Обладание - Мэдлин Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Живя в тени Клер, она имела немало возможностей наблюдать за тем, как мужчины вроде Аддиса относятся к женщинам, к которым испытывают настоящую привязанность, и как обращаются с теми, кто попросту привлек их внимание, — леди благородных кровей или простыми горожанками, женами свободных граждан или вилланов. Привязанность лишь в некоторой степени обуздывала врожденное желание рыцаря доминировать и владеть, подчинять и покорять. Мойра почти надеялась, что он изобьет ее, как того требовала толпа. После этого о чудесной ночи можно было бы с облегчением позабыть навсегда. Возможно, ей даже удалось бы пробудить в себе немного ненависти к нему. Она надеялась, что он поможет ей в этом, и, если вспомнить состояние, в котором находился Аддис, можно было рассчитывать, что он не разочарует ее. Единственный вопрос заключался в выборе средств, с помощью которых он захочет продемонстрировать свое главенство и заставить ее подчиниться.
Она намылила волосы, нырнула под воду, чтобы смыть пену, и высунула голову из воды как раз в тот момент, когда Джейн, подобрав с пола платье и сорочку, бросила их в камин.
— Нет!
— Он велел сжечь твою одежду.
— У меня больше ничего нет, все осталось в повозке. Теперь придется ждать, пока ее привезут.
— Я сейчас принесу одеяло. Будет немного жарковато, но все равно лучше, чем это тряпье. Оно даже для нищего не годится, вот что я тебе скажу.
— Вы не могли бы одолжить мне сорочку, только на сегодня? Я немного больше вас, но если она просторная, то, по крайней мере…
Джейн повернулась к ней, уперевшись руками в бока.
— Послушай-ка меня, дорогая. Ты можешь не слушаться своего лорда и сбегать от него, сколько тебе угодно, но это ваше личное дело, между ним и тобой. Я не видела его с тех пор, когда он был еще мальчишкой, но мне кое-что известно о лордах, и первая заповедь — это не сердить их. Куда нам с Генри деваться, если он разозлится и вышвырнет нас из дому? Если он приказал мне сжечь твою одежду, я ее сожгу. Пока он не велел дать тебе что-нибудь из моей одежды, ничего ты от меня не получишь. У меня и сорочек-то всего три. И вообще, как я вижу, твоя история может закончиться двумя способами. Или он побьет тебя, когда ты поднимешься, или воспользуется тобой; ни первый, ни второй случай не сулят моей сорочке ничего хорошего. Вряд ли она после этого останется целой.
Джейн могла бы и не напоминать столь прямолинейно о том, о чем Мойра отказывалась даже думать. Возможно, до этого дело и не дойдет. Все-таки она редко ошибалась, даже когда видела Аддиса и в более добром расположении духа.
Джейн принесла эль и хлеб.
— Подкрепись. Еда всегда помогает.
После еды Мойра действительно почувствовала себя немного лучше.
— Я тебе вот что скажу, — продолжала свою песню Джейн, протягивая ей старое полотняное полотенце. — Я вчера в саду нашла несколько ягод земляники. Так что, когда все закончится, приходи ко мне, и мы их съедим. И еще у меня мазь есть, так что если тебе сильно достанется, мы тебя вылечим. А теперь вытирайся и причешись. Вот гребешок. Или лучше я сама тебя расчешу.
Мойра опустилась на табурет и уставилась на обугленные останки платья. Джейн старательно работала гребешком. Прошло больше часа с того момента, как они приехали, но она сомневалась, что Аддис позабыл о ней.
Джейн принесла из дома одеяло, и Мойра завернулась в него. Под плотной шерстью ей стало немного спокойнее, купание и еда придали сил. Решив, что оттягивать решающий момент и дальше нет смысла, она выяснила у Джейн, как пройти в покои, покинула кухню и решительно зашагала через трапезную.
В покоях его не оказалось. Она произнесла безмолвную молитву благодарности. Решив подождать несколько минут, чтобы позже можно было с чистой совестью сказать, что она его ждала, Мойра вошла внутрь.
Комната больше походила на большую спальню. По крайней мере, одному стулу удалось спастись — Джейн и Генри не успели продать его, — и он стоял перед столом у выходящего на улицу окна. Остальная обстановка состояла из кровати под пологом, нескольких табуретов и сундуков.
Она тихо подошла к окну и посмотрела вниз на город. Ей вдруг захотелось снова очутиться в Дарвентоне, там, где ее знают. Лондон слишком велик, слишком шумен, слишком жесток. Однако она застряла в нем и, по всей видимости, надолго, отрезанная от того образа жизни, который когда-то вела. Она поклялась своему лорду не убегать.
Если отдать ему рубин и выкупить свободу, заплатив назначенную им непомерно высокую цену, будет ли это означать и освобождение от клятвы? Свободные женщины не убегают, они просто уезжают. И что потом? Оказаться свободной в этом городе, но без имущества, без денег? И как потом жить? Как она вернется в Дарвентон в одиночку, и если вернется, что за жизнь ее там ожидает? Дарвентон был подходящим местом для того, чтобы заботиться о Брайане и планировать собственное будущее. Но сможет ли она жить в старом пустом доме до конца своих дней, лишившись надежд, воплощением которых для нее всегда был маленький красный камень?
Вряд ли Аддис будет настаивать, чтобы она осталась при нем навсегда. Да, сейчас, когда в доме всего двое постоянных слуг, она ему пригодится, но в один прекрасный день это закончится. Возможно, со временем…
Посторонний звук ворвался в ее мысли. Резко обернувшись, она вздрогнула и отпрянула от окна, увидев стоящего в двери Аддиса. Она отошла от окна в тень стены, словно желая исчезнуть, раствориться, как она часто делала в прежней жизни.
— Ты не должна меня бояться, — произнес он.
«Должна», — подумала она отчаянно. Потому что заметила, с каким лицом он рассматривал ее, и этого короткого мига хватило, чтобы понять: если она не проявит максимальной осторожности, ей никогда не видать свободы.
Глава 10
«Ты не должна меня бояться», — сказал он, но она не поверила. Мойра перехватила его взгляд, когда он наблюдал за ней, и увидела глубинные чувства мужчины, которые не могло скрыть даже огромное облегчение от того, что она нашлась. Мойра плотнее закуталась в одеяло и вжалась в стену. Аддис учуял запах страха и с болезненным сожалением признался самому себе, что для этого у нее есть основания.
Последний час Аддис провел, пытаясь унять опасную бурю чувств, разыгравшуюся в его душе. День и затем ночь беспрестанного беспокойства о пропавшей Мойре, бурлящий гнев из-за ее побега, пребывание в доме в компании обитающих в нем призраков, без того якоря, коим являлось ее присутствие, ее близость; все это вкупе едва не свело его с ума. В самые гнетущие ночные часы ярость от ее побега вызвала к жизни жгучее воспоминание о том, как когда-то его покинула другая женщина. А когда он разыскал ее в тюрьме, гнев вспыхнул с новой силой: он понял, что Мойра предпочла подвергнуться публичному осмеянию, но не обратилась за помощью к нему.