Пламя - Оливия Уэдсли

– Очень. Прелестное место.

– Есть новости для меня?

Яркая краска залила лицо и шею Тони.

– А разве должны быть?

– Судя по обожанию в глазах де Солна вчера – должны быть.

– Он просил меня выйти за него замуж.

– А когда это будет?

– Не знаю. Вероятно, этого совсем не будет. С одной стороны, я этого хочу – и все-таки боюсь.

– Боишься? Чего?

– Себя самой боюсь. Я не уверена в себе, не могу быть уверенной, Жоржетта. Я завтра уезжаю. Ты следующий месяц будешь одна.

– Ты едешь туда? – с жаром вскрикнула Жоржетта. – Обратно на то место, где ты испытала счастье? Не делай этого, это безумие. Возьми де Солна теперь, пока ты увлечена им, и не выжидай, чтобы посмотреть, станет ли впечатление сильнее. В девяти случаях из десяти этого не бывает, и вы поженитесь, наконец, такие же неуверенные, как и были, тогда, как доверившись свежему увлечению и отдавшись ему, – ты со временем, естественно, полюбишь его сильнее.

– О, ты просто не понимаешь; я думаю, что никто не смог бы понять. Я должна поехать в Озиоло. Это будет честно и справедливо по отношению к де Солну.

Жоржетта проворчала:

– Он дурак, что дает тебе ехать.

Она посмотрела Тони в лицо и прибавила:

– Я возьму Жюля.

– Жоржетта, правда?

– Да, уже по одному тому, что он знает все, что нужно знать, так что с моих плеч тяжесть долой.

– Ты считаешь это достаточным доводом для замужества? – спросила Тони с любопытством.

– Почему нет? Как бы то ни было, это обеспечивает покой. Когда прошлое висит над головой женщины, это ее угнетает, а если то, что было, стало известным и ему, то со всем этим уже покончено. Пусть он начнет говорить об этом – она тоже не смолчит, и, если он умен, он перестанет. Разговоры – вещь приятная в семейной жизни, но нежелательно, чтобы они велись обеими сторонами.

Тони подошла и тоже села на коврик у камина.

– Ты будешь графиней, – заметила Жоржетта.

– Я думаю, что буду, если выйду за Жана.

– Ты, кажется, не понимаешь, что тебе предстоит. Накануне ночью ты говорила, что тебе хочется жить. Отлично, ты достигнешь этого, если выйдешь за де Солна. Нет ничего, чего он не мог бы тебе дать.

– Я не хочу, чтобы он мне все давал.

– Ты не должна огорчаться этим. Мужчина знает, что он получает взамен того, что дает. Держу пари, и де Солн в данном случае не явится исключением.

– Я не хочу, чтобы он был исключением, – возразила Тони, – отчасти потому я и уезжаю.

– Ты все еще настаиваешь на отъезде? Послушайся меня и оставайся дома. Это здоровее. И что твоя старая Жоржетта будет делать без тебя, если нельзя будет укрыть тебя в кровати, расчесать тебе волосы и смотреть за тобой? Если ты уедешь, тогда прощай наша квартира, где нам было так хорошо!

Слезы показались на ее глазах. Она быстро поднялась.

– Пойдем, перемени обувь, и дай я приготовлю тебе ужин.

Во все время еды Жоржетта была шумно весела, а после того она играла, а Симпсон танцевал вальс.

Только перед сном после того, как она вернулась из кабаре и расчесывала Тони волосы на ночь, она стала очень задумчива и молчалива. Обыкновенно она болтала, рассказывая о вечернем представлении, о публике, о сборах Жюля, о всех обычных сплетнях из кафе, но в этот вечер она почти не говорила.

Она держала мягкие волосы Тони в своих руках и очень бережно расчесывала их. Тони, посмотрев вверх, увидела ее лицо в зеркале. Грустное выражение на нем возбуждало жалость. Она повернулась:

– Жоржетта!

– Все прекрасно, дорогая, – храбро заявила Жоржетта, – мы все-таки были добрыми товарищами целых три года, и они были самым счастливым временем во всей моей жизни. Я себялюбивая свинья, если жалею о счастье, которое пришло к тебе. Я не буду, клянусь, что не буду, но мне так ужасно будет недоставать тебя. Я бы давно уже вышла замуж, если бы не ты. Я хотела смотреть за тобой. Говорят, что женщины никогда друг друга не любят. Это ложь. Я любила тебя, и я так гордилась тобой, так оберегала тебя. Смею сказать, ты этого не замечала, но я их здорово отшивала в кабаре. Если бы я не доверяла де Солну, я бы ему тоже наговорила немало теплых слов. И теперь я тебя потеряю – о Тони, Тони!

– Ты меня не потеряешь, мы снова будем друзьями. И помимо того, в чем дело, ведь я даже еще не связана с Жаном.

Она пыталась рассмеяться, но бедная Жоржетта была неутешна.

