Пучина скорби - Альбина Равилевна Нурисламова

чего-то добиться. Был неудачником: унылая работа, копеечная зарплата, ноль шансов на продвижение, социальный лифт, карьеру. Девушка бросила, поняла, что со мной ловить нечего. Никакого якоря, чтобы зацепиться, а в петлю или вены перерезать — страшно. Одна надежда: продвинуть канал, прославиться. Я в кредит влез: ноут взял, камеру дорогую… Но в глубине души знал: все фигня, не выйдет ничего. — Василий облизнул губы и прищурился. — Приехать в Вязы было единственным умным поступком в моей никчемной жизни. Результат: я получил все и даже больше.

— А Римма? Твоя сестра? — выговорил-таки Вадим. — Она страдает, ждет, я говорил с ней.

Василий закатил глаза.

— Ждет? Пускай. Будь она умнее, храбрее, приехала бы, и я уговорил бы ее присоединиться. Но у сестрицы кишка тонка. Будет сидеть, трястись, держаться за свои привычки и принципы.

— Довольно досужих разговоров. Я знаю, зачем ты здесь. Олеся, Василий, Денис Сергеевич — чепуха. Ты приехал за дочерью — перейдем же к делу.

Вадим снова посмотрел на сияющее облако.

— Ирочка мертва.

Стоило огромного труда выговорить это, но больше не было смысла врать себе и прятаться от правды.

— Убей меня. Таким, как эти, — Вадим мотнул головой в сторону стоявших рядом Олеси и Василия, — я все равно не стану.

— Ты прав, Ирочки нет. Но в моей власти вернуть ее тебе.

Вадим подумал, что ослышался.

— Да-да. Я — бог, ты забыл? Дочь вернется, если выполнишь мои условия.

Внутренности Вадима будто скрутили в узел, намотали на кулак. Мысли разбегались.

— Встань с колен, — прозвучал приказ. — Не сомневайся, ты получишь своего ребенка назад. Если согласишься и будешь послушен. Твоя жизнь станет гораздо лучше — спроси у Олеси и Василия. Я чувствую, когда человек доведен до отчаяния, не имеет будущего, находится на грани, — и протягиваю руку помощи. Дарю смысл жизни, если угодно. Разумеется, я жду верности в ответ и награждаю за преданность.

Вадим попробовал подняться, на сей раз получилось. Жрецы окружили его, сверля холодными рыбьими глазами.

— На что я должен согласиться?

— Время расширять территории влияния. Мне нужны новые адепты.

— Воровать для тебя детей не…

— У каждого свои обязанности. Не все мои слуги — охотники, и далеко не всех ты видишь здесь. — Слово «охотники» резануло, Вадим сморщился, как от зубной боли. — Найдется достойное применение и твоим талантам. Итак, я возвращаю тебе дочь, ты отвозишь ее к жене. Убедишься, что Ирочка в безопасности, — и назад. Неважно, что скажешь Вере: говори что угодно, кроме правды.

— А если я не вернусь? — спросил Вадим.

— Вернешься, поверь, — прозвучало в ответ. — Не будет шанса ускользнуть.

Вадим вспомнил рассказ Марины Ивановны.

— Поставишь точку мне в глаз и будешь контролировать? Но я-то кровью не повязан и не собираюсь никого убивать!

Послышался издевательский смех.

— Не зарекайся, глупец. Есть человек, которого ты убил бы с радостью. Того, кто умертвил твою дочь, принес в жертву мне. Скажешь, нет?

— Он действовал по твоей указке, — услышал Вадим свой голос.

— Не спорю. Но мог отказаться. Да, умер бы сам. Но не стал бы причиной смерти ребенка.

«Эта мразь измывается. Не позволяй взять над собой верх!»

Но Вадим не мог не спросить.

— Кто?

Снова смех, от которого холод стекал по позвоночнику.

— Это лишь философская беседа. Тебе не убить моего жреца.

«Так это он!»

Убийца стоял в двух шагах. Парнишка, ролик которого стал путеводной нитью. Вася-«Виатор» приехал в Верхние Вязы за своей счастливой звездой, а вместо этого превратился в монстра и ради этого превращения убил Ирочку.

Вадим услышал не то вопль, не то рев и смутно, сквозь багряный туман осознал: это он кричит. Попытался наброситься — и снова у него не вышло; спустя секунду валялся на полу, захлебываясь в кровавой слюне. Вадим обхватил руками голову: сколько способен выдержать человек? Почему он все еще жив?

«Потому что должен вернуть дочь!»

Месть, ярость, боль — все потом.

Вадим встал с пола и сказал:

— Обсудим условия сделки. Ты не ответил на вопрос, как заставишь меня возвратиться?

— Ты сделаешь это добровольно. Все со мной по своей воле. Горы ради меня свернут, ведь часть меня — в каждом из них. Они слова не скажут, шагу не сделают, куска хлеба не съедят, если мне будет угодно, чтобы они молчали, оставались на месте, голодали. Моя власть абсолютна, но спроси, хотят ли они, чтобы я покинул их тела, оставил их в покое?

— Марина Ивановна рассказала, как умер ее сын и его друг Миша. Я знаю.

— А я все же напомню. Мое присутствие — как святое причастие, только все более серьезно. Христиане, вкушая плоть Христову, делая глоток крови Христовой, понимают: это пустой ритуал. По-настоящему бога они в себя таким образом не впускают, грешат по-прежнему, не боясь его гнева. Но мои посвященные знают, что будет, если они ослушаются. Не стану карать, насылать громы и молнии. Лишь покину отступника — и никакими молитвами, обещаниями, расшибанием лба в церкви это не исправить. В тот же час вернутся прожитые годы и болезни, следом придет смерть. Если повезет, быстрая, как у тех, о ком ты упомянул. Мое присутствие меняет тело человека навсегда, симбиоз настолько тесный, что без меня оно обходиться уже не сможет.

— Еще раз повторяю: я не стану убивать для тебя, — проговорил Вадим. — Даже эту мразь не тронул бы, если бы и мог. — Он поглядел на Василия.

— Это не единственный способ приобщиться к вере. Тебе достаточно дать согласие, и тогда я коснусь тебя. Лишь коснусь. Скажем так, это напоминание. Сделка прозрачная: ты сам — в обмен на дочь. Ирочка будет жить, а ты никому слова не скажешь о том, что узнал. Вернешься и будешь послушен.

— Я не…

— Вольному воля. Тогда ты не выберешься отсюда. Откажешься — не увидишь жену. Не спасешь дочь. Умрешь, и смерть твоя не принесет пользы, разобьет сердце Веры. Тебе решать.

Глава двадцать шестая

Снегопад прекратился. Черно-синие тучи уползли на запад, и на бледном небе наконец-то показалось скупое северное солнце.

Вадим стоял возле машины, курил одну сигарету за другой. Губы онемели, во рту была горечь, но это мелочи, не стоящие внимания. Он не знал, сколько сейчас, как не знал и того, долго ли предстоит ждать.

Когда телефон разрядился примерно два или три часа назад, было восемь утра. Вадим пробыл в провале около двадцати часов, но не осознал этого, в его представлении минуло куда меньше.

Сейчас около одиннадцати, хватит времени забрать вещи,