Андерманир штук - Евгений Клюев

– Библиотека – это на время, – серьезно и печально сказала она Льву, словно отдавая его против воли в руки спецслужб, – то есть до армии.

– Не возьмут меня в армию, Леночка, – сообщил ей Лев.

– Ты болен? – с материнским ужасом спросила та.

– Да нет, – заверил он ее, – не волнуйся.

И Леночка тут же успокоилась – попыталась спросить только насчет учиться-куда-нибудь… но вопроса не получилось, да и отшутился Лев:

– Чему ж мне учиться, когда у меня способностей – никаких? Вообще ведь ни к чему способностей нет, ты разве не в курсе?

Леночка только ручкой махнула: да ну его… как же это может быть, чтобы никаких способностей не было, – такой красивый мальчик! Ну, ладно, пусть поработает, пока не определится.

Место работы настолько не интересовало Льва, что ему и в голову не пришло пойти взглянуть на него. Начинать надо было через неделю, в пятницу обещали позвонить: договориться, во сколько точно в понедельник утром забрать Льва около его подъезда, потому как с первого раза, дескать, не всегда библиотеку эту и найдешь.

Однако найти библиотеку оказалось проще простого, она располагалась минутах в десяти ходьбы от дома, что обрадовало Льва безмерно: дед Антонио был, значит, совсем под боком. Лев даже не понял, зачем ему нужен провожатый. В одном только месте – там, где, по мнению Льва, глухая кирпичная стена вплотную смыкалась с жилым домом, – обнаружился с правой стороны проходик – узенький, но достаточный для того, чтобы сквозь него можно было протиснуться.

– Это единственный путь сюда? – с изумлением спросил Лев у попутчика, средних лет человека, представившегося как Александр Алексеевич… нет, как Алексей Александрович, Лев точно не запомнил.

– Почему же единственный! – рассмеялся попутчик. – Просто все остальные… обходить далеко. Я Вам как раз и хотел кратчайший показать.

– Спасибо, – сразу все понял Лев и даже растрогался.

Адрес новой работы был 1-я улица Усиевича, дом 2.

Прежде Лев и не догадывался, что, кроме улицы Усиевича как таковой – улицы, на которой он жил вот уже тринадцать лет, – существуют еще и другие улицы других Усиевичей… или того же самого Усиевича? Знать бы еще, кто он такой.

В библиотеке знали. Лия Вольфовна, заведующая отделом каталогов, прищурившись, некоторое время смотрела на него, потом отчетливо произнесла:

– Григорий Александрович Усиевич – это, чтоб Вам было известно, видный партийный деятель и красный командир, убитый белогвардейцами в Западной Сибири. Между прочим, 2-я улица Усиевича с 1922 года существует!

– А 1-я?

– Нрав, я вижу, веселый у Вас, – ни к селу, ни к городу произнесла Лия Вольфовна. – Пройдите, пожалуйста, на свое рабочее место.

Рабочим местом Льва оказалась половина стола, вторая половина которого была в несколько этажей заставлена каталожными ящичками.

– Ваша обязанность – перенести всю информацию со старых карточек на новые. Печатать умеете?

Лев помотал головой.

Лия Вольфовна вздохнула и бесстыдно произнесла: – Как же мне надоели эти протеже! – Потом добавила: – Ну, что… от руки тогда переписывать будете. Писать-то умеете хоть?

– Писать умею, – заверил ее Лев.

– Пишите, – распорядилась Лия Вольфовна и ушла, оставив Льва один на один с ящиками. Других сотрудников в каталожном отделе не оказалось, так что у Лии Вольфовны в подчинении был только он.

Так вот безрадостно и началась его работа – первая в жизни.

– Деда, – сказал он, придя домой на обеденный перерыв, – библиотека-то, оказывается, совсем близко.

– Молодец, – похвалил дед Антонио. – А где Лев?

Теперь Антон Петрович знает, что Лев работает в библиотеке на 1-й улице Усиевича: Лев даже пару раз брал деда Антонио с собой на работу. Тот смирно сидел в каталожном отделе, поглядывая в окно и считая людей на улице.

– Ты чего людей считаешь? – спрашивал Лев.

– Потому что это важно! А потом… мне надо тебе одну вещь сказать. Дело, видишь ли, не в том, чтобы этой картой не пользоваться, – дело в том, чтобы карты этой вообще не имелось, не существовало в природе… Спросите-скрипочку-мою! Ты слушай внимательно, львенок, пока я не сбился, – начал было дед и – сбился.

Лев подошел к нему сзади, обнял деда Антонио за плечи: они вместе смотрели на улицу.

– Деда, деда… – вздохнул Лев, – ты прямо как старая графиня, про карты: тройка, семерка, туз…

– При чем тут графиня! – раздраженно махнул рукой дел Антонио. – Она про какие карты – про игральные. А я тебе про какую? Про точную карту Москвы!