Долгое время спустя, после того как она укутала Тони, она снова тихо вернулась к ней. Тони услышала, как она открыла дверь.

– Это твоя старая Жоржетта! Я думала, не нужна ли тебе горячая бутылка к ногам!

Под предлогом этого она нагнулась и поцеловала Тони.

– Нет, мне очень тепло.

– Теперь я пойду. Да хранит тебя Бог! Это было прощание Жоржетты.

ГЛАВА XXXIII

Снова в поезде, по тому же пути, с теми же станциями – Дижон, Амберье, – и воспоминания прошлого всплыли в ее памяти. Ей представилась маленькая потерянная фигурка, едущая ночью в Париж, тщетно пытающаяся заснуть и после бесплодных усилий прижимающаяся лицом к холодному окну. Как колесо судьбы стирает следы горестной действительности! В то время она ехала в третьем классе, в маленьком деревянном, похожем на ящик, отделении, теперь она в первом классе. Рядом с ней чемодан с платьем, купе наполнено запахом множества цветов, в одном углу книги и газеты, в другом – ее широкое дорожное пальто.

Грелка прикреплена к чемодану, и нет тех удобств, которые бы ни были к ее услугам. Неужели она действительно та самая несчастная девочка, которая десять лет назад проделывала этот путь?

Самая странная вещь для нас – это оглядываться назад. Начинает казаться, что мы смутно различаем себя на расстоянии. Мы выглядим бедными и жалкими фигурами и как будто не имеем ничего общего с тем, что представляем собой теперь. Тони почувствовала внезапный прилив жалости к этой бедной крошечной путешественнице, которая столько лет назад тяжело страдала.

Каким покажется ей Озиоло после стольких лет?

Неужели она действительно осталась той девочкой, для которой единственной мыслью в жизни была любовь, проявление любви к Роберту и восприятие его любви?

Сегодня ей казалось, что она не чувствует ничего. Все ее действительные интересы сосредоточены только на работе. Все ее чувства, если так можно назвать, волнение, которое она ощущала, она отдала Жоржетте в последний их вечер.

Де Солн пришел проститься с ней на вокзал. Его руки были полны цветов и книг. Это было так мило, что он пришел, и так похоже на него. Поезд двигался быстро и плавно, и она заснула лишь ненадолго.

Когда она проснулась, поезд въезжал в Гар Корнавэн в Женеве. В течение долгой остановки она пообедала в большом ресторане. Обед и сервировка были великолепны.

Маленький призрак, который сопровождал ее небольшую часть пути, скрылся. А между тем, когда много лет назад, в Женеве, она дожидалась поезда под дождем, слезы все время текли по ее маленькому личику.

Тони купила груду английских книг и папирос и улеглась, пока не почувствовала, что ей хочется спать. В вагоне была приятная теплота, она наполнила грелку, и теплая бутылка была у нее в ногах. Она читала «Заключенных» Мэри Чолмондэли. Книжка, чудесно написанная, верная действительности до последнего слова, захватила ее.

Было почти уже утро, когда она услышала стук в дверь таможенных чиновников и поднялась. Она еще не кончила книги, а уже граница. Часа через два она будет в Озиоло.

Когда она села завтракать, солнце уже поднялось и неожиданным светом залило все кругом. Синее небо над головой, зелено-золотая земля под ногами. Почему она не могла устроить себе отдыха много раньше?

Тони, казалось, просыпалась к новой жизни. Она была одна и свободна, мир был прекрасен, и – прозаическая, но освежающая мелочь – кофе так обжигал горло!

Желание оглядываться назад, которое пробудили в ней «Заключенные», прошло. Теперь она чувствовала себя ожившей для впечатлений внешнего мира, со всей его веселостью и солнечным сиянием.

Тони прибыла во Флоренцию. Она вышла с непонятным чувством какой-то бодрости и возбуждения. Наемные автомобили теперь выстроились рядами у вокзала, а между тем, когда она приехала сюда с Робертом, их автомобиль, как редкость, привлекал всеобщее внимание.

Она наняла автомобиль в Озиоло.

– Поезжайте медленно, – сказала она шоферу, – и по Виа Валериа.

Все вокруг изменилось, как она сама. Ряды домов стояли по полям, которые она так любила. Она не знала сама, радоваться или печалиться этому, – если бы все осталось по-прежнему, это, несомненно, навеяло бы на нее большую печаль, чем вся эта новизна. Эти места не были связаны со священными для нее воспоминаниями. Ее воспоминания были зарыты глубоко в земле, над которой выросли эти дома и дешевые открытые кафе. Издали она увидела длинный холм, поднимающийся в Озиоло. Шофер сошел и нагнулся, чтобы наладить что-то в машине, и Тони скорее с отвращением прислушивалась к нескладному шуму двигателя, чем жаждала, как это было когда-то, поскорее увидеть виллу.