьма различными путями. Бывает, что они выступают результатом свободного договора нескольких человек, обычно принадлежащих к молодому поколению, которые объединяются, чтобы «потрясти кокос», то есть убрать с руководящих постов ветеранов и самим монополизировать эти посты: это феномен школ и «капелл» артистического и литературного толка, который нередко обнаруживается и в политике. Отдельные мифоманы мечтают даже о «синархии», то есть о формировании тайной команды, которая объединит влиятельных руководителей многих партий; все это, конечно, не следует принимать всерьез. Но такие команды, складывающиеся в рамках одной партии, существуют: приблизительно в 1933–1934 гг. можно было наблюдать, как команда этого рода складывалась во французской радикальной партии (вокруг Пьера Ко, Жана Мистлера, Пьера Мендес-Франса, etc.); она распалась после событий 6 февраля2; члены ее охотно позволяли именовать себя «младотурками» — в память о революции 1908 г. Еще чаще такие руководящие команды — плод стихийной солидарности, обусловленной общностью происхождения или образования: землячества (типа жирондистов 1792 г.), содружества бывших студентов-однокашников (типа «политехников»3); команды, связанные работой в одном учреждении (типа Финансовой инспекции4) или союзы фронтовиков (типа «Ветераны Н-ского полка»). Самые значительные из них — первые: в регионах, где одни и те же политические партии долгое время сохраняют большое влияние, естественным образом формируются команды, которые нередко играют существенную роль в жизни партии. Альбер Тибодэ высмеивал отца Сарьена и команды радикалов округа Соны и Луары; Даниэль. Галеви подметил, что эволюция радикальной партии в начале века выражалась в упадке парижских команд и восхождении новых, представлявших центр и юг Франции. В СФИО можно на протяжении полувека обнаружить достаточно четкие очертания команд Севера, Лангедока и Юга, а также Центра или Тулузы, etc. Подобные феномены наблюдаются во всех партиях: иные из них, особенно коммунисты, стремятся помешать этому с помощью ротации или «декоренизации», как мы далее покажем. Другие типы команд внутри партий более редки. Встречается сравнительно немного примеров, аналогичных влиянию Финансовой инспекции или «политехников» на некоторые французские правительства: назовем лишь команду, сложившуюся в Ассоциации французской католической молодежи (в рамках МРП). Во многих европейских партиях мы встречаем сегодня команды руководителей, зародившиеся в совместной подпольной работе во время оккупации; иногда, кстати, в этих партиях соперничают команды, сложившиеся из борцов, связанных в годы войны с Лондонским центром, и, напротив, выходцев из внутреннего Сопротивления. Нечто подобное наблюдалось в партии русских коммунистов после взятия власти. Недавние чистки в странах Восточной Европы в основном имели своей целью вытеснить лондонские команды в пользу команд, сложившихся во внутреннем движении Сопротивления (или в эмиграции в Москве); точно так же можно расценить известные чистки, нацеленные против команд, созданных во время борьбы против Франко в ходе войны в Испании.

Команды и кланы представляют собой личные олигархии. Бюрократия же, напротив, есть тип олигархии институциональной. Немыслимая в старых комитетских партиях с их слабой структурой, она зародилась с появлением секций и сложной инфраструктуры, получив особое развитие в партиях, связанных с профсоюзами, кооперативами и обществами взаимопомощи. Так, немецкая социал-демократическая партия в 1910 г. насчитывала 3000 функционеров, или «постоянных»2 (приблизительно один функционер на 250 членов). Эти функционеры обнаруживали тенденцию играть доминирующую роль: имея в силу самих своих обязанностей повседневный контакт с базовыми организациями, они легко добивались делегатских мандатов на съезды, благодаря чему могли оказывать решающее влияние на формирование руководящих органов. С другой стороны, их роль в партии давала им непосредственную власть над ее членами: функционер — секретарь федерации явно становился главной пружиной федерального комитета, другие члены которого, поглощенные своими частными делами, не могли работать в нем столь же активно. Посредством этого двуединого механизма и создавалась бюрократия в точном смысле данного термина. Некоторые партии пытались противодействовать этой тенденции, ограничивая количество функционеров, которые могли делегироваться на съезды. Так, устав бельгийской социалистической партии предусматривал, что в делегациях федераций на Национальный съезд парламентарии и партийные функционеры должны составлять меньше половины (ст. 23). Но данное правило смягчалось для Генерального совета, который как раз и является основным органом управления: федерации, направлявшие туда больше трех делегатов, могли иметь в своем составе уже только не менее четверти делегатов — рядовых членов партии (ст. 31); иные могли составить хоть всю свою делегацию из парламентариев и функционеров — ограничений почти нет.

Иные партии, напротив, систематически стремятся развивать институт функционеров. Они видят в партии настоящее профессиональное орудие, по крайней мере когда речь идет о кадрах. Особенно темпераментно писал об этом Ленин на страницах «Что делать?» Он негодовал против того ужасного ограничения, которое налагает на революционную деятельность повседневный труд на заводе, в магазине или мастерской. Он полагал, что для формирования настоящих агитаторов новой партии необходима постоянная, непрерывная и абсолютная занятость партийными делами, исключающая стесненность обыденными заботами. Отсюда вытекает и неоднократно развиваемая им идея о создании подлинного класса профессиональных революционеров, которые служили бы главным ядром партии и составили бы ее базовый актив. «Каждый рабочий агитатор, — говорил он, — который имеет известный талант и подает надежды, не должен по 11 часов в сутки работать на заводе. Нужно устроить так, чтобы он жил на средства партии»3. И уточнил, что следует «опираться на людей, которые посвящают революции не свободные вечера, а всю свою жизнь»4, «людей, чья профессия — революционная деятельность»5.