«Лучше бы уж про тройку-семерку-туза, – про себя вздыхал Лев. – На них бы денег выиграть – и на работу не ходить…»

Но дед Антонио уже блуждал где-то, совершенно не интересуясь больше Львом. Со скрипочкой, происхождения которой в воспоминаниях деда так никогда и не удавалось установить. А то вдруг замирал и начинал хватать воздух ртом… Лев пугался, но оно быстро проходило.

– Что, деда, что?

– Кольца! Четыре кольца… давят.

– Какие кольца, деда?

И – перечисление уже опять больного духа:

– Какие… а, б, в, г… – вот какие!

Но зато прошло уже два года, уже и три скоро пройдет! И потом еще много лет пройдет – вот им всем, хм… Леночке-и-другим, как дед Антонио говорит. Пусть никто, ни одна живая душа в мире не узнает, что на самом деле с дедом Антонио. Да, у него был инсульт… микроинсульт, но это не смертельно. Даже хорошо, что у него был микроинсульт… так, по крайней мере, дед Антонио ни о чем другом не узнает, а то как бы от него скрывать, что… Лев, Лев, не ходи на ту сторону слов, есть у тебя андерманир штук – им и живи. У него одна только сторона, эта, а той стороны никакой нет.

И никто Льву не опасен: сколько хочет деда держать – столько и будет! Захочет еще сто лет держать – сто лет и будет…

Петя Миронов, печальный клоун, сидит молча. Он уже с полчаса как пришел, около трех, с воскресным визитом, деду цветок принес, орхидею – специальную, корешок в пробирку запечатан… импортная орхидея. Долго жить может, только пробирку открывать нельзя. А сама орхидея – в коробке пластмассовой. Дед как взглянул на цветок – так полчаса и сидит на него смотрит: словно так всегда теперь будет. Лев попробовал у него коробку из рук взять – не отдает коробку дед, головой мотает, набычился, Льва позвать просит… опасно, лучше не тревожить его.

А Петя Миронов, печальный клоун, сидит молча. И как дед Антонио на цветок смотрит – так Петя Миронов на деда Антонио смотрит: не отрываясь. Тоже – словно так всегда теперь будет.

И какая-то между ними работа происходит: между дедом Антонио и Петей Мироновым… через этот цветок какая-то работа происходит. Словно они, дед Антонио и Петя Миронов, одно и то же понять пытаются, ан – не понимают. Лев в сторонке сидит… сидит наблюдает за той работой, которая происходит: дед Антонио вглядывается в цветок, а Петя Миронов вглядывается в деда Антонио. Нет… неправильная последовательность: Петя Миронов вглядывается в деда Антонио, а дед Антонио вглядывается в цветок. Теперь понятно? Да, теперь понятно: Петя Миронов имеет что-то сказать деду Антонио, что-то важное сказать… – и для этого выбрал цветок. Орхидею.

Лев встряхивает головой и догадывается: ему не нужно смотреть на орхидею. И на деда Антонио не нужно смотреть. Ему нужно смотреть на того, на кого никто сейчас не смотрит… на Петю Миронова. И услышать сообщение Пети Миронова, печального клоуна.

И Лев слышит это сообщение, он слышит это сообщение, но трудно различить слова…

…антонпетровичэтовамнотольконепотомучтовыбольныимысвамиобазнаемчемпритомчтолевдумаетбудтонивамнимнеэтонеизвестнотолькоделоневэтомантонпетровичавцветкевысмотритенанегосмотритеголубчикантонпетровичивыпойметезачемяпришелснимянемогнеприйтиснимяувиделеговкиоскеименяосенилочтоэтовыпойметеэтовынеможетенепонятьэтонесловаантонпетровичэтодругоевысмотритенацветокивыпойметечтопроисходитсвамиименноэтосвамиипроисходитвысмотритенацветокантонпетровичвоттакониживетэтаорхидеяитаконможетпрожитьдолгоянепомнюсколькоячиталнаупаковкеноупаковкувыбросилмнесталожуткочитатьпростоповерьтечтодолгооченьдолгопотомучтопробирказапечатанапотомучтокореньзапечатанвпробиркуацветоквпластмассовуюкоробкуивсякомпозицияназываетсявечностьантонпетровичнолевнивчемневиноватондумаетчтоспасаетвасноонспасаетсебяахантонпетровичдорогойянезнаюкаконэтоделаетнетобыяповерьтемненетобыяужнесомневайтесь…

Гул, гул, гул в голове…

– Петя, – говорит Лев, – пожалуйста, пойдемте в кухню, пусть дед на цветок смотрит, а мы с Вами покурим, и я скажу Вам кое-что…

– Я скажу Вам кое-что, Петя Миронов, печальный клоун, – продолжает Лев, закуривая (он полгода уже курит, а дед Антонио все равно не замечает, даже запаха дыма не чувствует)… закуривая, стало быть, и протягивая сигареты Пете Миронову, который шарахается от них так, слово его током ударило. – Я, собственно, даже не скажу – я спрошу: что Вы понимаете в этом, Петя Миронов? И какое отношение это имеет к Вам, Петя Миронов, печальный клоун?