Набат-3 - Александр Гера

— Приступим? — спросила дама, берясь за колоду. Черная шаль с красными по золотому шитью розами эффектно контрастировала с пышными волосами блондинки, а декольте с бриллиантовой брошью, а грудь… Мама моя! Мерзавец Вавакин стоял, продолжая бледнеть. Сразила его напрочь ясновидящая.

— Присаживайтесь, — поняла его состояние прекрасная дама.

Карты по столу шныряли тузы, валеты, короли, пахан-спикер выпал пиковым королем, сгоревшим на кознях в казенном доме, валетом проскочил Гайдар, шестеркой Шахрай, отошел в отброс кардинал из серых — Филатов, и Вавакин-оглы мотался среди них, как дерьмо в проруби. И после всех неприятностей посулилось ему светлое будущее из пиковой масти, и понял он, что выложит за гадание, сколько бы ни запросила гадалка за рукомесло.

Такие вот раскладки.

— Вы чудодейственница, — зачарованно произнес Вавакин-оглы, возвращаясь в настоящее из будущего. — Сколько это стоит?

— Я профессионал, — ответила дама без нарочитости. — Гадание — это четкое действие плюс интуиция.

— И что она подсказала вам?

— Я же все показала, — сделала жест рукой над веером карт она. — Когда шарлатаны берутся руководить страной, значит, вам и карты в руки. — Сверкнули камушки на пальцах гадалки, и Вавакин не понял за шарлатана она принимает его или за того, кому, умному, среди шарлатанов самый кайф пробиться наверх. Шевелить в себе чувства он не стал.

— Ну. спасибо, — поднялся Вавакин. — Вы меня ой как просветили и обрадовали.

За спасибо не живут, золотите ручку по таксе, — ответила она, также подымаясь.

— Да-да! оживился Вавакин-оглы. — И сверх того за блестящий поворот в моей судьбе!

— А сколько не жалко? — прищурилась блондинка.

Мерзавец Вавакин добыл из портмоне оговоренные пять тысяч. Прибавил две, лотом расщедрился и вывалил ей остальные пять тысяч. Гулять на радостях, так гулять!

— Щедро, — оценила жест и пустоту кошелька после расчета ясновидящая. — На сколько больше передали, настолько быстрее исполнится гадание. На несколько лет быстрее, — закончила она, и Вавакин пропустил мимо ушей это пророчество. — И цена выше…

От прилива чувств Вавакину хотелось поговорить с дамой, смутить ее своей родовитостью, что он оглы и со дня на день станет заде, и он не прочь пригласить ее в ресторан, но приятная во всех отношениях дама как-то исподволь и элегантно выжала его из кухоньки в коридор, где стоял наготове с его пальтецом и шапкой десантник, и Вавакин-оглы неожиданно для себя очутился в промозглой суете и темени. Настала реальность.

— Дай закурить, — напомнила она о себе тремя шалопаями с мрачными рожами без предупреждения.

— Я не курю, — ответил мерзавец Вавакин, отпрыгнув сразу на приличное расстояние.

— Ты чё, больной? — удивился один из шалопаев.

— Я депутат! — защитился мерзавец Вавакин. Про оглы смолчал. Но его вычислили:

— Оглоед…

Остальные захихикали. Вавакин предупредительно сунул руку в карман. Ничего там не было, ничего другого и не оставалось. Хихиканье напоминало вжиканье ножичков по точилу.

— Не подходите ко мне! — прикрикнул Вавакин. срываясь на фальцет. — Ответите перед законом!

Кому заливаешь, чучело? Депутат, — передразнили его. — Депутаты на «мерсах» катаются!

— И не по нашей улице!

— В Свиблово депутат не полезет!

Шалопаям было весело. Их боялись, а кружков по интересам давно не водилось.

— А вот я приехал! По делу! Депутатский запрос! А машина уехала! — от обиды и страха выкрикивал Вавакин. Для верности он отступил еще на шаг и завалился в траншею. Показалось, в тартарары. Ой как жутко стало от непредсказуемости!

Падение состоялось с малыми потерями. Ударился он локтем и затылком, и почудилось вдруг ни с того ни с сего, что на дворе девяносто восьмой год, лето, и сам он нежится на шикарных постелях. В темноте, которая стала на некоторое время союзником против шалопаев.

Союз длился недолго. Сверху посветили фонариком.

— Влип, депутат сраный? — спросили сверху въедливо и со значением. — Ну, бляха-муха, держись…

Хотелось выть от жути и беспричинной боли. Траншея стана разрытой могилой, чавкающей от предвкушения живой плоти.

— Я настоящий! Народный! почти выл мерзавец Вавакин. Трясущимися руками он кое-как достал удостоверение и сунул его в сноп света. — Нате! Нате!

