Звездные войны товарища Сталина. Орбита «сталинских соколов» - Владимир Перемолотов

Желание Гитлера расширить жизненное пространство немецкой нации все же объективно толкало его к союзу с Советами. Вместе с большевиками они могли разделить Польшу и Чехословакию.

Воюя же на стороне объединенной Европы против красных, Германия ничего не получала в случае победы Антанты и ничего вообще в случае её поражения. Коммунисты не забудут того, что национал-социалисты отказались разделить власть поровну.

Думать, думать, искать выход…

Или рискнуть?

Молчание прервал Штрассер.

– По крайней мере, мы можем начать переговоры.

Гитлер пожал плечами.

– А ты представляешь, что случится с партией, если хоть кто-нибудь узнает об этом?

– Представляю…

– И что?

– Я понял так, что большевики сами обеспечат нужный уровень секретности…

Германия. Окрестности Оберштайна

Октябрь 1930 года

…Федосей, оглянувшись, посмотрел, все ли в порядке, положил руки на приборную доску. Деготь, сидя рядом, задумчиво глядел в иллюминатор на обугленные кусты, на спекшуюся в стекло глину под ними. В стеклянной глине отражались габаритные огни космолета. По кривым и черным веткам быстро мелькнули лучи фар отъезжающей машины, и вокруг «Иосифа Сталина» снова растеклись немецкие сумерки. Стартовать можно было прямо сейчас, но надо дать водителю минут десять, чтобы отъехал подальше. Место тут, конечно, дикое, но тем не менее… Зачем лишние разговоры?

Снизу, через незакрытый люк, доносились неразборчивые слова – привязанные к креслам нижнего салона немцы о чем-то спорили. Ну и ладно. Их дело.

Владимир Иванович улыбнулся, вспомнив удивленные глаза, когда гости сообразили, на чем им придется лететь и кто их повезет. Это в один миг сняло то скучновато-скептическое выражение с лица того, что помоложе, и добавило туда же почтительного удивления. Приятно, черт побери, ощущать, что твоя слава – явление планетарного масштаба. Словно ты Мэри Пикфорд.

Пока хозяева пристегивали гостей к креслам и кратко инструктировали, те вертели головами по сторонам и улыбчиво кивали, когда их спрашивали, понятно ли. То ли радость была для них в этом полете, то ли удивление…

Пальцы быстро пробежались по приборной доске, готовя корабль к взлету.

Что ж… Пора. Федосей двинул вперед рукоять реостата, и корабль вздрогнул, принимая в камеру сгорания первую порцию топлива.

– Эй! Эй! Товарищи!

Кричали снизу, и голос принадлежал тому, что посубтильнее, с усиками щеточкой. Дёготь наклонился над люком.

– Слушаю вас…

– Скажите-ка, товарищи, а немцев вам приходилось уже возить на своем аппарате?

Пилоты переглянулись. Федосей покрутил пальцем у виска, благо пассажиры его не видели. Вот тебе и политические деятели. Везут чудаков к самому товарищу Сталину, а его такие мелочи интересуют.

– Да, пожалуй, нет, – улыбнувшись, отозвался Дёготь. Именно с его головой, видневшейся за обрезом люка, разговаривал немец.

– То есть мы первые?

– Похоже на то…

– Тогда не могли бы вы подняться над Землей. Все-таки любопытно узнать, что чувствует человек на такой высоте.

«И стать первым немцем, поднявшимся в космос, – подумал Дёготь. – А этот тщеславен… Как его? Адольф?» Он наклонился в Федосею.

– Свозим?

– Как дети малые, право слово, – пробормотал Федосей по-русски, запуская двигатель. – Взрослые, вроде, люди. Партийные лидеры… К товарищу Сталину!

Пол под ногами завибрировал, и грохот двигателя проник за стальные стены кабины. Легкая дрожь пробежала по рядам огоньков на пульте, словно корабль вздохом откликнулся на нажатие кнопок. Поколебавшись, Малюков крутанул вентиль, добавляя кислорода – как немцы переносят невесомость, неизвестно, вот потом отмывать кабину не хотелось бы… А то бывали прецеденты.

– Доставим, – крикнул вниз Дёготь. – Только условие. Сидеть спокойно и без моей команды не вставать.

– Разумеется, – заголосили немцы. – Конечно!

«И второй не лучше», – подумал коминтерновец, а вслух сказал:

– Надеюсь на немецкую дисциплинированность… Подъем!

Двигатель взревел по-настоящему, в полную силу, реальность смешалась, придавливая людей прессом перегрузок.

