Воспоминания военного министра - Владимир Александрович Сухомлинов

Константинополе не приведут к желаемому результату. По этому поводу не могу не передать Вам довольно курьезного разговора, который я имел с господином Палеологом. По его словам, находящийся в настоящую минуту в Париже господин Бомпар высказал ему в виде личного мнения, что, если мы не добьемся мирным путем нашей цели, нам следует испросить у султана фирман[38] на проход через проливы одного из наших черноморских броненосцев, ввести его в Босфор и объявить, что он уйдет лишь после изменения контракта генерала Лимана и его офицеров. На мой вопрос, могу ли я передать этот отзыв, Палеолог сообщил, что не видит к этому препятствий, но что, разумеется, речь идет о чисто личном взгляде г-на Бомпара и что ни в каком случае инициатива подобной меры не должна быть приписана Франции. Когда же я заметил, что вряд ли султан выдаст нам вышеуказанный фирман, господин Палеолог сказал мне, что русский броненосец может войти в Босфор и без фирмана и что турецкие батареи, конечно, не решатся открыть по нему огонь. Я не берусь судить, насколько продуманы суждения французского посла в Константинополе, но весьма характерно, что в здешнем министерстве иностранных дел допускают возможность подобного крутого оборота дела. Также прибавлю, что если бы мы решились на подобное энергичное действие, то общественное мнение Франции несомненно высказалось бы в нашу пользу, так как оно весьма чутко ко всему, что касается национального достоинства и живо ощущает невозможность германского влияния в Турции.

Извольский».

Сазонов уже занимался, независимо от только что приведенных французских указаний по поводу пребывания немецких офицеров в турецкой армии, серьезными мероприятиями против Турции.

Как видно из секретного письма Извольского от 2 (15) января 1914 года, министр иностранных дел С.Д. Сазонов передал 23 декабря (5 января) государю записку, в которой приводятся разные предложения, как во что бы то ни стало устранить немецких инструкторов из Константинополя. Согласно этой записке, Сазонов предложил государю три мероприятия: финансовый бойкот Турции, отозвание послов России, Франции и Англии из Константинополя и, наконец, занятие разных побережных пунктов Турции. Извольский вел по этим вопросам секретные переговоры с Думергом и Пуанкаре. Оба объявили о полном согласии и неоднократно повторяли русскому послу: «Само собою разумеется, что мы вас поддержим».

В своем письме от 2 (15) января 1914 года Извольский критикует предложения Сазонова и приходит к заключению:

«…Наконец, судя по прошлым моим разговорам с французскими министрами, третья предложенная Вами мера – занятие нами Трапезонда[39] или Баязида, а французами и англичанами – Смирны и Бейрута, вызовет здесь особенные опасения и возражения. Французское правительство убеждено в том, что всякое активное выступление в пределах именно Малой Азии неминуемо вызовет активное вмешательство Германии и приведет к немедленному разделу Азиатской Турции, со всеми сопряженными с этим опасностями. Кроме того, необходимо иметь в виду, что если бы Франция и решилась на подобное выступление, то она ни в коем случае не согласилась бы добровольно предоставить Англии занятие ни Бейрута, ни даже Смирны, где, по ее понятию, должны преобладать французские интересы. По этому поводу считаю долгом напомнить Вам о мнении, высказанном мне Палеологом, от лица Бомпара, что мы могли бы послать броненосец из Черного моря в Босфор. Это, мне кажется, лишний раз доказывает, что здесь считают более целесообразными действия, которые имели бы объектом не азиатские, а европейские владения Турции…»

Весной и летом 1914 года я дважды вынужден был вмешаться в политические вопросы. Печатная полемика приняла чрезвычайные размеры. Все газетные редакции мира казались в высокой степени нервными, особенно в Петербурге и в Берлине. Миссия Лимана фон Сандерса[40] в Турции вызывала у нас впечатление, будто в Константинополе хотят организовать воинские части, долженствующие помочь туркам в любое время, а по надобности – закрыть проливы. А это означало – война. В этом у государя не было никакого сомнения. В «Кёльнише Цайтунг» появилась статья с выпадами против Военного министерства, которая не могла оставаться без ответа ввиду того, что пестрела неверными показаниями о развитии русской армии и обвиняла нас в приготовлении нападения на Германию. Против этой статьи я резко восстал. Немецкие пилоты, спускавшиеся даже на Урале, давали общественному мнению повод опасаться, что Германия со своей стороны подготовляет нападение на Россию. Эти трения не оказали бы, может быть, такого глубокого влияния, если бы одновременно не появилась на горизонте в момент критического положения на Балканском полуострове опасность, заключавшаяся в возможной практической ценности русско-французского союза. Во Франции кабинет Думерг—Кайо, опиравшийся на леворадикальное большинство, которое вовсе не относилось к России с большой симпатией, получил возможность руководить новыми выборами, что, в свою очередь, дало Думергу возможность предоставить государственный выборный аппарат целиком в распоряжение этих пацифистских и по отношению к нам враждебно настроенных партий. В связи с этим и результат выборов в пользу левых радикалов совпал как раз с тем важным моментом, когда вопрос о введении трехлетнего срока службы, которое нам обещали Жоффр и Пуанкаре, был принят парламентом. Чтобы заставить французов вспомнить свой долг, одновременно сгладить паническое настроение у нас и поднять нашу самоуверенность, я распорядился напечатать ту статью в «Биржевых ведомостях», которую немцы приняли за угрозу по их адресу: «Россия готова, Франция также должна быть готова». Это было в начале июня. Статья эта не сумела успокоить Петербург, так же как и ставшие вскоре гласными сведения об отношении нового французского правительства к России не сумели успокоить нервного настроения. После заключения морского соглашения с Англией русская дипломатия почувствовала себя достаточно сильной, чтобы проводить свои планы, не считаясь с немцами. Общественное мнение же придерживалось взгляда, что Россия не должна снова упускать случая и что русские интересы не должны стоять в зависимости от внутренних политических течений Франции.

Часть восьмая

Мои преобразования в военном ведомстве

Глава XXII

Бюрократия, финансовые заботы, парламент

Для выполнения моих задач необходимо было полнейшее ко мне доверие государя. С той поры как государь убедился, в какую пропасть своим военным дилетантством вел дело его дядя Николай Николаевич, доверие его величества ко мне было настолько велико, что во всех военных вопросах – до самого начала войны – мое мнение оказывалось решающим.

Николай Николаевич до войны утратил настолько свое влияние на государя, что неспособен был создавать мне серьезные, непосредственные затруднения.

А это уже было очень знаменательно, при известных семейных наклонностях государя.

* * *