Прошла вечность, прежде чем у шалопаев настроился процесс мышления, хоть и с ударением на первом слоге. Они поверили ему. Они не поверили себе, какое счастье привалило в этот вечер: живой депутат в яме! И все же наши шалопаи — лучшие в мире: забивать камнями народного избранника, суку и мерзавца, они не стали, чувство сочувствия взяло верх над низменным.

— Перемазался, гад, — участливо сказал один шалопай.

— Обделался, сука, — пожалел другой.

— А кликну-ка я отца, — оживил всех третий. — Он давно грозился всех депутатов перевешать!

— Точно! — поддержали его. — Всех надо с нашего дома позвать, пусть мерзавец траншею зарывает.

— А чё траншею! Пусть матери пенсию прибавит, отцу зарплату!

— А подвал у нас отняли? Качаться теперь негде… Пошли, всех позовем, будет ему встреча с избирателями!

— Пошли! — донеслись до Вавакина удаляющиеся голоса, и он отчетливо, может быть, в первый раз понял, что выпал ему козырной случай — и другого такого не представится — проявить свою прыть и с величайшей поспешностью не сделать ноги из этой разрытой специально для него могилы. Разом отошли в сторону спецмашины и спецпайки, счастливое гадание и грядущий успех, зато отчетливо прорезались нужные рефлексы: хватательный и бежательный. Умело, как альпинист-профи, не заботясь о маникюре на ногтях, английских ботинках и шведском пальто в елочку, мерзавец Вавакин-оглы лез к белому свету.

Он покорил свой Эверест с рекордным временем. Потом без передышки стартовал, спуртовал и сделал стометровку к шоссе за такое время, о котором и говорить не хочется. Не поверят.

Вообще мир немного знает смелых мужчин. Ганнибала со своим альпийским переходом, Суворова с альпийским походом, третьим стал мерзавец Вавакин со своим свибловским наездом.

Собравшиеся по тревоге люди из ближних и дальних ломов никого, разумеется, в траншее не нашли, хотя с лопатами, пилами и вилами добросовестно ощупали каждый сантиметр канавы. Даже участнику штурма Зимнего не повезло, а он так старался, так спешил на встречу с обычной скалкой…

1 — 2

Свинский случай с Вавакиным не повлиял на мирное течение вечера в гостинице «Россия». Несмотря на цены, ее рестораны ломились от алчущих, и хотя висела табличка «Мест нет», страждущие канючили любой номер за любые деньги.

В прежние времена, битком набитая лицами кавказской национальности и мордами по протекции министерств и ведомств, «Россия» неплохо прикармливала свою разномастную челядь от фирменных жриц любви до последнего полового заработками, чаевыми и объедками. С приходом демократии отлаженный ритм нарушился. Совсем не потому, что убавилось половой жизни и бурления кабацких страстей, но челядь стали обносить законным приварком, по их мнению, за незаконные услуги. И все из-за ввода ограниченного контингента депутатов демократической власти по безналичному расчету.

Внешне мерзавцы демократы выглядели бесполыми, будто бы в нескончаемых бумажках и заседаниях теплится их незаметная жизнь, а дряни от безналичных постояльцев выгребали больше, девок водили не своих, а бог знает с каких помоек, что оскорбляло достоинство российской челяди. Оно и понятно: но безналичному расчету даже в Африке не дают, а депутаты с наличкой расставались неохотно. Рядовой кавказец битую посуду оплачивал по цене ракет «стингер», за изувеченный унитаз платил как за танк, а депутаты за разор платить отказывались, еще и грозили разбирательством. Разбившись на группы и группки, они строчили возмущенные письма президенту о самоуправстве челяди, утреннее заседание в кортесах, то бишь в Верховном Совете, посвящали неизменно защите чести и достоинства депутата. Родился тогда премиленький документ, за который проголосовали единогласно: «Считать «Россию» вотчиной депутатов, проживание, питание и физические излияния их относить на счет светлого будущего». Столичная мафия крепко обеспокоилась. Состоялась расширенная сходка представителей всех мафиозных структур. и решение было категоричным: «Поскольку Россия знала две страшные напасти — татаро-монгольское иго и нашествие Гитлера, — третьей не допустить и спешно отстроить дома для депутатов». Главари кланов раскошелились, наняли расторопных прорабов и сами не считали за стыд потрудиться простыми каменщиками. Многие, к слову, выбились потом в прорабы перестройки и так позже рядились в фартуки благопристойных граждан, что сицилийцы диву давались. Им от рядового вора до солидного мэра за три шла не дойти, подобного Клондайка даже «Коза Ностре» не снилось.