Какое-то время пассажиры чувствовали себя вещами, забытыми в такси – наверху шла какая-то жизнь, пилоты обменивались неразборчивыми замечаниями, а по салону летал напряженный грохот, тяжесть наваливалась, вдавливая тела в мягкий плюш, но вскоре перегрузка сменилась легкостью. Дышать стало легче. С каждым вздохом новая сила входила в них, делая ум яснее, мысли – чётче.

Сверху из кабины управления плавно слетел один из русских. В том, как он это сделал, видна была привычка. На мгновение Адольф вспомнил детство и фигурки ангелов на рождественской ёлке. Может быть, летая над Землей, эти русские и впрямь стали похожи на ангелов? Летают и раздают кому что. Кто что заслужил. Кому – пряник, кому – розги, а кому и независимость и новые жизненные пространства… Лицо вон какое у него доброе…

Улыбаясь, пилот подлетел ближе и отстегнул ремни.

– Как вы?

В голове легкость. Тело почти не чувствуется.

– Нормально…

Гитлер тут же попробовал всплыть, но ухватился за подлокотники. Как-то не по себе…

– Может кружиться голова, подташнивать… Это нормально. Это бывает. На разных людей это действует по-разному.

– Но действует на всех?

– Да, на всех.

«На немцев – нет! – подумал Гитлер. – На кого угодно, но не на немцев! Мы рациональны и защищены от этого!»

Мысль мелькнула и пропала, потому что русский коммунист снял заслонки с иллюминатора. Адольфу захотелось зажмуриться, но он заставил себя смотреть.

Русский был прав.

Подействовало.

Слов не хватало, чтоб описать то, что с ним произошло в одну секунду. Он почувствовал себя гусеницей, превратившейся в бабочку, в полубога, в существо, которое сумело выйти за пределы, отпущенные природой для всех остальных.

Дотронувшись рукой до кресла, Гитлер подлетел ближе к иллюминатору.

«Вот оно, жизненное пространство… – подумал он. – Пространство для немцев… И русских!»

Земля, огромная планета, поворачивалась под ним. Как художник он не мог не оценить красоты, которая разворачивалась перед ним, а как бывший солдат не мог не понимать уязвимости этой красоты. Отсюда все казалось возможным, все было рядом – океаны, острова, враги и друзья… Ну, может быть, не друзья еще, но союзники. Выяснить одно, главное, и решиться… Он загадал и, оторвавшись от созерцания колыбели человечества, спросил:

– Скажите, товарищи… В создании этого аппарата принимали участие евреи?

Вопрос был глупым, неправильным, и Федосей хотел уж было недоуменно пожать плечами и отшутиться, но под взглядом немца передумал. Для того вопрос глупым не был. Для него он, возможно, был принципиальным… Все-таки, пожав плечами, Федосей ответил.

– Честь изобретения этого аппарата принадлежит одному немецкому и одному русскому ученому. А сделали его наши советские рабочие.

Деготь то ли одобрительно, то ли подтверждающе кивнул.

«Вот как хочешь, так и понимай».

Гитлер понял как надо… Даже неширокие плечи его как-то расправились, став шире.

– Я так и знал! Так и знал! Немец и русский… Германия и Россия…

Он попытался потрясти Федосееву руку, но вместо этого полетел по каюте. Федосей поймал гостя, усадил в кресло. Теперь вместе с краем Земли виден был и кусочек звездного неба с восходящей Луной.

– А до Луны, – неожиданно спросил немец, – до Луны вы можете добраться?

С небольшой заминкой Федосей спросил:

– Сегодня?

Немец взмахнул головой, и косая челка, словно приклеенная ко лбу, разлетелась.

– Нет, нет… В принципе?

Врать Федосей не хотел, но и всей правды говорить не собирался. Да как тут ответить честно? Сейчас им до Луны не добраться, а вот через пару недель… Вроде бы должны были решить советские ученые проблему металла для дюз.

– В принципе можно, только делать там нам пока нечего.

– Неужели не интересно? – спросил Штрассер, плавая около иллюминатора. Глаза его подозрительно блестели.

Сентиментальная нация, подумал Федосей, хотел, было, пошутить, но вспомнил, как сам в первый раз на орбите пел «Интернационал» сквозь слезы, и сдержался.

– Почему «не интересно»? Интересно. Просто пока у нас и на Земле забот хватает. Вон вокруг сколько несправедливости…

Он вспомнил, за чем их послали, и официальным голосом сказал:

– Так, товарищи… Поздравляю вас со званием первых немецких космонавтов! Этот факт зафиксирован в бортовом журнале. А теперь – на Землю. К товарищу Сталину!

СССР. Москва

Октябрь 1930 года

К удивлению гостей, не было тут никаких атрибутов власти – ни знамени, ни герба, ни парадного портрета, ни даже стола величиной с теннисный корт. То есть стол-то был, но обычный, за которым в лучшем случае с десяток человек разместится, друг другу не мешая.