Хроники. От хулигана до мечтателя - Дима Билан

В тот вечер я словно улетел в космос... Ночь выдалась до того чумовая, что наутро нас будила вся съемочная группа. Ребятам даже пришлось вскрыть дверь. Когда нас «расконсервировали», то обнаружили меня спящим в ванной. Я приполз туда утром и заснул с зубной щеткой в руке. Позже выяснилось, что я потерял телефон, — и мы искали его опять же всей группой...

Словом, нам обоим снесло крышу. После чего клип вышел даже натуральнее, чем планировали. А ребята из съемочной команды получили хорошую тему для трепа во время перекуров. Мне же было крайне неловко от публичности происходящего; от расспросов я отбрехивался.

И внезапно стало ясно, что я влюбился.

Мне всегда казалось, что я способен контролировать свои чувства. Если это можно назвать полноценным контролем. Понимая, что прикипаю к человеку всей душой, я крепился, бодрился и брал себя в руки. И почему-то был горд, тем, что я так умею.

Мне не хотелось становиться зависимым от каких-либо сношений. Я понимал, что начался следующий этап моей жизни, и я стою на пороге новых открытий в своей профессии А в свободное время мне было просто интересно играть контроль эмоций. Я цинично препарировал свою любовь и свои привязанности — анализировал себя и своих избранниц, то притягивал, то, напротив, отбрасывал... А когда ситуация вынуждала выбирать между чувствами и карьерой, я предпочитал карьеру. Всегда. И это было нормально.

Ибо в мире нет ничего постоянного, все меняется, а потому нет смысла заводить серьезные отношения, подразумевающие тесное общение, ответственность за другого и четкий выбор в пользу одного человека.

Мне было хорошо и спокойно только в тех связях, где я чувствовал, что никому ничего не должен. И я был рад, что Лена придерживалась примерно того же мнения. Мы вроде бы жили каждый своей жизнью, а потом встречались и проводили колоссальную прорву времени вместе. Так что каждая встреча была праздником.

Такая схема сложилась после того, как мы с Леной вдоволь поколесили по Марокко, работая, поедая фрукты и придумывая себе любовь. Но раз придуманная, она не исчезла и по сей день. Это при том, что для нас обоих съемки ролика были просто частью профессии.

Знаете, в моей жизни это повторяющиеся моменты: я снялся в десятках клипов, где красивые девушки принимали те или иные позы, томно вздыхали, раздевались и так далее. Я быстро привык к такому образу жизни, и для меня все эти раздевания стали рабочим моментом — ничего личного. Хороший артист тем и берет, что способен силой своих эмоций создать любовь в кадре. Как верно подметил Аверченко, «прижал ее к груди, и все заверте...».

Но с Леной — иначе.

Когда мы собираемся вместе — это вал похождений, перехлестывающих все мыслимые границы. Мы давно понимаем друг друга с полуслова, у нас есть масса собственных кодовых фраз наподобие известной хохмы про «номер сто шесть».[5]

— Помнишь заднее сиденье?.. — и сразу все ясно.

На последние новогодние празднества мы c Леной нагрянули в Лас-Вегас. Жгучее желание увидеться и поехать туда возникло у меня стихийно. Три дня я безрезультатно названивал Елене, а затем купил билет лично для себя с твердым желанием таки уехать.

...Я вообще часто бываю импульсивен. И если я чего-то хочу, то все должно быть по-моему, причем прямо сейчас. Если я упущу эту стихийную жажду, потом она будет другой или исчезнет вовсе. В идеале жизнь должна складываться именно из осуществления желаний. Долой пустые мечтания! Я — за практику!..

Лена позвонила мне сама — в одиннадцать вечера. А наутро в шесть я должен был вылететь в Лас-Вегас в гордом одиночестве. Но, к взаимной радости, мы все же нашли второй билет на этот рейс. И, дорвавшись до Лас-Вегаса, целую неделю отрывались так, что пыль стояла столбом. Мы взяли машину и принялись колесить по Америке, останавливаясь по дороге в отелях...

Для меня это идеальные отношения. Захотели — встретились, утомились — разошлись.

В ЛОС-АНДЖЕЛЕСЕ

Правда, после клипа «Это была любовь» наша связь постепенно превратилась в публично-гламурную историю, чего я раньше избегал. Это особенно неуместно при наличии еще каких-то собственных отношений.

Я понимаю, что это издержки популярности, такова цена славы и тэдэ. Но не могу сказать, что мне это нравится. Когда я откуда-то приезжаю, мне звонят из газет и журналов, и я всегда предоставляю материалы для прессы. Потому что это обоюдовыгодно. Мои снимки и интервью печатают — и прекрасно, значит, я интересен публике.

Но специально я давно нигде не позирую и ни с кем не снимаюсь, поскольку изначально работаю ради музыки. И у меня есть друзья помимо публичной жизни. А выставляя напоказ то или иное знакомство, я боюсь все испортить. Потому что слишком многое в таких случаях бывает неверно истолковано.

Главная прелесть моего романа с Леной — в том, что ей никогда не нужно ничего объяснять. Она все понимает сама.

раньше меня это положение дел полностью устраивало, и я все ждал, когда моя жизнь кардинальным образом изменится. Я как марафонец бежал, бежал к заветной черте... Казалось, что я должен пересечь некий рубеж — и тогда начнется совершенно другая жизнь. Мне не хватало мировой славы, престижа, общественного веса. Я хотел добиться полного признания как публики, так и мэтров эстрады, достигнуть высшего статуса в своем деле. А до того, как это произойдет, я просто не мог себя ни с кем связывать.

Отчасти мои ожидания оправдало «Евровидение-2006». После него мой рейтинг рванул в заоблачную ввысь. И я понял, что двигаюсь в правильном направлении; осталось только завоевать первое, самое почетное место.

«Евровидение-2008» я воспринимал как тот самый заветный пьедестал. Веху. Начало новой эпохи моей карьеры. Я считал, что сделаю этот шаг — и стану независимым, свободным в поступках, смогу не думать ни о чем, навсегда войду в анналы истории.

Но чем выше ты находишься, тем больше плата за успех — это правило не знает исключений. После победы меня придавило колоссальной ответственностью за каждый чих. Какая там независимость! Выяснилось, что я добился обратного эффекта — когда ты себе не принадлежишь и вынужден делать многое лишь потому, что nobless obligue.[6]

Само собой, мне не в диковинку вся эта суматоха. Но теперь поднявшийся вокруг меня ажиотаж имел масштабы девятибалльного шторма. И если раньше я мог позволить себе оступиться или допустить оговорку, то теперь приходилось контролировать абсолютно все. Вплоть до собственных мыслей. Ко всему про меня стали говорить, что я сказочно богат, и теперь, когда я добился всего на свете, мне больше ничего не надо. И моя звезда должна закатиться за горизонт, сверкнув на прощанье опаленным хвостом.